Шрифт:
Гостиница наша стояла на центральном проспекте, которому, естественно, дали имя Ленина.
Мне достался номер с Алексеем. У Горохова и Светы, конечно, были отдельные.
***
Буханка свернула влево с федеральной трассы Абакан-Красноярск, по указателю на “Сорск”, и затряслась по разбитому асфальту.
— Сколько ехать? — спросил я Петра.
— До Сорска пару часов, потом в сторону Усть-Бюря чуть меньше двадцати километров.
Горохов развернул еще пахнущую краской карту Хакасии, прикупленную в местном книжном магазине “Кругозор”. Расстелил ее на столике в салоне буханки.
— Вот, товарищи, — он водил карандашом по бумаге. — Это небольшой тупиковый городок Сорск, ничем не примечателен, там молибден добывают. Население на комбинате работает.
— Да городом-то его сложно назвать, — вмешался Петр. — Больше на поселок рабочий похож. Но многоэтажек полно, как в городе и полагается. Население тысяч в пятнадцать примерно.
— Спасибо за дополнение, — кивнул Горохов и продолжил. — Возле города в шести километрах железнодорожная станция Ербинская. С нее ребята уехали на московском поезде до станции Усть-Бюрь, что в глухой тайге. Обратно должны были вернуться тем же маршрутом. Товарняк наезд совершил вот здесь. В пятистах метрах от станции Усть-Бюрь.
— Выходит, они почти добрались до перрона? — спросил я.
— Да. Но почему именно здесь они легли на рельсы, непонятно. Доедем до места, там посмотрим.
— Здесь ветка ж/д полотна загиб делает, — я провел пальцем по карте. — Получается, что поезд выныривает и сразу в тела утыкается. И не успевает затормозить.
Горохов пригляделся к еле заметному изгибу на карте:
— Молодец, Петров. Скорее всего, так. По карте трудно судить. На месте разберемся.
УАЗик нес нас мимо степных деревенек. Добротные дома раскинулись по левой стороне от дороги. Одно из поселений носило гордое название “Московское”. Света даже заулыбалась, сонным взглядом выловив указатель.
Дальше дорога пробежала мимо деревушки-станции Ербинское, затем мы миновали Сорк, не заезжая в него, и через полчаса выехали к таежной деревушке Усть-Бюрь.
Брусовые, потемневшие от времени дома с деревянными крышами и вросшим в землю фундаментом смотрелись архаично — этакая местная экзотика. Лишь крашенные окна и ставни свидетельствовали, что это не поселение отшельников. Печные трубы коптили небо. Вокруг раскинулся океан тайги. Подернутые инеем вековые ели величаво застыли, утыкав пространство до самого горизонта.
— Какое глухое место, — пробормотал Алексей. — А снегу-то сколько! Утонуть можно. С дороги лучше не сворачивать. И народу не видно. Тихо, как на кладбище.
— Населения в деревне немного, не больше тыщи живет, — деловито пояснил Петр. — В леспромхозе работают да пути обслуживают. В сороковых годах здесь военнопленные японцы древесину заготавливали. Многим удалось сбежать. Говорят, они до сих пор в тайге прячутся и нападают на одиноких путников.
Алексей передернул плечами, а Чипсараков хитро прищурился, довольный тем, что нагнал жути на москаля.
Буханка принесла нас к станции. Вместо здания ж/д-вокзала — подобие заброшенной сторожки. Покосившаяся дверь перечеркнута ржавым засовом с амбарным замком на конце. Под крыльцом намело сугроб. Видно, что никто сюда давно не заходил.
— Станция проходная, — пояснил Петр. — Поезд московский только минуту стоит здесь. Обычно никто отсюда не уезжает. Только путейцы захаживают да ремонтники молотками по поезду постукивают. А дальше пешком, — проводник повернулся и махнул рукой на уходящую ветку путей. — Там все произошло. Придется по шпалам идти. Снегу нынче много.
Мы оставили Свету в пыхтящем УАЗ-ике (решили, что осмотр места происшествия для психолога роли не играет), а сами выдвинулись в нужном направлении.
Морозный воздух был настолько чист и свеж, что казалось, им невозможно надышаться. Но после городов вдыхать полной грудью сразу нельзя. Голова может закружиться.
— Пришли, — Петр обвел рукой участок рельсов. — я почему помню, вот тут сосна покореженная напротив торчит. Молнией, наверное, повредило.
Мертвая сосна со сломанной макушкой и поперечным суком напоминала почерневший могильный крест. На ее ветке восседала ворона. Что-то колупала, держа в когтях, и искоса поглядывая на нас черным немигающим глазом.
— Судя по изгибу полотна, — оживился Алексей, — рельефу местности и средней скорости движения локомотива, на этом участке дороги видимость почти нулевая. Андрей был прав. Поезд не сможет затормозить даже днем. А если ночью, то и вообще машинист мог не заметить тела.
— Так и было, — закивал Чипсараков. — Поезд тряхнуло, тогда только машинист стал присматриваться и тормозить.
— Место выбрано не случайно, — продолжил Алексей. — Чтобы все произошло наверняка.
От его ленивой осанки и мечтательного вида не осталось и следа.