В коридоре хлопнула дверь, и вошла Зоя Ивановна.

– С добрым утром, Ваня, – она приоткрыла дверцу духовки, принюхалась к чему-то. – Сегодня тот же рецепт, только не с корицей… Хлеб-то совсем засох.

– После завтрака схожу.

– Как спалось?

– Хорошо, спасибо. Засиделся вчера, конечно…

– День-то тяжелый был, – понимающе кивнула тетя.

Однако тревожный взгляд выдавал ее истинные мысли. Иван Ильич опустил глаза и принялся с удвоенным усердием жевать бутерброд. Зоя Ивановна уселась напротив и наклонилась к нему.

– Ты не пил бы лучше.

– Тёть Зой! – он отодвинул чашку. – Только не начинай, а!

– Конечно, с Васей вы посидеть любили и меру всегда знали, но только одному не надо, пожалуйста.

– Да с чего ты взяла вообще?

– С чего? – она с усмешкой вскинула аккуратно выщипанные брови. – Ты сейчас не прямо в кухню пошел из комнаты, а сперва к вешалке свернул. Уши-то у меня на месте. Стало быть, прятал что-то. А что ты от меня в пятьдесят с лишним можешь прятать, если не бутылку?

Иван Ильич почувствовал, как пылают его уши.

– Тоже мне, мисс Марпл, – выдавил он. – Почему бутылка-то сразу? Почему не любовное письмо или контрабандные наркотики?

– По кочану… Скучновато живешь для этого. Не пей один, Вань.

– Я больше не буду.

Зоя Ивановна чмокнула покорного племянника в макушку и вышла. Из духовки потянуло ванилью и подогретым силосом, причем последний аромат явно побеждал. Иван Ильич быстрее закончил завтрак и отправился в магазин.

Лавка Мурашовых располагалась в центре деревни, выше по склону. Кузьминична вела учет, принимала и отпускала товары, ругалась с должниками и договаривалась с ревизорами. Ее супруг тащил на себе все остальное.

Стены магазина были выкрашены остатками охры, растащенной местными с закрытого после перестройки консервного заводика. Зачем на пищевом производстве понадобилось столько краски, осталось неизвестным: последний директор успел приватизировать бизнес и тут же уехал во Владивосток, где благополучно исчез.

На крыльце магазина примостился с папиросой Иннокентий Мурашов.

– Доброго денечка, – Иван Ильич обменялся рукопожатиями с хозяином. – А меня вот тетка за хлебом послала. В тот раз не было. Свеженького не завозили?

– Этот завезет, – протянул с ненавистью Иннокентий.

В начале девяностых, когда Мурашовы только начинали предпринимательскую деятельность, он сам ездил закупаться в райцентр, а то и во Владивосток. Но постепенно на большой земле самоорганизовался крупный бизнес, оптовики назначили своих экспедиторов, и деревенским лавочникам осталось только сбывать товар. Из серьезного бизнесмена мужик превратился в не пойми что при магазине. И заскучал. И запил.

Своего «заместителя» – молодого водилу из райцентра – Мураш считал заклятым врагом, хотя тот едва ли догадывался, какие страсти по нему кипят в самой отдаленной из приморских деревушек.

– Жаль. Дома уже шаром покати.

– Логистика, – задумчиво пробормотал Иннокентий, затянувшись папиросой. – Попробуй у Лизки спросить – может, чего и заныкала.

Иван Ильич зашел в магазин, прикрыл за собой дверь и, никого не увидев, на всякий случай все же сказал:

– Здорово, Кузьминична. Что с хлебушком?

– Прошлогодний, – прогудела хозяйка из-под прилавка.

Эту шутку она вполне серьезно повторяла перед покупателями третью неделю. Одиозный районный экспедитор до сих пор не вышел из новогоднего пике. Ассортимент не обновлялся с конца девяносто девятого. Обычное дело на праздниках.

В этом году Кузьминична могла выдать что-нибудь поостроумнее, вроде «миллениальный», но она не стремилась никого впечатлить. Кому надо, возьмет и черствый хлеб, а кто брезгует – пусть дома печет. Благо народ в приморских деревнях пуганый и потому запасливый.

– Жаль. Ну, давай один, помягче. И «Студеного» бутылочку… – он положил сотню на прилавок и, пока хозяйка отсчитывала сдачу, спросил: – А вы как? В себя пришли?

Рука Кузьминичны дрогнула, рассыпав немного мелочи – признак высшей степени волнения.

– Придешь тут в себя, всю ночь снился, зараза. Как живой! И ведь накануне только его видела, – пробормотала она. – В магазине, да еще в окошко, когда ужин грела.

– На реку шел, что ли? – насторожился Иван Ильич.

– Ну, да, – Кузьминична подвинула покупки к краю прилавка и спросила: – А Зоя Ивановна что, не печет разве?

– Все больше сдобу, за хлеб не берется… Когда ж этот гад просохнет-то?

– Собиралась Назаренку на него натравить – склад-то уже пустой, считай. Вот и пригласила вчера, а тут вон что. И погуторить не успели.