– Здесь стало не безопасно. Операция лазутчиков Ордена чуть не обернулась неудачей. А для нас – закончилась плачевно.

– Что за Орден, о котором ты говоришь?

– Мы оттуда родом. Тебе все расскажут. А сейчас надо бежать.

– О боже. Так что же произошло?

– Вот, держи, – дрожащей рукой мама протянула мне нательный крестик. – Пока ты спала, я нашла его в лесу.

Я сжала в руках серебряную цепочку и словно вспыхнуло обжигающее зарево света, я увидела…

Ночь, лес, пурга. Снег кажется синим под призрачным сиянием двух лун: серебристого диска, освещавшего землю ночами испокон веков и меньшего, зеленоватого Орбуса. Вьюга воет, поднимая снежинки над землей, мчась на встречу бегущему человеку.

С ветвей деревьев за ним пристально следят множество пар сверкающих глаз. Туча закрывает диск полной Луны, а тусклый свет Орбуса, не способен хоть сколь-нибудь рассеять темноту. Лишь факел в руках несчастного освещает дорогу, заставляя размытые тени плясать в безумном танце. Порыв снежного ветра гасит спасительное пламя. Мужчина падает, неуклюже пытаясь удержать равновесие. Вороны слетают с веток и сливаются в силуэт монстра, весь вид которых подобен насмешке над человеческим обликом.

– Ты думаешь, тебе удастся успеть? – хриплым, голосом, лишь едва раскрывая клюв, прокаркало чудовище.

Беглец в ответ не вымолвил ни слова.

– Даже не пробуй! Тебе не добраться до лагеря! – Монстр рассыпается на сотни птиц, которые массивным градом налетают на мужчину. Короткий крик растерзанного отозвался эхом в холодном беззвучии леса.

Движущиеся по небесному своду тучи освобождают ночное светило. В лунной синеве обрывается неровный след человека. Странный, отстраненный, мужской, холодный голос пронесся у меня в голове:

Зимний холод, мелкий снег, темный вечер.

Веет вдоль лесных дорог быстрый ветер,

Ты бежишь сквозь ночь, сквозь страх, сбивая ноги,

Вдруг споткнешься, упадешь в огне тревоги.

Но жизнь идет, как снег течет несомый ветром

Над полотном дороги, невесомым пеплом.

Душа пуста... нет... холодна, замерзла от тоски,

Морозный холод душу сжал дыханием в тиски.

Душа замерзла, чуть дыша. Пронзенное летящим снегом,

Остыло сердце в тишине, под обреченным небом.

Душа нелепые надежды, усыпляет холод ветра.

Безмолвен лес ночной, как каменная Петра.

Он стал свидетелем того, как в тишине я

Упал, и жизнь моя сгорела, пламенея.

Снежинки падали на усыпальницу надежды,

Снежинки падали шурша на ткань одежды,

Окутывая белой невесомой шалью.

Мой пепел ветром унесло в неведомые дали.

От человека не осталось ни следа.

* * *

– Это же Андреас! Бедный дядя. Его последний стих… Да найдет его душа упокоения на небесах.

– Я нашла крестик, где след обрывался, когда пыталась догнать его. Это все, что от него осталось. Поспешила к схрону. Охотники уже побывали там, я отправилась следом, в надежде помочь захваченным лазутчикам освободиться. Конь изнывал, но мы домчались…

* * *

Трое мужчин, нервно оглядываясь, бегут по лесу. Там, в некотором отдалении от деревни, среди зарослей тёрна скрывались приземистые овин, дровяник и два стога сена. Никто не знал, что под сараем, сколоченным из горбыля, скрывалась землянка-схрон. Тайный люк был прикрыт поленницами.

– Здесь сидите, – наказал Иван своим спутникам, затворил лаз, прикрыв его дровами, и вышел на мороз.

Подул ветер. Стремительно нарастающий топот копыт разрушил тишину. Иван хотел побежать, но понял, что тем самым подтвердит подозрения врагов. Он набрал охапку дров и закрыл дверь.

– Отщепенец, стой! – крикнул черный охотник.

– Я ничего не сделал! – ответил мужчина.

Двое всадников приблизились. Один из них накинул на Ивана петлю и дернул: веревка затянулась на шее. От неожиданности Иван выронил дрова.

Второй всадник спешился и подошел к пленнику. Достав острый кинжал, приставил его к шее несчастного.

– Где лагерь бродяг? Говори! – глухо спросил он.

Иван растерянно смотрел на своих мучителей.

– Я ничего не знаю!

Охотник ловким движением вскочил на коня, и они помчались. Веревка повлекла Ивана, он упал на четвереньки. Чтобы петля совсем не удушила, ему пришлось бежать на всех четырех конечностях. Наконец, мучители остановились.

– Отщепенец, веди к лагерю.

У Ивана не осталось сил сопротивляться. Он пошел туда, куда знал – к деревне. Иван не имел ни малейшего представления, о каком лагере идет речь, но сил спорить уже не было. Ему не оставалось ничего, как только смириться со своей участью. Всадники следовали за ним, держа, как собаку на поводке.

– Он не туда нас ведет.

– Он ведет обратно к деревне.

– Отщепенец, веди нас в лагерь бродяг.

– Послушайте! Я не знаю, я совсем ничего не знаю!