Шрифт:
Добежал. Подхватил маленький кулачный щит, и — храфнова жопа — с досадой увидел, что запасные тесаки уже разобрали, осталась лишь пара трезубцев. Пусть так! Он умеет работать и с ними.
Бренн пригнулся, нашаривая взглядом мускулистую крупную фигуру Косты. Среди крутящихся живцов и летящих рыб, выцепил рыжеватую копну волос… Будто ощутив его взгляд, Коста резко обернулся и, встретившись глазами с Бренном, широкими прыжками помчался на другой конец Аквариума, на ходу отбив атаку кинжалозуба. Умелый, отлично выдрессированный живец — ему ничего не стоило прикрыть Гайра, отразив нападение хищника. Но Коста вмиг просчитал, что лучше сделать наоборот — прикрыться своим безоружным спасителем, толкнув его на острую челюсть меченоса, и таким образом — решить сразу две задачи — избавиться от ненавистного старосты и выиграть драгоценное время.
Теперь Коста по полной использовал свои умения, до сих пор не заработав даже средней паршивости раны, — зло позавидовал Бренн. Гад! Сильный, ловкий гад! Бренн рванул было в его сторону, но вокруг вскипела вода, и пришлось резко присесть. Он крутанулся на пятке, стараясь не пропустить появление очередной твари. Темно-бурая пупырчатая туша химеры выпрыгнула из воды совсем рядом, нацелив на его живот раззявленную пасть. Он едва успел упасть спиной на брус, чуть не свалившись с него, и толкнуть вверх трезубец. Длинный средний зуб вспорол зеленовато-бледное брюхо, на миг нависшее над Бренном. Он едва успел увернуться от вываливающихся ему на голову кишок, которые тянулись за рыбьим туловом жирными сизыми бусами.
Он упорно гнался за Костой по всей арене. За короткий промежуток времени с момента гибели Гайра цель «выжить» заслонило жгучее желание мести, затмившее все остальное. Бренн знал — за убийство живца во время Игры следует неминуемая казнь. В данном случае — его казнь. А предавший и подставивший старосту хитрожопый Коста наказан не будет вовсе — ведь он не применял боевое оружие.
Бледнокожий перескочил на барьер и помчался вдоль него, понимая, что Бренн неминуемо отстанет, прыгая по узким брусьям, где приходилось замедляться, отбиваясь от рыб, а барьер был зоной относительной безопасности. Вдоль него уже лежало несколько тяжелораненых живцов, но Косту это не останавливало — он бежал, как бешеный кабан, безжалостно топча израненные тела еще шевелящихся парней, не сомневаясь и не замедляясь ни на миг.
От отчаянья у Бренна перехватило горло — на пути Косты лежал окровавленный Микко. И он был жив — он двигался, приподнимался на локтях! Еще немного, и Коста наступит ему на горло или живот, выдавливая остатки жизни. Подумать Бренн не успел — его руки сработали сами. С силой брошенный трезубец вонзился не в Косту и не в его щит, а застрял меж прутьев сетки поперек барьера. Хрясь! — с разбега бледнокожий врезался кадыком в дрожащее древко и, вцепившись в решетку, чтобы удержаться, хрипя, развернулся к Бренну. Выставив вперед длинный гладиус, он хватал ртом воздух и криво скалился, понимая, что даже в этом случае ситуация — в его пользу. Прищуренные глаза сочились злобой, сверля оставшегося без оружия Бренна.
— Отсоси, сучья жопа! Я вгоню тебе меч в сраку по самое горло! — ненавидяще просипел Коста. Но его слова перешли в разъяренный вопль — подскочивший пинчер ткнул раскаленный прут ему в ягодицу. Рыча и пытаясь уйти от грызущего плоть жара, Коста прыгнул с барьера вперед — на брус. Ближе к Бренну.
Время неслось так стремительно, что яджу, казалось, не успевало за ним, проявляясь лишь слабым покалыванием под ложечкой. Плоское тулово пилорыла, черно-серое в лиловых пятнах, вынырнуло в россыпи сияющих брызг и взлетело совсем рядом. Бренн успел — отбил щитом рыбину, но боковые зубы ее челюсти, резко дернув, вырвали щит из рук. Миг, и слева атакует метровая мурена, нацелившись на низ живота, который уже нечем прикрыть. Нечем! Бренн четко видел злобные колючие глазки, желтый морщинистый зоб под распахнутой треугольной пастью, мерзко шевелящиеся трубки ноздрей.
Храфн поганый! — пытаясь увернуться и не удержав равновесие, Бренн сделал единственное, что мог — резко сел в «штаг» меж расходящихся соседних брусьев, упершись в них пятками. И ему вдва хватило длины ног — будь расстояние меж брусьями шире, и уже ничто не спасло бы его. Вдоль мышц рванула боль, но извивающееся плоское тулово прошло прямо над головой — прядь волос на макушке вырвало острыми концами брюшного плавника. Но теперь вместо рыла мурены перед глазами качалось злорадное лицо Косты. Враг нависал над ним, стоя совсем рядом, исходя потом и бешенством, но Бренн чуял, что хитрожопый живец не станет использовать меч, не подставится под казнь за убийство — он избавится от него по-другому, подло, — как избавился от Гайра.
В ушах зазвенело, время замедлилось и растянулось как патока. Будто в тяжелом сне, он видел — Коста поднимает ногу, чтобы со всей дури врезать ему пяткой в переносицу и свалить вниз. Что ты сделаешь, девяносто девятый, зависнув жопой меж досками над бурлящей водой? То, что сделает любой, у кого… есть смертоносное оружие…
Он вложил всю силу в короткий удар снизу — выхваченный сзади из-за ремня рострум меченоса вошел как в масло меж расставленных ляжек Косты, разом пробив мочевой пузырь и кишечник. Одним толчком вскочив из «штага» на доски, Бренн успел подхватить гладиус, выпавший из руки врага, и молча смотрел, как, раззявив рот и дергая кадыком, тот заваливается, тяжело рушится в воду, подымая тучу брызг, и как пятнистая мурена с ходу вгрызается ему в окровавленную промежность. По трибунам прокатился хохот и свист. Другие твари, раздразненные запахом крови, как бешеные набросились на еще трепыхающуюся жертву. Уже срываясь с места, Бренн видел, как отчаянно бьющегося Косту раздирали четверо хищников, вырывая куски мяса из живой добычи.
По ходу Игр возбуждение публики росло соразмерно числу растерзанных парней. Господа в ложах дергали рабынь за кольца, едва не вырывая их из ноздрей, пригибали их головы вниз, заставляя ласкать ртом вздыбленные органы, лихорадочно высвобожденные из бархата штанов. Знатные дамы впивались длинными ногтями в пенисы красивых порхов и тянули, принуждая юношей вылизывать их под вздернутыми юбками. Обилие крови горячило вялые и пресыщенные сердца нобилей из Розстейнар, распаляя жестокое сладострастие… а также веселило и самых бедных обитателей Бхаддуара, отвлекая от повседневности и житейских невзгод. Свирепый азарт и древняя первобытная радость от созерцания мучительной смерти не выпускали из когтистых лап всех подданных королевства без разбора, уродуя их мысли и калеча души.