В чем же кит видит смысл своего существования? Это необычайно серьезный вопрос, выводящий нас далеко за пределы зоны комфорта.

Я уже чувствую, насколько мы уязвимы, находясь здесь, насколько зависимы от множества стихий. Наша открытая девятиметровая лодка перегружена снаряжением и людьми: четыре аспиранта, охваченных любопытством и жаждой приключений, и с ними Шейн Геро. И еще я. Мы движемся на юго-запад через мелкие ветровые волны, которые становятся все сильнее. А наш капитан, Дэвид Фабиан, здоровенный кариб с дредами и зычным голосом, относится к здешним морям чрезвычайно серьезно. Мне определили место у наветренного борта, и вскоре я вымок до нитки. Я знаю, что капитан таким образом устраивает мне проверку, и я не собираюсь доставлять ему удовольствие, оборачиваясь и бросая на него хмурые взгляды. Мне случалось бывать в воде похолоднее и встречать людей похуже. Я думаю, если я сейчас вытерплю налетающие на меня соленые волны, это станет залогом, что дальше мы с капитаном поладим.

Тем временем Шейн кричит: «Мы и поверить не могли!» Меня окатывает еще одной волной, и он продолжает: «Тогда, в первый месяц, я действительно начал видеть в кашалотах личности. Это было совершенно потрясающе». Он рассказывает мне о его первом опыте здесь, в карибских водах у побережья Доминики.

Вскоре на нас налетает жутковатая на вид стая – несколько десятков больших птиц, размашисто и мощно двигающих заостренными черными крыльями. Фрегаты. Научное название – великолепные фрегаты. Паря в воздушных потоках, они выглядят неприятно и даже зловеще, как пираты. Впрочем, сказать по правде, они и есть пираты. И они действительно неприятные. Хотя в великолепии им не откажешь.

А внизу, под этими крылатыми пиратами, воду прорезают черные плавники, похожие на дельфиньи. Мы останавливаемся. Одна из птиц зависает в воздухе и ловко выхватывает кальмара прямо из-под носа плывущих громадин.

Я не могу опознать, чьи плавники вспарывают море, разгоняя кальмаров, но Шейн определяет их с ходу. Род Pseudorca, малые косатки. Действительно, они куда меньше своих «настоящих» тезок. Одна за другой малые косатки делают вдох и исчезают, и мы понимаем, что их здесь примерно два десятка. Длинное жирное пятно на воде подсказывает нам, что мы только что упустили возможность понаблюдать за весьма успешной охотой. Косатки лениво бороздят это пятно круглыми черными головами – точь-в-точь люди после плотного завтрака, которые совершенно не в настроении мыть за собой посуду.

Прежде чем мы пускаемся дальше, Шейн наклоняется ко мне со словами: «Поверь, это хорошо, что он тебя облил». – «Да, – киваю я, – знаю». – «Теперь он немножко успокоится».

И мы продолжаем. И он продолжает.

Тот, кого мы ищем, – это самое что ни на есть классическое морское чудовище: кашалот, архетипический кит из людских фантазий. Библейский Левиафан, проглотивший Иону, сокрушитель китобойного судна «Эссекс», неуловимая полумистическая добыча, что свела с ума капитана Ахава. И в древних мифах, и в реальной жизни, и в художественных вымыслах этот кит больше всех прочих поражает воображение. Почти никем не виданная, но всем известная своей свирепостью огромнейшая в мире зубатая тварь – и мы всеми силами ищем способ подобраться к ней как можно ближе.

Многие столетия люди видели в китах воплощение самых разных вещей. Они олицетворяли собой торговлю и труд. Приключение. Деньги. Опасность. Традицию и гордость. А еще свет и пищу. Они были сырьем, как железная руда или нефть, из которого можно производить много всего. И в силу этих причин киты воспринимались как добыча, мишень. Люди готовы были видеть в них все что угодно – кроме собственно китов. Чтобы видеть вещи такими, какие они есть, нужно смотреть на них честно.

Мы, сидящие в этой лодке, ищем подлинное существо, живущее своей подлинной жизнью. Лучше прочих млекопитающих приспособленные к обитанию в водной среде, киты ведут свое происхождение от наземных зверей, которые начали постепенное возвращение в море 50 миллионов лет назад. Научное название китообразных, Cetacea, происходит от греческого слова, которое буквально означает «морское чудовище».

Кашалоты – единственные уцелевшие до наших дней представители семейства кашалотовых, Physeteridae, возраст которого насчитывает более 20 миллионов лет. Еще дюжина китов, когда-то принадлежавшая к этому семейству, давно канула в небытие. Левиафан – последняя струйка некогда мощного потока, который питал воды океанов на изобильной Земле в дочеловеческие времена.

Но сейчас, в эти дни, мы с ним оказались современниками. И я очень надеюсь, что в ближайшие недели, при немалом содействии Шейна, нам удастся сократить пропасть между нашими видами. Я настойчиво ищу встречи, которая позволит мне не только увидеть Левиафана своими глазами, не только понаблюдать за кашалотами, но и, отбросив все стереотипы, по-настоящему проникнуть туда, где они живут со своими семьями, дыша одним с нами воздухом на границе наших миров. Я понимаю, что жду чуда и для встречи с ним оказался в самом лучшем месте – на мокром твердом шарике, кружащем по третьей по счету орбите вокруг звезды под названием Солнце. Это место, где чудеса даются так легко, что мы частенько пренебрегаем ими. Да, знаю, в такое трудно поверить. Но мы продолжаем.

В нескольких километрах позади нас, в той стороне, где сейчас взбирается на небосклон солнце, изумрудной зеленью отливают крутые склоны вулкана. Древний остров Доминика дополняет дугу из нескольких вулканических островов, которые закрывают Карибское море своими западными берегами, подставляя восточные Атлантическому океану. На севере с Доминикой соседствует Гваделупа, а к югу через пролив виднеются вершины Мартиники. Их склоны, наверху заросшие джунглями, продолжаются и под водой – океан словно подпирает эти острова своими синими плечами.