Шрифт:
— Язва.
Улыбается, скидывая с себя футболку. Конечно же, переодевается при мне, ничуть не стесняясь своей наготы. Хотя, это и не удивительно. Будь я мужчиной с такой спиной, тоже бы красовалась. Хочется пальцами очертить узоры мускул под его кожей.
— И не вздумай ко мне прижиматься, — предупреждаю, откладывая телефон на прикроватную тумбочку. — Я не шучу.
— Понял, что ты грозная, — кивает серьёзно, забираясь ко мне. И даже не старается отодвинуться подальше. — Очень страшно. Особенно, когда ты стонешь от того, что я прижимаюсь. Что скажешь, Лиз, со страхами нужно бороться?
— Сам с собой борись. Я правда устала. Просто… Не надо.
— А я сказал, что понял.
И действительно понимает. Или просто делает вид. Потому что стоит повернуться к нему спиной, как ко мне тут же прижимаются. Кирилл ныряет под одеяло, шпаря мои стопы холодными пятками. Там холодно, а в талии всё скручивает, когда ладонь ползёт по коже, останавливаясь внизу живота.
— Кир…
— Сладких снов, Лиз.
И больше не двигается. Только чувствую, как медленно вздымается его грудная клетка. Словно действительно мужчина засыпает. И я следую его примеру.
Чтобы проснуться от криков.
* О. Генри — американский писатель, признанный мастер короткого рассказа.
Глава 18
Лиза
— Притащила свою псину, так следи за ней!
Я не могу открыть глаз, понимаю, что голова чугунная. Несколько часов сна не спасают от вечного недосыпа. Эта неделя оказалась просто адовой из-за того, что мне все выходные предстояло провести с родными Кирилла. Кто же знал, что у него семья настолько громкая?
— Кир, — толкаю его локтём в ребро, заставляя проснуться. — Разберись, что происходит.
— Что происходит?! — в истеричных нотках узнаю голос Маши. Даже не узнаю, просто понимаю, что мать Кирилла никогда бы не стала так кричать. — Эта крыса испортила мои туфли.
— Что ж ты, Маш, о себе да в третьем лице.
Поднимаюсь, потому что никто отставать не собирается. Глаза режет от яркого света, приходится щуриться и смаргивать слёзы. Вдыхаю, готовясь к очередной схватке.
— Какие проблемы? — мужской голос спускается вдоль позвоночника. Кирилл прижимается ко мне, едва не укладывая голову на моё плечо. — Мари, тебя не учили, что нельзя врываться к взрослым людям среди ночи?
— Уже утро. Её псина погрызла мои туфли.
— Серьёзно? Дай посмотрю, — протягиваю руку к растрёпанной девушки, которая в тонком пеньюаре. — Хм. Знаешь, мне кажется, Луна оказала тебе услугу. Это ужасная подделка, которую не стоит даже хранить в доме.
— Это не подделка!
— Как скажешь. Конечно, то что маленькая собачка смогла отгрызть каблук — говорит только о качестве.
— Если вы разобрались, то идите спать. Мы заняты.
Кирилл показательно утягивает меня на кровать, накрывая своим телом. Маша что-то ещё говорит, но Артём её утаскивает. Хлопает дверь, оставляя нас вдвоём.
И почему-то мне остро хочется попросить вернуться эту шумную парочку. Лучше, чем то, как горят глаза Кирилла. И эта улыбочка, которая не обещает ничего хорошего. Он всегда так улыбается перед тем, как начать приставать. Словно заставка в начале фильма.
— Ты не закрыл дверь, когда пришел вечером? — спрашиваю на опережение. Сердце стучит в груди, так громко, что даже Кир может это услышать. А я не понимаю своего тела. — Луна вышла.
— Мари перебесится. Мне кажется, им хотелось убедиться, что мы спим вместе, а не просто придумываем.
— Очень взрослое желание. Так, а теперь слезай. Там завтрак, прогулка с Луной, побесить твою семью…
— Поцеловать меня.
— Да, и это тоже… Нет!
— Поздно, Лиз, поздно.
И мне кажется, что всё внутри соглашается с его словами. Застывает нерушимым гранитом, когда мужчина опирается на локти, наклоняясь. Его лицо близко-близко.
— Я не чистила зубы!
Восклицаю так, словно это что-то решает. Главная причина, чтобы наши губы сейчас не встретились. Потому что у меня нет поводов его целовать. Позволять это делать со мной.
— Я переживу.
Наши губы сталкиваются, и все протесты тонут в этом движении. Как пальцы сами по себе зарываются в его волосы, как словно ком подкатывает к горлу. Сжимает, не давая дышать. Забивает всё жаром, который спускается вниз.
Мне нужно что-то сделать, сказать. Но я не могу. Просто не могу, когда так хорошо. Его губы словно пропитаны ядом. Парализатором, который отключает во мне всё разумное.
Внизу живота тянет, когда Кирилл касается языком моих губ. Очерчивает контур, мягко надавливает. Скользит внутрь, делясь своим жаром. Будто мне моего собственно не хватает, чтобы сгорать.