Всласть настрадавшись, женщина принялась за уборку – пылищи вокруг как снега в тундре, нужно навести марафет. Смахнув на пол пару папок, Марианна уставилась на небольшую картонную коробочку. Чернила потускнели, но надпись читалась довольно хорошо: «Ван Гог. Ушная раковина. Фр.». Что такое «фр.» Марианна не знала, а вот имя… Кажется, она его где-то уже слыхала. Поддев ногтем край картонки, она вытряхнула на клеенку ошметок кожи.

Ухо. Перед ней лежало ухо. Судя по всему, человеческое. Потыкав в него ручкой метелочки для пыли, женщина боязливо дотронулась до предмета пальцем. Теплое… или ей показалось? Оставив объект покамест лежать на столе (притрагиваться к нему ей больше не хотелось), Марианна продолжила уборку.

Смеркалось, ночь натягивала темные чулки теней на окружающий интерьер. Вновь поддавшись воспоминаниям, Марианна присела за кухонный стол. Появился платочек, потекли женские слезы. Не сдерживая своих чувств, она запричитала. Нечто сбоку шевельнулось… Женщина остановила соленый поток и застыла на стуле.

В тени что-то дернулось.

Кусочек плоти, извлеченный из коробочки, немного пошевелился. Разыгралось воображение? Марианна склонилась над ушной раковиной. Понимая, что выглядит полной дурой, женщина шепнула в кожаный лоскут пару слов. Ухо чуток сжалось, точно сократившееся в груди сердце… Женщина отпрянула, чуть не сломав шею. Долго она не могла собраться с духом и подойти к столу. Но потихоньку, бочком, она все же вернулась к столешнице.

Ухо лежало недвижимым. Набравшись смелости, женщина подула в ушко. Ничего. Она медленно придвинула стул и тихонько села… А потом ее как прорвало. Слова вылетали из нее, точно смазанные маслом. Речевой фонтан бил, не смолкая. В этот кусочек человеческой плоти она высказала все, что лежало грузом на сердце. Не стесняясь, она выдала все секреты их с Димкой жизни, все интимные подробности…

Словесный брандспойт поутих, крантик завинтили. Выдохнув, Марианна посмотрела на ухо. Оно слегка поблескивало, словно выступил пот. Пересилив отвращение, женщина осторожно уложила ухо в коробочку. Пускай полежит, отдохнет. Господи Иисусе! До чего она докатилась – разговаривает с неодушевленными предметами! Однако на душе у нее больше не скреблись кошки, она чувствовала потрясающее облегчение.

Последующие дни Марианна рассказала уху всю канву своей жизни. Перекладывая его из коробочки на стол, она ворковала с ним дни напролет. Потом до нее дошло, что Ван Гог, возможно, ее не понимает. Фамилия иностранная, может, грузинская. Или же… «Фр.» на коробочке – это, наверное, «Франция»! Осененная догадкой Марианна принялась рыться в поисках переводчика с французского (смартфон, в котором был голосовой, она забыла на квартире).

Найдя словарь, женщина устроилась перед ухом поудобнее: теперь они станут ближе. Беседы отныне велись на ломаном французском. В ход пошли сплетни, личная жизнь звезд, пошлые шутки… А однажды остановившаяся перевести дух Марианна заметила, что ухо даже покраснело. И все же чего-то в этой идиллии не хватало. Не хватало обратной связи. В общем, собрав багаж, женщина вознамерилась выехать во Францию – она хотела найти Ван Гогу рот.

Доктор Рубинштейн откинулся в кресле. Все-таки преинтересная книжонка. «Психоз» Роберта Блоха. Этот Бейтс занимательный тип. А его фамилия – намек на место убийства. Прекрасно задумано. Автор словно играет с читателем в некую словесную игру. При этом некоторые моменты в романе повторяют более ранний рассказ писателя «Голодный дом»…

Сестра Маккартни вырвала его из размышлений. Возведя очи к портрету Фрейда над электрическим камином, доктор Рубинштейн с трудом удержался, чтобы не шлепнуть сестру по пятой точке. Не сейчас. Может, попозже, как это было у них заведено. Да, придется опять повернуть старика Зигмунда лицом к стене. Положив бумаги на стол босса, Маккартни поколыхала из кабинета.

Алоизиус Рубинштейн взял принесенные документы. Ага, это о новом пациенте. Неизвестный, который прибыл недели две назад от доктора Шафраника. Редчайший случай, можно сказать, уникальный. Пройдясь по комнате, доктор Рубинштейн посмотрел на мощеный внутренний дворик клиники через чисто вымытое окно. Никаких решеток. Его клиенты не будут смотреть на мир сквозь прутья клетки. Таково было профессиональное кредо Алоизиуса Рубинштейна. И в комнате новенького этих штук тоже не было. Новичка разместили под самой крышей, на четвертом этаже…

Рубинштейн лично пришел проведать пациента. Необыкновенное происшествие. Шафраник, с которым он был на короткой ноге, говорил, что неизвестного мужчину нашли в полях фермеры. Тот вел себя весьма причудливо… Вот тогда человека решено было привезти сюда, в «Ясени».

Немало дней ушло на оформление документов, кое-какие согласования. Но когда все было сделано, Рубинштейн не пожалел о потраченных усилиях. Он помнил первую встречу с вновь прибывшим. Тот лежал в больничной кровати, постоянно извиваясь всем телом, причем при передвижении пациент не пользовался руками. Выгибая спину, мужчина ползал по матрацу, иногда странно застывая. Сестры пытались кормить его кашей, но безуспешно. Зато когда принесли салат, клиент набросился на него с пугающей жадностью…

Отметив про себя, что надобно сказать Шульцу чтобы подмел двор, Рубинштейн продолжал вспоминать. Спустя какое-то время поведение неизвестного изменилось: теперь он принялся создавать из одеял нечто вроде домика или убежища. Он складывал простыни, сворачивал их, скручивая наподобие большого футляра. В это время он отказывался от еды, перестав даже пить…

Вчера все «работы» были завершены. Доктор Рубинштейн сквозь специальный глазок наблюдал, как неизвестный заворачивается в свои ткани на манер мумии. Алоизиус чувствовал: что-то должно произойти, нечто назревает. И вот сегодня сестра Маккартни передала ему, что в «саркофаге» наметилось движение. Похоже, пациент собирался вылезать из своего «домика» на белый свет.