Шрифт:
– На самый высокий холм в Городе Дождей.
– Халявщик. И где такой найдешь на нашей-то равнине?
– И все же одна высота у нас есть. Боишься, слишком далеко для твоих костей?
– Смотри, не ной потом, чтобы я взял тебя на багажник, когда станет темно и завоют волки.
Отец шутливо вильнул в сторону Андрея, подрезал его и вернулся на свою линию. Юноша рассмеялся и ушел в сторону.
Это был чудесный день, вернее, его остаток. Приключения, брызги солнца, свежий ветер и раскачивающаяся спина отца на расстоянии вытянутой руки от тебя. Приятное утомление в ногах. Купленные в попавшемся по дороге магазине хлеб, сыр и колбаса – все это они смели с большим аппетитом и запили холодной водой из фляги. Дороги с потрескавшимся асфальтом и парковые аллеи, песчаные заброшенные лесные просеки. Мелькающие сосны и березы, папоротники, случайные прохожие, светофоры, гудящие автомобили, летящие листья.
Когда они достигли вершины холма, запыхавшиеся и довольные, солнце уже медленно ползло к горизонту. Город Дождей просматривался как на ладони, но он был слишком огромен, чтобы можно было разглядеть отсюда его границы.
Этот день не должен закончиться. Андрею хотелось схватить солнце за лучи и вытянуть на середину неба. Он вдруг испугался, что оно уйдет и не вернется. Конечно, не насовсем, но так часто бывало в Городе Дождей: солнце исчезало за пеленой плотных бледных облаков, исчезало на целые месяцы. Оно грело где-то там, наверху, но его все равно что не было.
Трава еще была зеленой, ласточки чертили в небе знаки, дул южный ветер.
Ничто не предвещало холодов, и не хотелось думать о том, что скоро наступит зима и в Городе Дождей начнутся четыре месяца темноты. Четыре месяца испытаний человека на прочность. Четыре месяца поисков солнца внутри себя, потому что солнце на небе всегда будет скрыто тучами и смогом, а ночь будет длинна, как мировой змей, заглотивший собственный хвост.
– Такое ощущение, что сегодня закончилось лето, – тихо сказал Аладдин, не отрывая взгляда от панорамы Города Дождей. – Что же теперь делать?
– Крутить педали назад, – ответил отец и похлопал его по плечу. – Едем домой.
«Мой дом в другом месте. Я не хочу домой».
Аладдин сел на велосипед и понесся с горы, рассекая воздух.
«Вернуться в плохое место, чтобы сделать его лучше».
Может быть, глупо, но он снова подумал о ковре-самолете…
II. Первый месяц темноты
Время года неизвестно.
Мгла клубится пеленой.
С неба падает отвесно
Мелкий бисер водяной.
Фонари горят, как бельма,
Липкий смрад навис кругом,
За рубашку ветер-шельма
Лезет острым холодком.
Саша Черный
«Будьте обходительны с зубрилками и ботаниками. Не исключено, что вскоре вы будете работать на одного из них».
Билл Гейтс (из советов выпускникам)
Землеройка
Люба долго смотрела на геркулесовую кашу. Она взяла ложку и потыкала ею в кусочек сливочного масла. В горячей жиже желтый кубик растаял, и вокруг него появилось янтарное озеро. Края кубика стали округлыми, блестящими, и масло медленно погрузилось в густое варево.
Люба вспомнила, как две недели назад папа возил ее в край голубых озер. Там солнце, садившееся за лес, очень было похоже на это масло.
– Мам, а можно мне шоколадку?
– Съешь кашу. Шоколадка с собой в школу.
– Я не хочу в школу.
– Я тоже не хочу на работу, но ведь собираюсь.
Мама накрасила перед зеркалом нижнюю губу, и Люба удивилась, как она это делает: умело и быстро.
– Ты очень красивая, мамочка.
– Спасибо, радость моя. Кушай, времени нет. Ты тоже у меня красивая.
– Не! У меня скобки.
– Ну и что?
Люба взяла ложкой комочек каши и попробовала его языком на вкус. Потом пристально разглядела и вернула в тарелку.
– Мам, а давай, ты не пойдешь на работу, а я в школу?
– Люба, ты же так спрашиваешь меня каждое утро и знаешь, что я отвечу.
Мама взяла позвякивающие висячие сережки и, приоткрыв рот, продела их в уши.
Люба посмотрела на свое отражение в окне и увидела там то ли девочку, то ли мальчика двенадцати лет, с пушистыми волосами до плеч, на ощупь как солома. Она улыбнулась, закатив глаза, и подняла верхнюю губу, обнажив стальные скобки, – собственная гримаса очень рассмешила ее.