Стоп! Ирка? Отец? Неужели получилось? Я все еще боялся поверить своим глазам. Видимо, у меня изменилось лицо, потому что отец вдруг спросил:

– Олег у тебя все в порядке?

Я ответил поспешно:

– Да, пап, укачало только немного.

Мать не глядя протянула леденец, завернутый в синий фантик.

– Возьми, станет полегче.

И я, как послушный сын, зашелестел бумажкой.

В детстве мне очень нравился этот вкус. Хотя, почему в детстве? Все, Олег, все, пора отвыкать от стариковских замашек. Теперь не придется вставлять к месту и нет: «А вот в наше время!» Я едва не рассмеялся вслух. Теперь в этом «детстве» придется жить. И не кому-нибудь, а мне. Мне! МНЕ!!! Я развернул сине-розовый фантик, разгладил его на ладони, полюбовался на лайнер и прочитал: «Карамель взлетная!»

Почему-то все считали, что леденцы помогают от тошноты. Кому-то они, и правда, помогали. Народ еще не успел узнать отрезвляющее слово «Плацебо» и свято верил в чудодейственные свойства разной ерунды.

Внутренний циник тут же взял слово и напомнил мне, что в двадцать первом веке мало что изменилось. Люди любят, когда их дурят. И охотно ведутся на обман.

– А мне? – Немедленно возмутилась Ирка.

Мать тут же выдала конфету и ей. А во мне всколыхнулась давняя неприязнь. Всколыхнулась и пропала. Теперь, своим взрослым умом я прекрасно понимал, что это – обычная детская ревность. Но раньше она основательно отравляла мне жизнь.

Леденец за щекой растекался приятной кислинкой. Я неспешно перекидывал его со стороны в сторону. Отчего-то вспомнилось, как отец купил копейку, как взахлеб рассказывал, какая у него чудесная ласточка, какой ему достался замечательный цвет. Практичный. Немаркий. Сплошные плюсы.

Потом мы все, гуськом, бежали по лестнице во двор, чтобы лицезреть это чудо воочию. У подъезда стоял новенький жигуль. И я прекрасно помню лицо матери.

– Это и есть твой красивый цвет? – спросила она изумленно.

Отец слегка попритух.

Копейка потом служила родителям верой и правдой лет пятнадцать. Пока ее не сменила пятерка. А цвет именовался оливковым. Сам отец им очень гордился. Мать же непременно морщила нос и обзывала его по-простому – болотным. Споры по этому поводу возникали с завидной регулярностью. На лицо наползла усмешка. Удивительно, что только не хранится в глубинах нашей памяти?

Я покрутил ручку стеклоподъемника, высунул голову наружу и глянул на бок железного коня. Ну, точно! Болотный! И преисполнился гордости. Ха! Значит далеко еще до склероза! Значит, есть еще порох в пороховницах!

– Олег! – Раздалось возмущенное. – Это что еще за дела? Кто разрешил тебе высовываться на ходу?

Мама негодовала. Я поспешно нырнул обратно.

– Прости, ма, больше не буду.

Вырвалось это само самой. И стало отчего-то приятно. Сорок лет мама не беспокоилась обо мне. Сорок лет назад она просто вычеркнула меня из своей жизни. А тут…

Я закрыл глаза и горячо подумал:

– Спасибо, тебе, Господи. Спасибо, что принял мою никчемную жизнь в дар. Спасибо, что дал шанс все исправить. Я постараюсь тебя не подвести.

Господь, как всегда, промолчал. Зато кто-то ткнул в бок. И Иркин голос зашептал:

– Олежка, а что ты там увидел? Скажи! Ну, скажи! Мне тоже интересно.

– Зайца, – ответил я, как можно серьезнее. А потом развел руки, на манер заправского рыбака и добавил: – вооот такенного.

Ирка тут же надулась.

– Олег! – Снова окликнула меня мать. – Прекрати ее дразнить.

Я откинулся на спинку сидения и мечтательно улыбнулся. Эта поездка нравилась мне все больше и больше.

По моим прикидкам прошло не меньше двух часов. В машине все время переговаривались. Я же большей частью молчал, стараясь вспомнить, как должен вести себя обычный советский пацан в возрасте шестнадцати лет. В голове было потрясающе пусто. Память отказывалась подкидывать нужную информацию. В голову лезла исключительно Вика. И я с ужасом и нетерпением думал о том, что снова встречусь с ней.

Вика стала для меня недостижимым идеалом на долгие годы. Я представил себе нашу первую встречу и громко, совсем по-стариковски вздохнул.

Мать поняла это по-своему.

– Саш, – попросила она, касаясь отцовского плеча, – давай остановимся. Всем пора размяться. Да и перекусить не мешало бы.

Отец наклонил голову и поцеловал ее пальцы.

– Сейчас, где-нибудь встанем.

А потом, глядя на нас в зеркало добавил:

– Кустики всем нужны?

– Мне! – Ирка с готовностью вытянула руку, совсем как на уроке.

Я поймал в зеркале отцовский взгляд и кивнул.

– Вот и хорошо. – Улыбнулся он.

Подходящее место нашлось почти сразу. В десятке метров от шоссе начинался молодой лесок. На опушке его рос густой кустарник. С дороги к лесу вела основательно утоптанная тропа. Этой остановки я не помнил. И вообще не помнил многого.