Проваливаюсь в сон, а просыпаюсь, чувствуя вибрацию телефона. Он не умолкает.

— Черт! — выругавшись сонным голосом, резко встаю с кровати.

Рома звонит. Неужели свекровь уже что-то наговорила?

Я не принимаю вызов. Семь пропущенных, два сообщения.

— Черт! Черт! Черт!

Дрожащими пальцами тычу в экран. Хочу прочесть смс, но в то же время понимаю, что я не соберу себя в кучу после его слов. Любопытство убивает.

«Алена, ответь. Пожалуйста».

«Алена. Где ты? Мышка, не могу тебя нигде найти. Я все знаю. Мама звонила. Ты уехала, но не сказала куда. К бабушке не пошла, к подругам тоже. Пожалуйста, сообщи мне, куда пропала. Я переживаю. Обещаю не давить на тебя. Просто сообщи, где ты».

Переживает он, видите ли...

Я тебе не верю, Рома. Если уж ты обещаешь не давить, значит, о беременности твоя мама промолчала. Если бы ты знал, то не стал бы писать так мягко. «Мышка» или же «пожалуйста». Почему бывшая свекровь не заговорила? Интересно. Но странно.

Снова звонит, и в этот раз я сама вырубаю звонок. Коротко пишу, что со мной все отлично. И что не нужно надоедать. Не нужно меня искать. Это лишнее.

Он мне не муж. Пусть за меня волнуются родные, а не чужие.

«Ты у Леры? Я тебя найду, Алена. Жди меня».

Черт! Кто же там говорил, что не будет давить? Опять ты врешь, Рома. Не изменишься никогда.

Я вздрагиваю даже на короткий стук в дверь. Лера приоткрывает ее, увидев меня, сидящую на краю кровати, улыбается. Заходит в комнату.

— Доброе утро, лентяйка. Проснулась? Нам к врачу успеть надо. Она ждет нас через час, — говорит подруга, присаживаясь рядом. — Эй! Что случилось? Почему такая грустная?

— Рома звонил. И сообщения писал, — нервно сглатываю.

— Угу. Я в курсе, — равнодушно пожимает плечами.

— Прости? — я в недоумении. — Откуда?

— Рамиль только что с ним разговаривал по телефону, — неожиданно заявляет Лера.

— Я надеюсь, вы не пытаетесь нас помирить? Или что-то вроде того? Лер, вы единственные, кто у меня остался. Но если так со мной поступите...

— Нет, Алена. Мы ничего подобного делать не собираемся. Сам накосячил, сам пусть исправляет ситуацию. А ты вставай. Спускайся завтракать, а потом в больницу. Не грусти, — мило улыбается, заправляя прядь моих волос за ухо. — Все отлично будет. Любит он тебя безумно.

Лера оставляет ребенка со свекровью. Сто раз благодарит ее за помощь. А я умом понимаю, что после родов мне не на кого будет положиться...

В больнице оказываемся вовремя. Подруга не сводит с меня глаз, заботится как о родном человеке. В голове не укладывается, что стало бы со мной, если бы ее с Рамилем не было в моей жизни.

Пока мы ждем врача, я сильно задумываюсь. Лера сжимает мое плечо в знак поддержки, несмело улыбается.

— Я знаю, о чем ты думаешь. Хотела бы, чтобы он был рядом, верно? Это невыносимо больно. Мечтаешь и мечтаешь... А когда приходит время, любимого рядом нет, — глубоко выдыхает. — Но я уверена, что все скоро наладится. Предательство простить сложно, Алена, я не отрицаю. Однако еще сложнее не прощать и жить притворяясь. Вести себя так, будто ненавидишь его. Хоть и в глубине души понимаешь, что безумно любишь...

— Нет, Лер, — качаю головой. — Простить не вариант. У Рамиля были причины сомневаться в тебе. А тут...

— Не нужно так категорично, — кладет руку на мой живот и гладит его. — Не забывай, что ты беременна. Носишь под сердцем его малыша, милая. Каждый день он перед твоими глазами будет, — тихо смеется подруга. — Представь себе. Темные глаза. Густые черные волосы и брови. Обнимать будешь и целовать. Его вспоминать...

Улыбка сама собой расплывается на моем лице. Черные волосы, брови, глаза... Рома, как же ты все испортил... А ведь я действительно мечтала о своместной жизни. О детях...

— Алена?! — доносится женский голос. Голос, который хлеще пощечины врезается в меня. Оборачиваюсь в надежде, что это не та, о ком я думаю. Но это она. Анна собственной персоной. — Ты что, беременна?

Меня не волнует ее вопрос. Меня не интересует ничего. Мне всего лишь больно... Ведь она не одна, а с мужчиной... Боже, как же больно. Лучше бы я не видела эту картину!

РОМАН

— А-а-ах! — бью кулаком в стену что есть силы. Не проходит. Эта тупая боль в области сердца не умолкает. — Идиот! Идиот! Как ты мог?

Рычу, как бешеная собака, потому что не понимаю самого себя. Как я, сука, мог так поступить с Аленой? Как я умудрился поверить Сереге? Как я мог отдать свою Мышку чужому человеку? Как? Как?!

— Успокойся, — Кирилл отталкивает меня от стены, в которой появились несколько узоров, смахивающих на паутину. — Таким образом ты ничего не вернешь, Рома. Успокойся, млядь! Угомонись!

— Ты не понимаешь...

— Чего я не понимаю? Да, ты накосячил. Жалеешь. Только... Бейся головой об стену. Вены себе порежь. Или застрелись. Что потом? Тебе будет легче? А Алене? Что с ней станет тогда, Ром?