В тот же момент краем глаза он почувствовал какое-то движение справа, на противоположной стороне улицы. Неторопливо повернув голову, он начал было фокусировать взгляд на молодом человеке, который глядел на него и махал ему рукой, идя в противоположном направлении. Мозг Филиппа уже начал было вспоминать личность приветствовавшего его, а рука начала инстинктивно подниматься в ответном приветствии, но вдруг словно что-то ударило его в грудь, заставив застыть на месте перед перекрестком, раскрыв от удивления рот. На самом деле никакого удара не было. Его прямолинейный, равномерный, спланированный мирный ход был резко прерван внезапно появившейся из-за угла смуглой девушкой лет двадцати, перебежавшей ему дорогу в сантиметрах от того места, куда должна была ступить его нога, завершая очередной шаг. Видно было, что она куда-то торопилась, потому что, обронив вежливое «Ой, простите!», она, нетерпеливо теребя завившиеся от дождя длинные волосы, стала ждать, пока проедут один за другим шесть автомобилей, преграждавших ей путь к противоположному тротуару.

Казалось бы, ситуация не выходила за рамки бытовых, но Филипп продолжал стоять, как вкопанный, с удивлением изучая ту, из-за которой его планы на первую половину дня в миг рухнули. Голода не было, как и не было дождя, изрядно пропитавшего собой куртку, не было также и губительных бесплодных шести лет. Был он, была она, и был шестой автомобиль, физическое присутствие которого все еще удерживало ее в непосредственной близости.

Боковым зрением девушка почувствовала, что Филипп продолжает разглядывать ее, но она не оглянулась на него явно, а лишь улыбнулась, стоя в пол-оборота к нему и зная, что ее улыбка не ускользает от его взора.

Филипп видел эту улыбку и узнавал в ней себя самого. Он вдруг почувствовал в себе рост каких-то неведомых ему ранее сил, вероятно населивших его только что, а может быть и существовавших в нем с самого рождения, но ждавших определенного стечения обстоятельств, чтобы проявиться. Словно длинные драконьи тела циркулировали они в нем, грея кровь и показывая неведомо откуда пришедшие картины. Вот его улыбка, которая оказалась у другого человека, и он этому рад. Вот он сам, идущий по мокрому тротуару в мокрой куртке и забрызганных грязной водой джинсах. А вот его старый рабочий стол с лежащей на нем раскрытой тетрадью. Вот кто-то хлопает в ладоши и говорит: «Так, собрались! Начинаем!», и он узнает свой голос. Кто-то машет ему с противоположной стороны дороги, к которой уже приближается девушка, остановившая метроном его каблуков…

Он смотрел ей вслед, видел как она удаляется в сторону проспекта. Очередная мысль – на этот раз о том, что он может никогда больше ее не увидеть – вывела его из ступора, и он пошел вслед за ней, ускоряя свой ход и незаметно превращая его в легкий бег. Тут только он заметил, что в руке у нее было что-то напоминающее костюм на вешалке и в прозрачном полиэтиленовом чехле, но костюм этот был, скажем так, немного староват. Веков эдак на пять.

«Актриса!» – засело в голове Филиппа. Костюм и здание Театрального института, который был совсем недалеко от места их встречи и в который она, скорее всего, и торопилась, не оставляли шанса ни одной другой версии. Драконы его сознания готовы были его разорвать, если бы он ошибся, и сам он мог бы пойти на спор, что все именно так и обстоит.

Красный свет на перекрестке сократил расстояние между ними, но лишь настолько, чтобы Филипп смог увидеть, как девушка проходит в открывшуюся на ее звонок дверь служебного входа в Молодежный театр, располагавшийся в здании института, и исчезает внутри.

Филипп стоял на перекрестке, криво улыбаясь уголком рта. Он не знал, что будет дальше, кто и какую роль сыграет в его дальнейшей жизни, но был уверен, что здесь ему суждено было оказаться лишь пройдя через все эти бесплодные годы.

Драконы внутри него напомнили о том, что он все еще имеет шансы вовремя совершить ритуал принятия вожделенного завтрака в любом из объектов, о которых он думал ранее. Еще раз посмотрев на закрытую дверь, Филипп продолжил свой путь вверх по проспекту в сторону «омлетного царства».

Прошло еще два часа, прежде чем он зашел в свою комнату, повесил куртку рядом с радиатором, умылся, подошел к окну, что-то вполголоса пробормотал, после чего сел за стол, достал из ящика и осторожно раскрыл толстую тетрадь в твердом переплете, будто пытаясь не вспугнуть написанные там слова. Беглым взглядом пробегая по попадавшим в его поле зрения наброскам и тщетно пытаясь вспомнить те условия и ситуации, в которых они были созданы, он в конце концов отлистал несколько чистых страниц. Сосредоточившись, Филипп взял ручку и начал записывать слова, которые открылись ему примерно в тот момент, когда закрылась дверь служебного входа в театр. Он не боялся упустить что-то или вдруг подобрать неверные слова: их ему диктовали изгибающиеся и набирающие силу Драконы.

Говорят, город – это люди, живущие в нем.

Мой город не вытерпел моего счастья, он изъел себя завистью и захотел уничтожить меня. Для этого он использовал все возможные средства, основные из которых – ложь, лесть и деньги – он использовал с особым цинизмом. Ни одно из Животных Шэн-Сяо не избежало участи видеть меня униженным и осмеянным, и почти никто из близких мне людей не устоял перед соблазном пнуть обессиленное, павшее тело.

Но Дух так и не был выбит из него. Он держался, укреплялся с каждой новой пощечиной и каждой новой раной. В какой-то момент я почувствовал некое успокоение, как будто кто-то или что-то сообщило мне о скором изменении в равновесии сил. Мне было дано время на то, чтобы я привел себя в порядок, залечил раны, красиво оделся и встал в полный рост.

В это самое время Город и сломал свои зубы, и у меня появилась возможность вернуть себе свое счастье.