Шрифт:
– Стоп! Выглядело неплохо, Элла! – крикнула Финни. – Только не могла бы ты быть естественнее и играть менее театрально?
Элла хотела было надуться, но потом сказала: «Ладно, попробую», – и они сняли ещё один дубль.
Хоть какое-то утешение, что у Эллы тоже получилось не с первого раза.
Вообще-то я собирался провести вечер с Шари, но у Финни с Крисом были на меня свои планы.
– Пора поучиться актёрскому мастерству, Тьяго, – объявила Финни.
– Думаешь, у тебя получится? – спросил Крис, скептически поглядывая на меня.
– Конечно, получится – его просто надо немного поднатаскать, – заверила его девочка-скат.
Мне хотелось зарыться в песок:
– Да-да, говорите обо мне в третьем лице, не проблема, я вас не слушаю.
– Вот и не слушай, – улыбнулась Финни. – Шари, поможешь нам – сыграешь на мастер-классе роль Нелли? Я отправлю тебе текст на планшет.
– С удовольствием, – приобняв меня, радостно согласилась Шари. – Только зачем мне текст? Я ведь его совсем недавно слышала.
Верно, у Блю и Шари отменная память. Наверное, потому, что дельфинам всё приходится запоминать – ведь возможности записать у них нет. Для актрисы просто идеально. Жаль, что Шари не досталось настоящей роли, а у Блю почему-то препаршивое настроение.
Мастер-класс мы решили провести за главным зданием. Видимо, Финни сообразила, что трудно расслабиться, когда рядом ошиваются любопытные одноклассники.
– Когда играешь чью-то роль, надо не притворяться, а вжиться в своего персонажа, – объяснила Финни мне и Шари, которая с интересом слушала. – Представь, что чувствует этот Ксавиан. Попытайся стать им в этот момент.
– Во-первых, я мало что о нём знаю, а во-вторых, он мне не нравится, – возразил я.
– Мне тоже, – добавила Шари, что энтузиазма мне не прибавило.
Финни застонала:
– Он изменится в ходе своей миссии – дайте же ему шанс! Его богатые родители постоянно работают, в глубине души он очень одинок и пытается об этом забыть.
– Ага, а на самом деле у него, должно быть, золотое сердце, – хмыкнул я.
– Если не прекратишь ёрничать – не видать тебе мастер-класса и главной роли как своих ушей! – Глаза Финни метали молнии.
– Ладно-ладно, прости. – Я виновато развёл руками. – Что мне надо делать?
Она протянула мне зеркало:
– Посмотри на себя. Ты Ксавиан, надменный мальчиш-плохиш – какая у тебя походка? Как ты входишь в комнату? Какие у тебя мелкие привычки?
Я попытался вжиться в роль Ксавиана, перевоплотиться в него, а не просто делать вид.
Я подумал, каким он был в детстве (робким) и о том, что у него были только знакомые, а настоящих друзей не было (его родители часто переезжали), чем он увлекается (игрой на саксофоне, сплавом на байдарках), о чём мечтает (о ручном осьминоге), какое у него худшее воспоминание в жизни (его маме стало за него стыдно, когда он запорол на концерте пьесу).
– Может, он проверяет в каждой зеркальной поверхности, не растрепалась ли его причёска, – предложила Шари.
– Да, потому что однажды у него в волосах застряла паутина и ему было очень неловко, – развил я. – А ещё он ковыряет ногти, когда нервничает.
– Может, на него нападает икота, когда он волнуется? – Шари, склонив голову набок, смотрела на меня.
– Нет. Слишком автобиографично.
– Ничего, уже весьма недурно, – сказала Финни и попросила меня сыграть, как я выношу мусор.
Ксавиан, брезгливо держа в руках пакет, вразвалку вышел на улицу, боясь, как бы его не застали за столь неприглядным занятием, и по привычке окинул взглядом своё отражение в оконном стекле главного здания.
– У тебя получится, вот увидишь, – сказала Финни, и лицо Шари озарила радостная улыбка. – Сейчас ты был совсем на себя не похож, Тьяго!
Это был самый странный комплимент, который мне доводилось слышать.
Один отец лишний?
У нас был испанский у мистера Гарсии, и я боялся, что Блю вот-вот схлопочет двойку за устный ответ. Несмотря на отличную память, ей не удалось сосчитать по-испански до десяти, хотя мы проходили это сто лет назад. А теперь она мучилась с переводом фразы «Я хочу поплавать в море».
– Yo… я… – начала она.
– А дальше? – Мистер Гарсия начинал терять терпение.
Блю опустила голову, и её длинные шоколадно-каштановые волосы свесились ей на лицо:
– Не знаю.