— Я не виновата, что на тебя ни в чем нельзя было положиться, что ты неумел принимать решения. А если я была такая плохая, то почему же ты не бросил меня?

Меня несло. Казалось бы, я уже давно покаялась в своем супружеском диктаторстве, сто раз пожалела о том, что держала Георгия за мальчишку и пыталась руководить им. А вот теперь встреча с ним и эта потрясающая новость застигли меня врасплох, и опять из меня полезло! Я и ненавидела себя, и не могла остановиться.

— Анна! Я любил тебя до самой смерти и после смерти, ты же знаешь!

— Я знаю только то, что я ничего не знала о твоем сыне.

— Зато я знал, как ты страдала от того, что у нас не могло быть детей. Мы ведь у врачей не проверялись, и я не хотел, чтобы ты знала, что не я в этом виноват, а ты. У меня-то уже давно был сын.

— А кто его мать? За что ты любил ее?

— Я не любил ее. Это была случайная связь. Киноэкспедиция в провинцию, деревенская девчонка, обалдевшая от одного только знакомства с тем, как делается «всамделишное кино». Ну, ты знаешь, как это бывает у киношников… Ну и… А девочка-то была дочерью сельского священника, и она, слава Богу, не захотела избавиться от ребенка. Я не смог ее уговорить. В результате — сын Александр.

— Сколько же ему лет?

— Двенадцать.

— Боже мой! И все эти годы ты держал с ними связь и обманывал меня?

— Да. Прости меня, если можешь.

— Так выходит, не было твоих бесконечных романов, за которые ты просил прощения, а я — прощала?

— Не было. Прости меня.

— Зачем же ты так долго меня обманывал, Георгий? Почему ты просто не рассказал мне все как есть? Я бы поняла и отпустила тебя.

— Вот этого-то я не хотел и боялся. Я ж тебя знаю! Ты бы меня непременно отправила к сыну.

— Пожалуй, да… Ребенок ни в чем не виноват.

— Да это ясно! Я ведь усыновил его.

— Легче от этого стало мальчику? Заимел заграничного папочку-туриста.

— Всегда ты так! Скажи лучше, прощаешь ты меня или нет?

— Так чего же тут прощать? Ты все-таки оказался лучше, чем я думала. Бог простит!

— Может, и простит. Но если ты не простила, то и на Его прощение нечего надеяться: я ведь не Бога обманывал почти тринадцать лет, а тебя.

— Да, история…

— Еще не вся, Аннушка. Я ведь тогда летел на похороны Татьяны. Она умерла, и мой сын остался в деревне с больной бабушкой, вдовой попадьей. Я хотел о них позаботиться, но вот погиб и ничего не успел. Не представляю, как они там теперь…

Я молчала, потому что мне было нечего сказать.

— Анна, ты помнишь, мы заключили страховки друг на друга?

— Да, что-то такое было. Но какое это имеет теперь значение?

— А такое, что я и с этим тебя обманул. Я потом переделал страховку на Сашу.

— Ну и правильно сделал.

— Помнишь, на полках в моей комнате стояла «История кино» Салуля? Вот в ней, во втором томе я хранил метрику Саши, его фотографии и мою страховку.

— Сейчас побегу искать! А где теперь Татьяна?

— В Раю, конечно. Она ведь всю жизнь, до самой смерти отмаливала наш общий грех. Она себя и перед тобой чувствовала виноватой, за тебя всегда молилась, чтобы ты пришла к вере. Она была очень хорошая, тихая такая, безответная.

— Ты ее видел после смерти?

— Где я мог ее видеть? Не ревнуй, пожалуйста, хоть сейчас!

— А ты что, совсем не был в Раю?

— Не все такие счастливые, как ты, не всем повезло иметь дедушку среди святых. Я-то умер, как обухом по голове. Один миг — и я очнулся, окруженный бесами. Это было жутко, я ведь никогда не думал о смерти и совершенно не был к ней готов.

— Да уж, могу себе представить! Как же ты перебрался через мытарства?

— Не спрашивай! Я так и не прошел их до конца, и бесы сбросили меня в ад.

— Подожди-ка… А откуда ты знаешь, что у меня есть дедушка святой?

— Сама рассказывала.

— Когда? Чего ты мелешь?

— Когда, когда… Совсем недавно, когда мы сидели на балконе нашей виллы, пили вино и ты мне рассказывала о своих райских каникулах…

— Что-о?!

— А вот то-о! Еще надо посмотреть, кто кому изменял: «Лопоухенький! Лопоухенький!»

— Как тебе не стыдно! К мальчишке ревновать! А откуда ты, собственно, о нем знаешь?

— Анна! Ты что, совсем меня не узнаешь? А уши?

Господи! Да как же… Я обалдело уставилась в лицо своего мужа. Потом с визгом бросилась ему на шею:

— Лопоухенький! Чудище мое ненаглядное!..

Когда я отплакалась и отсмеялась, Георгий Лопоухий спросил:

— Хочешь посмотреть мою работу?

— Конечно!

— Видишь вон там, над входом в церковь, незаконченный орнамент? Это моя работа! Ну, не только моя, конечно… Я пока еще только прямые полоски и зигзаги высекать научился. Видишь, во-он там!