И тут впервые приоткрывается интрига. Вопрос из зала:

– А как будем выбирать?

Ответ:

– Как обычно.

– То есть?

– По правилам.

– По каким?

– По известным,- отвечают из президиума, уже чуя подвох.- Для избрания требуется 50 процентов плюс один голос.

– Нет, братцы, так дело не пойдет!

Тот, кто произнес эти слова в решающий момент, на самом деле и произвел революцию на Пятом съезде.

Это были Борис Васильев и Сергей Соловьев. Они выбежали на сцену оба одновременно - Соловьев с багровым лицом и бледный, как полотно, Борис Васильев.

– Нет, братцы, так дело не пойдет!
– кричал Соловьев еще на пути к трибуне.- Мы только что с вами проголосовали за численный состав - 213, давайте этим и ограничимся, сколько бы там ни было кандидатов! Проходит тот, у кого больше голосов, остальные вылетают! Ставлю на голосование!

Роковая минута. Сейчас зал проголосует: 213 вместо 244 - и 31 человек окажутся за чертой. И все прекрасно знают, кто именно. Знает президиум, и знает зал.

Последняя попытка спасти положение: кто-то из президиума ссылается на устав. Там сказано: 50 плюс 1.

Сережа Соловьев - в микрофон:

– А что такое устав? Кем он принят? Съездом! А мы с вами кто? Съезд!

И Борис Васильев срывающимся голосом:

– Хватит быть рабами!
– под овации зала.

Вот в эту минуту исход съезда и был решен.

Нахожу записи в дневнике: без конца звонит телефон. Михалков Сергей Владимирович. С чего бы это? Мы не так уж коротко знакомы.

– Объясни, старик, за что они прокатили Никиту?

– Это необъяснимо.

– То есть?

– Не поддается объяснению.

– А Бондарчука?

– Это еще можно объяснить.

Пауза.

– Послушай, это же они советскую власть захлопывали!

– Да, похоже на то.

– А все эта галерка, вот кто мутит воду! Эти мальчики и девочки! У нас в июне съезд писателей, надо бы не пускать на балкон!

Саша Калягин. Из театра, со спектакля "Так победим", в гриме Ленина, как он сам объяснил.

– Что вы там себе напозволяли? Говорят, бунт?

Звонят друзья из Ленинграда. Из Тбилиси. Слышали по "голосам". "Бунт советской интеллигенции". "Прецедент, который может иметь продолжение". "Первые свободные выборы в СССР" - это слышал уже я сам.

И еще: "Низы меняют верха, а не наоборот, как было до сих пор..."

Знал ли Горбачев? Предвидел ли? Нет, конечно. Не знал и не предвидел, в этом я уверен. Был поставлен перед фактом. Но принял его мужественно и артистично, как всегда.

Месяца через два, на встрече с писателями, он заявил, что одобряет наш съезд, а когда кто-то пожаловался, что там, мол, у них была "пена", ответил, что "пена" действительно имела место, но как раз тех, кто сеял смуту, съезд и прокатил на выборах, и правильно сделал.

Годы спустя я прочел в "Литературке" извлеченный из архивов ЦК КПСС секретный документ - протокол заседания Политбюро от 26 июня 1986 года - о ходе работы только что открывшегося съезда писателей СССР. Члены Политбюро во главе с Горбачевым решают, кого поставить во главе Союза писателей, то есть, разумеется, "избрать" на съезде.

– Если т. Марков не пройдет, то можно пойти на т. Залыгина. Но он в годах, силенки маловато. Наверное, все-таки крен нужно держать на т. Бондарева.

Это - реплика Горбачева. Обратите внимание на лексику: "можно пойти" на такого-то. От них зависит!

Дальше Горбачев обращается к заместителю председателя КГБ:

– Филипп Денисович, какое ваше мнение?

Ответ Ф. Д. Бобкова:

– Если распространятся сведения об ориентации на т. Бондарева, то его могут не избрать. Так что этот факт преждевременно огласке не предавать.

Михаил Сергеевич согласен:

– Да, не следует ставить Бондарева под удар.

А? Каково! Это уже после нашего "одобренного" съезда. Они все еще назначают: того или этого! Генерал КГБ, тонкий знаток литературной жизни, предупреждает цинично, но правильно, что "пойти" на такого-то следует осторожно, "огласке не предавать", а то ведь не изберут!

И после этого кто-то еще может утверждать, что сам Горби и инициировал Пятый съезд? А я слышал нечто подобное не только от тех несчастных, кто помешались на кознях ЦРУ, но, случалось, и от людей здравомыслящих. Послушать их, что уж такого особенного: Горби вел страну к демократии, к правам человека, а кинематографисты оказались тут как тут. Проявили, так сказать, разрешенную смелость.

Да полноте. Почитайте секретный протокол. Ни о каких "правах человека" еще не шло и речи. Права не дают, права берут, как заметил наш пролетарский классик.