— Здесь говорится: от пятнадцати отнять семь, — проговорила Гейл.

— Восемь, — сразу же ответил попугай.

* * *

Гейл с трудом подавила огромное желание повернуться к камере и завизжать от радости. Она спокойно перевернула страницу, на которой был написан следующий пример.

— Так, дальше. От двадцати трех отнять девять.

Сколько останется? — Четырнадцать.

— Очень хорошо! А теперь…

— Ты мне обещала, — сказал Жерар.

— Я тебе что-то обещала?

— Да, ты мне обещала, — подтвердила птица. — Ты знаешь…

Он имел в виду ванну.

— Ах да, — вспомнила Гейл. — Обязательно, но чуть позже. А сейчас…

— Ты мне обещала! — угрюмо твердил попугай. — Хочу купаться.

— Жерар, сейчас я покажу тебе следующий пример и спрошу тебя: сколько останется, если от двадцати девяти отнять восемь?

— Надеюсь, они смотрят, — проговорил попугай странным тоном. — Они увидят. Они увидят, и они узнают, и они скажут: «Ведь и слепой прекрасно видит — она и мухи не обидит».

— Жерар, сосредоточься. Если от двадцати девяти отнять восемь, сколько останется?

Жерар раскрыл клюв, и в этот момент послышался звонок в дверь. Гейл находилась близко к птице и поэтому сразу поняла, что это проделки попугая, иначе она непременно бросилась бы открывать дверь. Он идеально имитировал любые домашние звуки: звонок в дверь, верещание телефона, звук воды, спускаемой в туалете.

— Жерар, ну пожалуйста!

Попугай изобразил звук приближающихся шагов и даже скрип половицы, а потом проговорил голосом ее мужа:

— Отлично выглядишь, крошка! Я по тебе скучал!

— Жерар… — начала она.

А птица уже говорила женским голосом:

— О, Ричард! Как давно тебя не было! Тишина. Затем — звук поцелуя.

Гейл, окаменев, смотрела на попугая, а тот, почти не раскрывая клюв, продолжал воспроизводить звуки и голоса. «Как магнитофон», — подумалось ей.

— Мы одни? — спросил женский голос.

— Да, — ответил голос мужа. — Парень вернется из школы не раньше трех.

— А эта?…

— Гейл на конференции, в Женеве.

— Значит, в нашем распоряжении целый день? Ой, как здорово!

Снова звуки поцелуев. Шаги двух пар ног. Пересекают комнату. Ее муж:

— Хочешь что-нибудь выпить?

— Возможно, позже, малыш, а сейчас я хочу только тебя!

Гейл развернулась и выключила видеокамеру.

— А теперь ты меня искупаешь? — спросил Жерар. Она посмотрела на него.

Хлопнула дверь спальни. Скрип пружин кровати. Женский визг, смех. Снова заскрипели пружины.

— Перестань, Жерар, — попросила Гейл.

— Я знал, ты захочешь это узнать, — ответил попугай.

* * *

— Ненавижу эту гребаную птицу! — сказал ее муж поздно вечером. Они находились в спальне.

— Дело не в этом, Ричард, — сказала Гейл. — Ты можешь делать все, что угодно, но только не в моем доме. Не на нашей кровати.

Она уже сменила простыни, но, даже несмотря на это, не могла заставить себя не только сесть на постель, но даже подойти к ней. Она стояла на противоположной стороне спальни, у окна, из-за которого доносился шум парижских улиц, оживленных даже в этот поздний час.

— Это случилось только один раз, — проговорил Ричард.

Гейл ненавидела, когда муж врал ей.

— Да, я помню, когда я была в Женеве. Может, спросить Жерара, были ли другие разы?

— Не надо, не втягивай в это птицу.

— Были… Были и другие разы, — сказала она.

— Ну извини! Я очень сожалею! Довольна? Что ты хочешь от меня услышать, Гейл? — Ничего. Я хочу, чтобы ты так больше не поступал. Я хочу, чтобы твоих шлюх не было в этом доме.

— Хорошо! Замечательно! Так тому и быть! А теперь можем мы прекратить этот разговор?

— Да, — сказала она, — можем.

— Ненавижу долбаную птицу!

Гейл подошла к двери, но, прежде чем выйти, повернулась и произнесла:

— Если ты к ней хотя бы пальцем прикоснешься, я тебя убью.

— Куда ты уходишь?

— К черту.

* * *

С Йоши Томидзу она встретилась в его квартире. Их связь началась год назад и после некоторого перерыва возобновилась в Женеве. В Токио Йоши ждали жена и ребенок. Осенью он собирался возвращаться туда, так что вскоре им с Гейл предстояло расстаться.