Иноземцев, высунулся узнать причину всеобщего веселья и не разделил его. Ординарный профессор-хирург сообщил, что непременно напишет письма своим знакомым в университете.

— Только не тем, которые чахоткой страдают, — внёс я пожелание.

Сколько за зиму к нам приехало туберкулёзников — не передать словами! А ещё прибывали с любострастными болезнями и прочие заразные из числа интеллигенции и «уважаемых людей». Впору было запаниковать и закрыть всех в изоляторе. В Александровке гостиницу временно перепрофилировали под этот заразный, но состоятельный контингент. Отец Нестор с крестьянами провёл ликбез. И поскольку приезжали господа обычно на санях по реке, то в Александровке всех встречали с инструкциями, мылом и карантином.

Батюшка в удобной карете на полозьях, запряжённой тяжеловозами, сновал из одной деревни в другую со скоростью экспресса. Всем с туберкулёзом он вещал, что помочь им может сухой, жаркий климат, кумыс и молитвы, конечно.

С теми, кто имел «любострастные» болячки, дела обстояли не так просто. Лёшке приходилось лично ездить и консультировать. Иноземцев не отставал и вскоре тоже неплохо раздавал указания. В первой половине девятнадцатого века тот же сифилис ещё не имел устрашающих масштабов распространения. В основном им страдали офицеры, их семьи и небольшая часть рядового состава.

От князя Голицына пришло письмо отцу Нестору с просьбой попытаться локализовать эту болячку. Батюшка, умница, и без наших советов отреагировал правильно, послав князя… В смысле написал, что это вообще-то грех и наказаны люди по заслугам. В переводе на простой язык: «Идите, уважаемый, на фиг». Тему соответствующих проповедей батюшка читал с середины зимы, налегая всё больше на гигиену.

Неожиданно пригодились фанатики, такие как Фёдор. С ними не только отец Нестор, но и Алексей подробно беседовал. Убедившись, что «санитары» чётко запомнили симптомы заболеваний и кого в Перовку категорически не пускать, я немного успокоился. Оказалось, зря.

Вам когда-нибудь доводилось встречать истинных фанатов? Не поп-звезды, а кого-то более значимого? Нет? Я сейчас поясню, что это такое. В двух словах — полный звиздец! Мало того что они безоговорочно верят своему кумиру, они ещё и корректируют любого, кто не соответствует «нужному калибру».

— Бля… бля-я-я… — выразил Лёшка своё мнение насчёт того же Фёдора.

А ведь этому фанатику ещё вторила группа крестьян во главе со Степаном. Ладно, у нас с десяток гостей неожиданно провалились под лёд Самарки, но и после стали находить «внезапно умерших».

— Фёдор, ты совсем ополоумел?! — рычал я на этого недоумка. — Хочешь, чтобы здесь Третье отделение прописалось?!

— Грехи… — бубнил этот ненормальный.

— Словом божьим вразумляй! Словом! — орал я, не забывая хлестать веником Фёдора. — Отправляй всех с любострастыми болезнями обратно и не вздумай никого душить!

Фёдор буркнул что-то неразборчивое. Помогло или нет, не знаю. В Александровке я ещё раз напомнил гостям, что батюшка от любострастной заразы не лечит. Впрочем, как и от большинства других. Пророк он, пророк!

На самом деле какие-то простые болезни удавалось лечить при помощи травяной аптеки. Зимой в школе провели несколько уроков по лекарственным растениям и как их применять. Новое поколение моих крестьян было вполне адекватным. Эти сами ходили, собирали и сушили травы, затем сами их применяли и успешно сбывали пришлым, получая неплохую для крепостных прибыль.

Именно в Александровке крестьяне первыми начали выкупаться. Цену я не задирал, брал по пятьдесят рублей за мужика. Столько же за дом, но дом продавал в рассрочку. Аренда земли обходилась деревенским всего рубль в год. Меня вполне устраивало наличие свободных крестьян. За исключением стариков, в Александровке все работали если не на заводиках, то при гостинице или на другом обслуживании гостей.

Пахотных земель здесь, считай, и не было. С огородами привычно справлялись бабы. По этой причине я не видел резона удерживать крестьян в крепостных. Они же никуда не уходили, зато стали свободными, что было мне выгодно.

Куроедов правда пытался рассказать, как я не прав. В ответ показал ему цифры. Зачем мне барщина, когда с наёмного работника я получаю в результате больше. А ещё напрягало то, что раз в два года приходилось выбирать крестьян для отправки в солдаты. Поверьте, морально очень трудно решать так кардинально чью-то судьбу. Потому чем меньше у меня будет крепостных, тем меньше я должен отдавать мужиков в солдаты. Тем более моя земля так и оставалась моей.

К концу весны 1840 года в Александровке остались только пожилые крепостные крестьяне. Этих я как хозяин должен был поддерживать и формально содержать. На самом деле за ними деревенское общество приглядывало. Да там и не было одиноких стариков. К тому же я для всех находил посильную работу, приносящую не только мне доход.

Наконец-то в наших местах наступило временное затишье. Мы с Лёшкой смогли вздохнуть и уделить время стройкам. Мой друг сменил статус холостяка и временно поселился с молодой женой в Скворцовке. Гундоровы выразили неудовольствие по этому поводу, но уступили под напором фактов. Алексей обещал, что отстроит достойное поместье для семьи. Вот прямо только выберется из кровати новобрачной и побежит лично дом строить.