Смесь горечи с виной убивает не хуже никотина, но я сижу в тачке и жду, когда мелкий подаст знак. А если его не будет? Ломиться во все квартиры?

Чтоб тебя, а?!

Сжимаю руль, не отводя взгляда от здания. Телефон разрывается от звонков, но я даже на экран не смотрю, потому что знаю, кто вдруг вспомнил, что у него есть сын.

Выдыхаю, когда вижу три вспышки света в одном из окон, и откидываюсь на спинку сиденья. Мысли убивают, а перед глазами рана на лбу. Твою мать!

Хочется разнести к чертям лицо бывшего друга, который наверняка знает о том, что творится в жизни подружки, но ни черта не делает.

Снова даже пальцем не шевелит!

Так оставлять ситуацию нельзя. Беру телефон и набираю номер Янкевича.

— Малой, я же тебе сказал, что еще не знаю точной даты. — Бросает недовольно вместо приветствия.

— Я не поэтому звоню, — сглатываю противную слюну, потому что не могу избавиться от гадкого чувства, которое ужом вертится в грудной клетке, — помощь твоя нужна.

— Как интересно, — выдает на выдохе, — не телефонный разговор, так понимаю. Приезжай.

— Уверен, что это нужно? — Спрашивает Олег, когда мы пакуем отчима Лики и везем за город. — Нет, он упырь, не спорю. Только как бы хуже не сделать. Может, в опеку дать сигнал?

— Чтобы мелкого забрали? Не вариант. — Стучу пальцами по панели и слежу за дорогой, которая хорошо видна, ведь листья с деревьев практически опали. — Таких только кнутом, пряник не предусмотрен.

— Хорошо, ты только в руках себя держи. Мальвинка? — Зовет девушку, которая сидит на заднем сиденье его машины. — Все помнишь?

— Да, Олеж. Все помню. Молчать и делать, как скажут. Я не тупая. — Пищит она, а я усмехаюсь тому, как она театрально закатывает глаза.

МХАТ по ней плачет. Мы сворачиваем на небольшую полянку, и Олег глушит мотор. Сжимаю кулаки, а Янкевич поворачивается и стучит по баранке.

— Может, все-таки к ментам? Знаешь, дерьмо не трогай, и вонять не будет. — Он усмехается, а я отрицательно качаю головой. — Я подсуечусь. Только не знаю, Кабан в городе или нет.

— Сейчас нужно что-то делать, а наши службы без пинка с места не сдвинутся. — Привожу ему веский довод, после чего он кивает.

— Верно, но мое предложение в силе. Погнали. — Выбираемся из тачки и достаем придурка из багажника.

— Что за беспредел?! Совсем что ли с катушек съехали, пацаны?! — Орет с идиотской улыбкой на губах. — Вы меня с кем-то спутали.

— Нет, не спутали. Ты не ори. — Янкевич ставит его одним ловким движением на колени, а я выхожу вперед. — Голова болит.

— Да вы чего, парни?! — В глазах у пьянчуги явный страх, особенно когда я наклоняюсь.

— Конструктор где?

Всего один вопрос, а у меня кровь закипает. Хочу просто бить, пока кровью не захаркает, а останавливают лишь голубые глазища. Отец все-таки. Не простит меня малой.

— Где. Конструктор? — Цежу сквозь зубы, а этот недалекий улыбается.

— Так, ты чтоль подарил?

— Бинго, — самообладание медленно улетает в трубу, и я хватаю его за грудки, — где конструктор?

— Да, у Лысого в лавке. Так бы стразу и сказал, а то в лес… — Мямлит мужик, переводя взгляд с меня на Олега. — Ребят, вы чего? Ну продал. Трубы горели.

— Трубы горели, — повторяет за ним Янкевич, а я смотрю на бедолагу без отрыва, стараясь запомнить, как выглядит жалкий ублюдок, — Мальвинка, твой выход!

— Что? — Растеряно говорит отчим Лики, а я киваю Олегу, который подходит со спины и зажимает мужика так, что он и пошевелиться не может. — Ребята, вы чего творите?! За какой-то конструктор… Э-э-э, зачем это? — Спрашивает, когда я беру его руку и задираю рукав до плеча.

— Не сопротивляйся, а то вену проколет. — Цежу сквозь зубы и морщусь от омерзения, представляя, как эта тварь бьет Лику.

Внутри все клокочет от одних только мыслей, и я крепче сжимаю плечо, пока та самая Мальвинка грациозно достает жгут и перетягивает его выше локтя.

— Пациента успокойте, а то могу не попасть. — Говорит, поднося шприц, предварительно спустив с него воздух.

— Что за… — У мужика лицо белеет, когда игла приближается к вене.

— Не бойся не сдохнешь. — Янкевич усмехается, а Мальвинка мастерски ставит укольчик.

— Вот и все. — Девушка хлопает бедняге по щеке и уходит, виляя бедрами.

Олег отпускает пациента, а я не сдерживаюсь. Четкий удар правой, и урод лежит на земле, потирая лицо пальцами.

— Малой, ну сколько раз говорить, — кривится Янкевич, пока я часто дышу, тщетно ловя успокоение, — бить надо, чтобы следов не оставалось. Забыл?