Шрифт:
– Когда Скальд собирался стать священником, я все думала, как буду бросать курить. Попадье же курить не пристало, – она кокетливо улыбается, с удовольствием затягивается.
Тусовочное прозвище Скальд – из той жизни, когда Чмутов снился не мне и ходил по морозу в шортах.
– Ты знаешь, что у него был православный период? Мы даже венчались в церкви.
Любопытно, она всем рассказывает про своего мужа или я так плохо скрываю интерес?
– Может, ты будешь рисовать или ставить любительские спектакли. У нас знакомая в сорок лет вдруг стала писать песни. Это сестра Родионова, Лиза, Скальд ищет ей спонсора.
– Лиза Каплан? Ей же все пятьдесят!
– Сорок три на самом деле, это она так выглядит. Скальд считает, она талантливее своего брата…
Обаятельная у него жена. И какая-то… будто желудь. Будто знает, зачем живет. Пытаюсь поторговаться: не сойдет ли за творчество авторский курс, лекции и задачи. Но у Ларисы другие цели:
– Мы подумываем насчет литературного кафе, это моя идея. Открыть кафе, где поэты читали бы стихи, собирались писатели и художники. Может, я себя еще проявлю.
– Ты хочешь еще себя проявить?!
Бог мой, какое лучезарное личико! Мне казалось, выйдя замуж за Чмутова, она вполне себя проявила. И у нее три сына: два от Чмутова и старший, студент.
– Я Игорю все твержу, что в старости буду писать мемуары. У меня же была благополучная жизнь, книга очерков, муж-бизнесмен – я все бросила ради Игоря! Он мое наказание за гордыню. Я ведь считалась вундеркиндом, я в пятнадцать лет в универ поступила! Потому и курить начала, на первом курсе, чтоб старше выглядеть. Я его уговариваю написать роман. Человеку скоро тридцать семь, а у него даже трудовой книжки нет! Тридцать семь лет – опасный возраст. Тридцать семь с половиной особенно. Если не следовать своему кармическому призванию, все что угодно может случиться, даже смерть. У тебя что-то случалось в этом возрасте?
– У меня? – подсчитываю, холодея. – Самое страшное. Мы как раз тонули. Всей семьей. Мне было чуть больше, а Лёне…
– Ну, тем более, вы же ровесники! – она удовлетворенно кивает. – Значит, жили не так, согрешили, зла пожелали кому-нибудь.
– Да ты что, Лёльке было полтора года! Лёня только купил машину…
– Вот видишь, купил машину. Он ведь пишет стихи?
– Ну и что? Не за счет стихов же он живет!
– А Скальд, представь, только так и живет, представь, только так! Пьюбис взял его в школу, это впервые, впервые он на службу ходит. Он пытался после института работать, по распределению, в сельской школе. Только представь, Скальд – в средней школе! Он не смог, сбежал, оставив записку. Трудовую там бросил, предпочел армию. Ирина, он же никуда не вписывается, всех пугает. О мухоморах всюду кричит, а я сама их пью как антираковое, по капельке. С нашей-то экологией. Я похожа на наркоманку?
– Нет, что ты! Ты – не похожа.
Она выглядит очень пристойно, и голос у нее мелодичный, ей бы на радио выступать. Или на телевидении, она хорошенькая.
– Игорь меня от стольких комплексов избавил! Все мои тайны всему городу рассказал. И мне о всех своих любовницах, представляешь? Ему ни разу еще девственница не попадалась!
Мне не хочется заглядывать в их постель.
– А что у меня на личном фронте?
– Смотри-ка, – она разглядывает чертежик, – у тебя пик сексуальной активности. Будь осторожней.
Куда уж осторожней – слаще того поцелуя во сне ничего не будет.
26
Весь вечер, вплоть до самого сна, надоедаю мужу рассказами о Ларисе.
– Она варит Чмутову траву, а к ней ничего не липнет! Лёнь, какая у нее осанка! Мы совсем разные.
– Не догадываешься почему? – он пробирается под мое одеяло. – Почему ты все время чем-то заляпываешься? Куда-то лезешь?
– Вот кто к кому сейчас лезет? Ну Лёнька! Ты хочешь сказать, что я такая из-за твоей могучей спины.
– Из-за моего могучего всего. Я помог тебе сохраниться.
– С нашим-то обжорством! Она тоже троих родила, а посмотри, какая стройная!
– Вот уж кто меня ничуть не привлекает! Зачем мне стройная? У меня вот что есть. И это, и вот это…
– О господи! Погоди. Ну не трогай! Я хотела рассказать тебе про гороскоп…
– Свет включить? Бумаги достанем?
– Лёня, ну когда мне еще с тобой поговорить!
– Говори-говори, я весь внимание, – он усаживается, скрестив руки на животе. – Только недолго, а то я засну.
– Она сказала, что в тридцать семь с половиной лет случаются катастрофы. А мы как раз тонули. Представляешь?
– Да уж… Но ведь не все же тонут.
– Только те, кто духовно не развивался.
– В тридцать семь? Александр Сергеевич Пушкин, например.
Лёня решительно на меня наваливается. Я пытаюсь освободить нос. Зачем я вообще болтала! Теперь он меня не подождет. Рассердился, устал уже ждать. Теперь или ссориться, или… Срочно пытаюсь что-то нафантазировать. Я молоденькая проститутка, а он старый аристократ. Я его обслужу, еще бы руки освободить. Или ноги. Освободить бы хоть что-нибудь. Нет, на старого аристократа это мало похоже. Нетерпеливый подросток. Крупный, пыхтит мне прямо в ухо – ничего, мы сейчас с этим справимся. Я томная тридцатипятилетняя дамочка, а он неопытный, шестнадцатилетний. Лето. Дача. Дом как у родителей, там по соседству родители Пьюбиса. Странно, я Пьюбиса там никогда не встречала. Пьюбис с Чмутовым парились в бане зимой. Мне Майоров сказал. Пьюбис с Чмутовым. С Чмутовым? С Чмутовым. С Чму-у-утовым. С Чмутовым, с Чмутовым… Надо же! Все.