Глаза Венеры выпучились.

– Простите, но такого пункта не было! Я категорически против! Вы видели эту фамилию?

Адвокат никак не проявил своих эмоций. Но Тоне показалось, что ему нравилось сейчас это говорить.

– Это условие выдвинул не сам господин Юшман, а его представитель. Он с ним оказался согласен. А вам, сударыня Придуркина, смотреть надо было, что подписываете.

Венера вскочила. Она так воскликнула, что задохнулась. Ее большая грудь возмущенно вздымалась.

– Сом-не-ваюсь, – выдавила она, – что захочу пользоваться вашими услугами впредь.

– Ну и чудно, – неожиданно улыбнулся мужчина, – всего доброго.

Венера рванула к двери.

– Госпожа Придуркина! – громко окликнул ее адвокат.

Венера остановилась, сжала кулаки и развернулась на одних каблуках.

– Документы заберите. Нам ваши бумаги не нужны.

Женщина увидела, что забыла на столе папку. Бросилась, сгребла все в охапку и выскочила вон. Венера шла по коридору и, не стесняясь, высказывала все, что она думает о своем муже, об адвокате и его конторе.

Женщина секретарь замерла статуей за стойкой и смотрела на Венеру круглыми глазами. Венера увидела ее, скривилась. Обвела хищно глазами приемную и сняла с ноги туфлю. Подошла к висевшей на стене картине и с размаху воткнула в нее каблук. С довольной улыбкой потянула туфлю вниз. В тишине раздался звук рвущейся ткани. Секретарь вздрогнула, но не проронила, ни слова. Венера разорвала пополам картину и с довольным смешком обулась. Но стоило ей выпрямиться, как каблук, тут же подломился и она чуть не упала.

– Блядь, – выругалась она, – вы мне еще заплатите за ущерб. Знаешь, сколько стоят мои туфли, несчастная?

Женщина секретарь, молча, закрутила головой.

– Больше, чем ты тут за полгода зарабатываешь, бестолочь белокурая. Как же я ненавижу блондинок! С синими глазами! Я всех ненавижу, – неожиданно крикнула она, так что подпрыгнула, – всех, кто красивее меня! А он выбрал ее. А со мной так нельзя! Нельзя, слышишь, курица. Я тут королева!

– Неуравновешенная, – сказала всего одно слово секретарь и подняла трубку.

Через минуту в приемную вошли все оставшиеся обитатели офиса. Адвокат потрогал разорванную ткань и печально вздохнул.

– Вы как чувствовали, Аполлон Альбертович, – обратилась к нему секретарь, – когда предложили поменять оригиналы на реплику.

Адвокат еще раз тяжело вздохнул и знаком попросил Влада снять испорченную картину.

– Очень жалко. Очень, – все вздыхал он, – ведь сии списки писала моя дочь Софочка.

– Нельзя это оставлять безнаказанным, – возмутилась Тоня, – это непристойное поведение для приличной женщины.

Влад ничего не стал говорить. Его супруга себя уже давно показала настоящей, без прикрас. Он радовался, что она истребовала с него только то, что знала, что у него есть. Он сегодня изрядно обеднел, но не критично. У него остался его дом и работа. Деньги – дело наживное. Его теперь волновала только дочка.

– Выстави счет как за оригинал, – все гладил разорванную ткань адвокат, – и за эту картину ту же стоимость, госпоже Придуркиной Венере Валерьевне.

Секретарь только кивнула головой и стала что-то набирать на компьютере.

– Видно, – немного завистливо сказала Тоня, – как вы гордитесь своей дочерью.

– Да-м, – откинул, наконец, испорченную вещь адвокат, – и выбрось это скорее. А Софочке скажу, что ее картину купили. Она когда увидит свой гонорар, будет счастлива.

Тоня и Влад стояли и, улыбаясь, переглядывались. Эта ситуация раскрыла несокрушимого адвоката, неожиданно нежным и заботливым родителем. Аполлон Альбертович развернулся к Владу.

– Я хотел вам, Владислав, напоследок сказать. Вы ее не бросайте. Она дурная и своенравная. Но она без вас погибнет.

Тоня хмыкнула и недовольно сморщила лицо.

– Вы совершенно правы, Антонина, – кивал головой адвокат, – сколько таких я уже видел на свой адвокатский век. Не пройдет и четырех лет, а ваша бывшая жена будет снова оббивать вам пороги с претензиями. У нее закончатся средства, а аппетиты останутся.

– И что, – недовольно проворчала Тоня, – ее теперь содержать прикажете?

– Помогать, не скатиться в пропасть, – неожиданно мило улыбнулся адвокат.

Тоне его слова не нравились, но она как воспитанный человек его не перебивала больше.