Май не отвечал: он по привычке ждал, пока Николай Николаевич исполнит знакомую до боли партию.

– Ну что ж… Я, пожалуй, сыт по горло твоим эгоизмом. Найди себе нового управляющего – помоложе и посговорчивее… Удачи!

Май прикрыл глаза ладонью… Еще вчера он постарался бы успокоить разбушевавшегося директора, а сегодня… Ему почему-то было все равно, уйдет Стариков или останется: необычное ощущение… Равнодушие? Да нет, скорее раздражение постоянными капризами.

– Сядь! – приказал Май настойчиво и жестко. – Сядь и прекрати истерику.

Николай Николаевич выпятил глаза, нервно и возмущенно зажевал губу, но все же сел… Сел и хлопнул в знак возмущения ладонью по столу.

– Знаешь что, Ник… – Май называл его так лишь в редкие моменты непринужденного дружеского общения, – если ты не понимаешь смысла моих действий, это не означает их неверность и неуместность. Я больше не собираюсь оправдываться и заискивать перед тобой. Не хочешь работать – не работай, но только избавь меня от этих капризов… Нужны извинения – что ж, вот они… Извини, – и Май, не вставая со стула, отвесил резкий поклон.

А вот такого Стариков терпеть не собирался. Гнев и обида накрыли с головой, на мгновение отняв всякую надежду на понимание: ну каков наглец… наглец и фигляр! Если он считает себя небожителем и может вести… может вот так… может… Степлер сейчас был очень кстати, и рука директора сжала металлический предмет… Еще секунда – и он запустит его в этого… в этого наглого и неблагодарного… Раскрасневшееся лицо приняло выражение, как у бойцового пса перед схваткой… Но когда эмоции захлестнули разум, когда все человеческие и профессиональные функции перестали работать в прежнем режиме, когда больше не о чем стало говорить, да и не с кем, именно в тот момент, когда рука сжала метательное орудие, внутри что-то неожиданно надломилось и мягко хрустнуло под натиском гневной дрожи… Сработала резервная программа, дремавшая до поры, а теперь запущенная адреналиновыми перегрузками – такая есть не у каждого, а вот у Николая Николаевича Старикова была…

Расправив белоснежные крылья, сквозь пелену злости и обиды вырвалась на свободу мысль, остудившая в одно мгновение пожар безумия: «А ведь у парня проблемы!» Никогда Май не позволял такого жесткого обращения и такой циничности. Что-то произошло – что-то серьезное, плохое… И как же теперь… Бросить его? Оставить в самый трудный момент? Подчиниться требованию гордости и принципиальности или прислушаться к голосу сердца?

Директор покрутил в руках очки, подышал на стекла, протер мягкой тканью для лучшего обзора, надел… Пристально посмотрел на Мая…

– Что с тобой? У тебя неприятности?

Май ничего не ответил, лишь глубоко и длинно вздохнул, встал, подошел к столу, взял заявление, взглянул на озабоченного Ник Ника и медленно, не отводя взгляда от глаз директора, разорвал лист на несколько частей.

– Давай работать. Я позже все объясню. Мне действительно жаль, что заставил тебя переживать. Но сейчас… поверь, сейчас не лучшее время показывать характер.

Куски бумаги полетели в мусорную корзину, а Май без комментариев направился к выходу; у самой двери он остановился и, не поворачивая головы, решительно произнес:

– Я хотел бы занять официальную должность в фирме. Подумай, что можешь предложить.

Дверь захлопнулась, а Николай Николаевич остался сидеть с отъезжающей от удивления и неоднозначности ситуации нижней челюстью: это что было… кто это был?

13

– Что-то вы поздно сегодня, Вероника Владимировна.

Пустынина игриво закатила глаза.

– Голова требует отдыха, тело – движения.

Молодой человек понимающе кивнул.

– Будьте аккуратнее.

Вероника остановилась и, упрев руки в бока, с упреком окинула взглядом высокого широкоплечего парня.

«Интересно, какую функцию он выполняет в нашем доме? – подумала она, бесцеремонно разглядывая собеседника. – Консьерж? Слишком крепок и самоуверен для прислуги… Охранник? Слишком услужлив и болтлив…»

Она поймала себя на мысли, что никогда не озадачивалась ранее этим вопросом: сидит кто-то в просторном холле за стойкой и сидит… или стоит столбом на входе, приветливо щерясь жильцам и гостям.

Каждый день Вероника минимум дважды проходила мимо консьержей-охранников. Дважды в день она машинально здоровалась, прощалась и даже знала всех по именам (непонятно откуда), но никогда не обращала особого внимания на крепких молодых парней с приятной внешностью и хорошими манерами.

Вероника, чуть покачивая бедрами, направилась в сторону юноши. Она собиралась пробежаться в парке перед сном, но выглядела очень сексуально в облегающей спортивной форме, подчеркивающей все таинства и достоинства ее фигуры.