Аналогичным образом термины «такт» и «тактика», которые у нас часто прямо смешиваются, филология вынуждена ввести в разные ингрессивные цепи: «такт» по точному смыслу — осязание, ощупывание, от латинского «tango» — касаюсь; «тактика» — строительное или организационное дело, от греческого «титтсо» — строю (например, дом или войско — в боевой порядок; отсюда же происходит «техсоу» — архитектор, а равно и «тектология»).

Таких примеров можно было бы найти гораздо больше. Они показывают, что ингрессия не только есть метод соединения, но может быть и методом разъединения, следовательно, также и дезорганизации. [111] Наша иллюстрация представляет один из простейших случаев критики. Но она типически рисует основной метод всякой «разрушительной» или «опровергающей», т. е. дезорганизующей познавательные комплексы, критики.

Предположим, что вы встречаете крестьянина, который по древней устной традиции продолжает думать, что кит — рыба, ингрессивно связывая представление о ките определенной, прочной ассоциацией с представлениями об окуне, щуке, карасе и проч. Вы считаете нужным «опровергнуть» заблуждение и повторяете то, что в свое время сделала эмпирически-научная критика. Вы указываете, что кит имеет млечные железы, легкие, теплую кровь и проч., как собаки, коровы, люди и другие млекопитающие; у окуня же, щуки и других рыб бывают жабры, холодная кровь, нет млечных желез и т. д. Другими словами, вы создаете ассоциативную связь между образом кита и образами собаки, кошки, лошади, т. е. ингрессивно объединяете его с иным, чем прежде, рядом представлений; в то же время разъединяете оба ассоциативных ряда, вызываете их расхождение в психике. При этом расхождении образ кита, теснее связанный с новым рядом, отрывается от старого, и цель критики достигнута.

Подобные же элементарные процессы мы найдем в основе всякой полемической, опровергающей критики, всякого «возражения» в беседе и проч. [112] Схематически они сводятся к тому, что некоторый комплекс, входящий в одну ингрессивную систему, связывается с другой и их расхождением отделяется от первой.

Но в этом общем виде схема приложима отнюдь не к одним идеологическим явлениям, а к огромной массе также и практических в области техники и социальной организации и, наконец, к бесчисленным стихийным процессам жизни и природы.

Вы хотите сорвать растение, ингрессивно связанное с почвой своими корнями: вы охватываете его рукой, создавая новое ингрессивное соединение, затем приводите руку в движение, которое удаляет ее от почвы; растение отрывается, оставаясь в ваших руках. Дантист, вырывающий больной зуб, действует аналогично, только новая ингрессивная цепь сложнее: рука — орудие — больной зуб. И когда каменщик ударом молота отбивает кусок гранита, метод остается тот же, потому что в момент удара молот и отбиваемый кусок образуют одну ингрессивно-механическую систему. Отделение золота от горной породы соединением его со ртутью соответствует в точности той же схеме и т. д.

Аналогичным образом отрывается человек от одной организации — семьи, хозяйства, секты, партии, вступая в другую, с ней расходящуюся в том или ином практическом отношении (пространственно или по интересам, стремлениям, миропониманию и проч.).

В мертвой природе схема новой ингрессии как условия для разрыва прежней применима не менее широко: и к водному течению, извлекающему камни из их ложа и уносящему их с собой; и к ветру, обрывающему листья деревьев или лепестки цветов; и к притяжению планеты, выделяющему ближайшие к ней тельца из роя метеоритов, и т. д.

В этом ряде иллюстраций мы взяли за начало одну из познавательных, филологических связей и получили из нее путем отвлечения схему, применимую на всех ступенях бытия. Действуя так, мы имели в виду, между прочим, наглядно показать, насколько свободен тектологический анализ в выборе своего исходного пункта. Очевидно, что этим пунктом мог бы послужить любой из затронутых нами сейчас примеров или им подобных в какой угодно области опыта.

В математических операциях ингрессией пользуются на каждом шагу. Известная аксиома о равенстве двух величин, порознь равных третьей, есть, как мы говорили, просто элементарная формулировка ингрессивной связи по отношению к величинам: третья величина есть посредствующее звено цепной связи между двумя первыми. В различных доказательствах теорем, решениях задач и проч. введение промежуточных звеньев — не только в смысле равенства, конечно, а в смысле вообще функциональной связи — практикуется постоянно: в геометрических построениях — вспомогательные линии, в интегрировании — вспомогательные новые переменные и т. п.

Математическое равенство величины двух комплексов, например двух тел, не есть — надо заметить это — непосредственная связь между самими комплексами; оно есть связь их познавательных характеристик, связь понятий о них. Мы можем сказать, что число жителей такого-то города равно числу километров расстояния от Земли до Луны; это значит, что как ни разнородны взятые комплексы: один — социальный, другой — чисто пространственный, но если мы известными, строго определенными методами составляем понятия о них, то в обоих понятиях окажется нечто общее — в данном случае одно и то жр численное выражение. Одна познавательная характеристика будет 385 000 жителей, другая — 385 000 километров; общая часть — численная схема 385 000. Предположим, что оба комплекса — социальный и астрономически-пространственный — изменяются: в город приезжают новые люди; Луна благодаря пертурбационному влиянию планет отдаляется от Земли. Изменения, как видим, также совершенно разнородны и в их конкретности несравнимы; однако и после них число жителей города может оставаться равным числу километров расстояния, например если то и другое возросло на 100 своих счетных единиц. Это случай, выражаемый аксиомой, что если две равные величины подвергнуть одинаковым изменениям, например прибавить к ним поровну, то равенство не исчезнет. Как ни мало общего между сотней туристов и сотней километров пустого эфира, но численная часть познавательных характеристик благодаря тем и другим изменилась для обоих комплексов одинаково и по-прежнему может совпадать: ингрессия не разрушается. То же относится ко всякой ингрессии: то, что служит связкой двух комплексов, остается связкой между ними, если для обоих изменяется одинаково; например, винт и гайка продолжают подходить одно к другому, если их нарезку сделать в одинаковой мере шире или глубже; два куска материи одного цвета не потеряют цветовой общности, если одинаково слиняют, и т. п.

Всякая познавательная характеристика бывает лишь частична и приблизительна, ибо всякий реальный комплекс, к которому она относится, бесконечно сложен для познания своей конкретности. Частичны и приблизительны всегда поэтому и математические выражения величин комплексов. Если бы они были абсолютно точны, то никогда не получилось бы самой идеи количественного равенства. Мы принимаем расстояние между центрами Земли и Луны в 385 000 км; оно обозначается шестью цифрами. При этом фактически не только доли километра, но и целые километры и десятки километров в счет не идут: они «в пределах возможных ошибок вычисления». Если бы расстояние было определено с точностью до микронов, оно обозначалось бы пятнадцатью цифрами; при абсолютной точности потребовалось бы бесконечное число цифр. Число жителей города может, по-видимому, быть установлено вполне точно; однако это лишь потому, что мы произвольно принимаем за одинаковые единицы для нашего счета комплексы, заведомо не только разнородные, но даже несоизмеримые: личность взрослого человека, безличное существо новорожденного младенца, разложившуюся личность впавшего в детство старика, гениального мыслителя, идиота, атлета, карлика и т. д. Измерение и счет порождены практически-организационными задачами и не имели бы смысла, если бы не были только приблизительными: каждая величина развертывалась бы в бесконечное выражение и оставалась бы индивидуальной, а потому не могла бы служить орудием установления связей — познавательных или практических. Степень приблизительности или точности количественных определений всегда и зависит от конкретных задач, для которых они предпринимаются.