Но этот метод явно не работал. Он давал обратный эффект и заставлял близких мне людей ещё больше раздражаться из-за меня и моих проблем с едой и телом. Поэтому я решила, что пора становиться новой, нормальной, спокойной Кэролайн. Мне нужно было успокоиться настолько, чтобы даже не думать о еде и, следовательно, почти в ней не нуждаться. Вот мой девиз: буду есть как можно меньше, но при этом не сходить с ума! Я стану есть всё, но… понемножку. Ну, знаете, как нормальный человек!

Я решила полностью погрузиться в проблему с питанием и изображать спокойствие, даже если это и ложь. Я решила создать впечатление, будто я нормально относилась к еде (хотя я даже не знала, что такое нормальное отношение). Именно этого от нас и ожидают в обществе: чтобы мы усердно трудились, но делали это легко и непринуждённо. Работайте без остановки над телом, над карьерой, над отношениями (с детьми в том числе, если вы родитель), но делайте это так, чтобы всё выглядело просто. Работайте, работайте больше, но только не показывайте, насколько это трудно.

Попытка «почти не есть, но относиться к этому спокойно» провалилась настолько, что в итоге в театральном лагере я объелась сладостями, испытала гипогликемический шок и лежала на полу перед постановкой музыкальной комедии «Seussical». Пока я лежала, не в силах пошевелиться, медсестра положила мне в рот арахис и ждала, когда в крови нормализируется сахар. Вот такое у меня вышло успокоение.

Что ж, похоже, мой метод не работает. Видимо, придётся вернуться к диетам. Я просто не стану никому о них рассказывать.

К одному из моих симптомов СПКЯ можно было причислить редкую менструацию, а иногда и полное её отсутствие. Или… это был симптом постоянных диет? Прекрасный вопрос, который мне никогда не задавали! Я и не подозревала, что безостановочные, навязчивые диеты способны повлиять на гормоны и привести к исчезновению месячных. Получается, я вредила организму тем, что должно было помогать. Впрочем, определить, что вредило больше – еда или её отсутствие, – тоже не представлялось возможным.

Сначала я сидела на низкоуглеводных диетах. Начала я с диеты Аткинса, и я могу сказать, что несколько месяцев она довольно хорошо работала… пока я снова не начала срываться. Затем я попробовала диету Южного пляжа, низкоуглеводный и низкожировой вариант.

Диета Южного пляжа разбивалась на «фазы», и на более поздних этапах предполагалось добавлять по чашке цельного зерна или ягод (в день). Однако до этой части я ни разу не доходила, потому что срывалась уже через несколько недель, и мне приходилось начинать всё сначала. Соблюдая диету Южного пляжа, я тоже сбрасывала достаточно много (пока не срывалась).

Мне всё время казалось, что после срывов я была обязана начинать сначала, только на этот раз подходить к вопросу более серьёзно. Диеты ведь работают, верно? Мне просто следовало укрепить силу воли, снова стать худой и навсегда сохранить вес. И как только я это сделаю, я влезу в бюстгальтер нормального размера и смогу носить нормальную одежду. Вуаля! Всё просто. Это же полезно для здоровья, Кэролайн. Все это делают! Главное – начать!

Если бы я похудела и перестала объедаться, гормоны пришли бы в норму, а кожа стала бы безупречной. А потом, когда у меня появились бы хорошие зубы и, возможно, новый нос, я бы стала красивой. Казалось очевидным, что красота – это ответ на все вопросы: на повседневное счастье, на актёрскую деятельность, на тревогу, связанную с выступлением. Ведь красивые ни о чём не волнуются! Всё кругом станет проще простого!

Когда в попытке похудеть я начала заниматься спортом, я в одиночестве бегала по обочине, пока проезжающие мимо мужчины сигналили и кричали в окно вещи сексуального характера. Я даже не помню, что они говорили: слова настолько меня шокировали, что запоминать их не хотелось. Обычно в машине находились два человека. И было очевидно, что их слова – не лесть, а угроза. Демонстрация власти. Я же обвинила во всём свою грудь. Не будь у меня груди, я бы не столкнулась с подобной ситуацией. Конечно, это не совсем так, но я всё равно так считала. Следующая мысль: будь я худой, грудь стала бы меньше, и никто не стал бы меня обижать. Мне казалось вполне оправданным, что похудение поможет обрести безопасность. Меня автоматически начнут уважать. Вот такая ерунда вбивается в головы пятнадцатилетним подростками: худоба означает безопасность и уважение, а полнота или грудь – нет. Я поняла, что как только ты обретаешь формы, тебя тут же объективируют. Трудно выразить, насколько это страшно – чувствовать, что твоё тело – это объект, который можно рассматривать и комментировать. У вас пропадает над ним контроль, и тогда вы пытаетесь контролировать то, что можете, – диету.

Я считала, что, похудев, я не только окажусь в безопасности, но и стану похожа на этих девушек… в шерстяных юбках, в высоких кожаных сапогах, с худыми ногами, с лоснящимися волосами, гладкой кожей и красивыми зубами. Я буду похожа… на модель, светскую львицу 1960-х годов из Лондона. Вот к чему я подсознательно стремилась. Я хотела выглядеть и чувствовать себя элитой. Всё это существовало в журналах и на телевидении. И поэтому, ещё до того, как у меня появилось хоть какое-то критическое мышление по поводу моделей, элитарного маркетинга и отретушированных до неузнаваемости рекламных снимков, мечта казалась достижимой только в том случае, если я буду придерживаться диеты, похудею и навсегда останусь стройной.