– Что у тебя за голос, Варя? – возмущенно спрашивала она. – Что ты орешь под балконом, как иерихонская труба: «Ма-ма!»? Как дверь скрипучая. Вот посмотри, как Оленька Синицына маму зовет, словно колокольчик звенит, а ты…

Мать качала головой и, тяжко ступая, шла на кухню. Варя потом неустанно репетировала перед зеркалом, как надо звать маму с улицы, только с каждым разом выходило все хуже и хуже.

– Варька, ты что на себя надела? – спрашивала мать уже у старшеклассницы Вари. – Колготки какие-то страшные, юбка. У тебя ноги кривые, разве можно в колготках? На-ка, штаны мои надень, давай-давай, не ерепенься…

И Варя не ерепенилась. Натягивала синие, сильно поношенные спортивные штаны и шла в школу. В восьмом классе, перед летними каникулами, мать ее подстригла. Сама.

– Ишь, еще чего, к парикмахеру! Что тут стричь-то, – бубнила она, деловито орудуя ножницами. Длинная русая Варина коса сиротливо валялась на полу. – Вот! Каре! – мать удовлетворенно оглядела свою работу. – Коль! Коль! Иди посмотри, – позвала она отца.

– Ну скажи, так же лучше? И на лето не жарко.

Варя стояла, опустив голову, и молча глотала слезы. В зеркало смотреть не хотелось.

– Дура ты, Райка… – тихо сказал отец и вышел, хлопнув дверью.

Варя все лето не снимала кепку. Стыдно было перед друзьями. К сентябрю волосы немного отросли и получилось собрать хвостик. С ним она и пошла на линейку в девятый класс.

Чужое мнение шло с Варей по жизни рука об руку. Когда ей исполнилось шестнадцать, она закончила школу. Одноклассники ушли гулять на пруд с ящиком шампанского и грандиозными планами на жизнь. Варя медленно плелась домой, понимая, что мать не одобрит загула, и размышляла, как странно все устроено в жизни. Пока ты маленькая, на тебя влияют родители. Ты зависишь от них во всем, начиная от одежды и заканчивая выбором друзей. Подрастая, знамя перенимают учителя, они точно знают, хорошая ты или плохая, правильно поступила или нет. Они даже наперед знают, что из тебя получится. Вот из Валерки Игнатенко, Вариного одноклассника, толка точно не будет, он все время на уроках что-то чертит в тетради, рисует, высчитывает. И совсем не учится. Классная так и сказала: «Быть тебе, Валера, дворником. Никакие знания в голове не держатся». А ей, Варе, пророчат светлое будущее. Оно и верно, Варя девочка хорошая, в компаниях допоздна не гуляет, с мальчишками не водится, на лавке у подъезда до ночи не сидит. Учительницей Варя будет, точно! И классная руководительница, и мать так решили. Прекрасная профессия.

Но волею судеб поступила Варя все-таки в Менделеевский. На химика. Мать отговаривала, мол, не та профессия, иди в педагогический. Варя соглашалась. Даже документы подала, но в день экзамена свалилась в обморок в метро. То ли от нервов, то ли от недоедания. Накануне экзаменов кусок в горло не лез. В Менделеевский набор все еще шел, и Варя подала документы и туда. На экзамене набрала высший балл.

– Химиком, значит, будешь? Ну-ну… – отреагировала мать.

Химиком Варя стала и даже вполне успешным. Но время было неудачным. Руководители Вариной необъятной родины решили, что наука – это пустая трата времени и денег из казны. Такое было у них мнение. Наука развалилась как класс, чужое мнение сломало не только Варину жизнь, но и отбросило развитие страны на много лет назад. Варя пошла в косметологию. Тетка, родная сестра матери, пристроила. Варю не спрашивали.

– Там, Варенька, платят хорошо, диссертацию напишешь. А вообще, это будущее, коммерция расцветает, скоро ваша продукция хорошо продаваться будет. Завтра в девять будь любезна подойти в отдел кадров, они все оформят, – сказала как отрезала тетя Катя.

Варя не спорила. Косметика действительно продавалась. Варя, как хороший технолог, нравилась руководству. Ее ценили. И платили немало. Обязали, правда, выглядеть соответствующе. В расцвет капитализма к ним в институт стали все чаще наведываться журналисты, и на интервью всегда выставляли Варю. Ухоженная, тоненькая, с длинными волосами, она воплощала собой образец женственности. То, что нужно, для продвижения косметики на рынок.

А потом Варе встретился Он. Ей было тридцать два, ему без года пятьдесят. Он – успешный владелец сети обувных магазинов, с огромным особняком на Волге и квартирой на Патриарших. Влюбился как мальчишка. Встречал с работы, носил на руках. Выполнял любую прихоть. На работе стали шептаться: «Такой старый, к чему он ей?» Мать смотрела волком, обзванивала сестер, Вариных теток, умоляя вразумить бестолковую. Даже лучшая подруга и по совместительству соседка Вари, Жанна, закатывала глаза и томно тянула:

– Ой Ва-а-арь, не знаю… как ты детей то от него рожать будешь? Дед ведь уже почти.

Впервые в жизни Варя стоически переносила давление со стороны. Пыталась сделать так, как хочет сама. А она больше всего на свете хотела быть с ним. Она не была влюблена так, как пишут в книжках, когда ни спать, ни есть. Она была просто по-женски, абсолютно с ним счастлива. Этот человек не навязывал свое мнение, не учил жить, не диктовал правила. Он просто был рядом и старался сделать все, чтобы Варе было хорошо.

Варя давно жила отдельно. Квартира досталась ей от бабушки. Имея восемь внучек, бабушка Маша четко постановила: квартиру – Варьке. И точка. Бабушка давно умерла, но благодаря ей Варя была обладательницей маленькой двухкомнатной квартиры без балкона в панельной девятиэтажке. Повесив на кухне плотные изумрудные шторы и полностью сделав ремонт, она превратила неказистое жилище в произведение искусства. Квартира была солнечной и теплой. Варя ее очень любила. Он приходил к ней именно туда.

Как-то воскресным вечером они сидели на кухне, наслаждаясь чаем. Он принес торт, Варя испекла пироги. В этот момент раздался звонок домашнего телефона. Взяв трубку, девушка побледнела.