Габби ведет в газете колонку светской хроники и занимает этот пост, о чем очень любит напоминать мне и всем остальным в пределах слышимости, «дольше, чем ты живешь на этом свете». И в этом одновременно и ее сила, и ее слабость. У Габби целая сеть источников, охватывающая оба побережья и два десятилетия. Но десятилетия эти, к сожалению, были шестидесятыми-семидесятыми. Габби перестала заморачиваться где-то между избранием Рейгана президентом и появлением кабельного телевидения, так что ее радар не регистрирует целую вселенную, начиная с канала «Эм-Ти-Ви» и так далее, в отличие, скажем, от Элизабет Тейлор.

Если говорить о возрасте, то Габби где-то от шестидесяти и выше. У нее нет ни детей, ни мужа, ни намека на сексуальную (или вообще какую бы то ни было) жизнь за пределами редакции. Она питается голливудскими сплетнями, а к действующим лицам своих материалов относится не иначе как с благоговением. Она пишет о звездах, которых освещает из третьих рук, переписывая фрагменты изрыгаемых таблоидами Нью-Йорка и «Вэрайети» сплетен так, будто те ее близкие, закадычные друзья. Что было бы грустно, располагай Габби Гардинер к себе хоть чуточку. А она не располагает.

Однако ей везет. Везет, что большинству читателей «Икзэминера» за сорок и они горят желанием узнавать что-нибудь новенькое, так что ее колонка «Потрещим с Габби» остается в числе самых популярных в нашем разделе, о чем она никогда не преминет упомянуть во весь голос (якобы потому что глухая, но я свято верю: Габби дерет глотку только потому, что так она бесит окружающих гораздо сильнее, чем если бы просто говорила нормально).

Первые несколько лет моей работы в «Икзэминере» мы друг друга не трогали. Ситуация, к сожалению, обострилась прошлым летом, когда Габби взяла двухмесячный отпуск, подлечить какую-то мерзкую болячку (я уловила только слово «полипы», а потом Габби и ее друзья пронзили меня жгучими, полными ненависти взглядами, и я удрала из комнаты доставки, так и не забрав нужный мне выпуск «Тин пипл»). В отсутствие Габби вести ее колонку поручили мне. Она проиграла войну, но выиграла битву: этой дряни сохранили название «Потрещим с Габби», но добавили коротенькую заметку постыдно мелким кеглем, что Габби «в командировке» и ее «заменяет штатный сотрудник Кэндис Шапиро».

– Удачи, малышка, – великодушно пожелала Габби, приковыляв к моему столу, чтобы попрощаться. И при этом сияла так, будто последние две недели не обрабатывала редакторов, чтобы те позволили ей присылать колонку на почту, а не давали шанс мне, пока ей, предположительно, убирают полипы. – К слову, я передала всем своим лучшим источникам, чтобы звонили тебе.

Потрясающе, подумала я. Горячие сплетни об Уолтере Кронкайте. Жду не дождусь.

На этом и дело, казалось бы, с концом, но нет. Каждое утро, с понедельника по пятницу, я вся предвкушала дежурный звонок от Габби.

«Бен Аффлек? – хрипло переспрашивала она. – Что такое Бен Аффлек?»

Или вот: «“Камеди Централ”? Его никто не смотрит».

Или вот, с нажимом: «Вчера видела Элизабет в ток-шоу. Почему у нас тишина на эту тему?»

Я старалась ее игнорировать – отвечать по телефону вежливо и время от времени, когда Габби становилась особенно сварливой, завершать колонку фразой, мол, «Габби Гардинер вернется в конце сентября».

Но однажды утром она позвонила, когда меня не было за столом, и услышала фразу на моем автоответчике, которая звучала примерно так: «Привет, вы позвонили Кэндис Шапиро, обозревателю светской хроники газеты “Филадельфия икзэминер”». Я и не догадывалась, какую оплошность допустила, пока к моему столу не нагрянул главред.

– Ты всем говоришь, что ты обозреватель светской хроники? – поинтересовался он.

– Нет, – ответила я. – Не говорю. Я же просто замещаю.

– Вчера вечером звонила Габби, злая, как черт. Поздно вечером, – подчеркнул главред, намекая, что ненавидит, когда его сон тревожат. – Она считает, что ты внушаешь людям, будто она ушла навсегда и ты заняла ее место.

Тут я пришла в замешательство.

– Я понятия не имею, о чем она.

Главред снова вздохнул.

– О твоем автоответчике, – пояснил он. – Не знаю, что у тебя там записано, и, честно говоря, даже не хочу знать. Просто исправь сообщение так, чтобы Габби больше не будила мне жену и детей.

После работы я поплакалась Саманте («Она просто насквозь закомплексована», – заметила та и вручила мне, надувшейся, как мышь на крупу, ведерко наполовину растаявшего сорбета). Потом я бушевала, позвонив Брюсу («Да поменяй ты чертову запись, Кэнни!»). Я последовала его совету и выдала следующий вариант: «Вы позвонили Кэндис Шапиро, временному, непостоянному, непродолжительному, просто заменяющему, ни в коем случае не навсегда исполняющей обязанности обозревателя светской хроники газеты “Филадельфия икзэминер”».

Габби позвонила следующим утром.

– Шикарная запись, малышка, – одобрила она.

Но не простила. Вернувшись из отпуска, Габби стала именовать меня Евой, как в фильме «Все о Еве» [8] , – если вообще заговаривала. Я же просто пыталась не обращать на нее внимания и сосредоточиться на внештатной деятельности: рассказах, набросках к роману и «Звездной болезни», киносценарии, над которым я корпела уже многие месяцы. «Звездная болезнь» – романтическая комедия о девушке-репортере в большом городе, которая влюбляется в знаменитого мужчину, у которого берет интервью. Они довольно мило знакомятся (она, таращась на него во все глаза в баре отеля, падает с высокого стула), неудачно продолжают (он принимает ее за очередную тучную фанатку), потом влюбляются и, преодолев закономерные сложности третьего акта этой истории, счастливо обнимаются на фоне титров.