Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ
РЖАВА ПРАВАЯ
(История одного изобретения)
Рассказ
________________________________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ:
I II III IV V
________________________________________________________________
I
Стоит мне вспомнить работы на Ржаве Правой, как я сейчас же и прежде всего вижу Дылду и Головастика.
Вижу сожженную генералом Шкуро станцию, на путях наши теплушки, четыре горбатых пролетных строения моста и высокие курчавые берега речки Ржавы с осыпями золотистого песка.
На работах моста ударил колокол смены. Если у аппарата дежурил Дылда, он непременно, хоть на минутку, вылезет из теплушки в порыжелой и прожженной фуражке начальника станции с тремя галунами по околышу и с тульей из огненно-красного когда-то сукна. Заложив руки за спину, Дылда важно проходит по платформе, исковерканной фугасными снарядами, и начальственно поглядывает по сторонам. Встретишься с Дылдой в эту минуту, он поддернет штаны, приложит руку к козырьку и басом спросит:
– Ну, служба пути и зданий, как дела? Когда ж наконец вы поднимете ферму? Пора, давно пора, а то опять из штаба будет нагоняй депешей.
Дылда говорит со мной строго. Дылде двенадцать лет.
– Ферму, - отвечаю, - поднимем в свое время. Работы идут хорошо...
Навстречу нам уже бежит Головастик. Он сует под крышу теплушки два длинных бамбуковых удилища, подбегает к Дылде и еще издали, запаленно дыша, кричит:
– Сымай!
Дылда неохотно снимает с головы фуражку и отдает ее Головастику.
– Опять насовал всякой дряни!
– сердится Головастик на Дылду, выкидывая из глубины фуражки набитую туда мятую бумагу; дело в том, что Дылде фуражка чересчур велика, а Головастику, наоборот, мала.
Отдав фуражку, Дылда сразу теряет всю важность и спрашивает:
– Клевало?
– Довольно прилично, на уху натаскал, только все мелочь. Какой у меня язь ушел, фунтов пяти! Лопни глазыньки, не вру. К вечеру тоже клев будет...
Головастик напяливает фуражку, охорашивается, надувается индюком и спрашивает:
– Ну как, товарищ технорук, работы? Скоро ли откроем движение? Давно пора!
Головастик говорит еще строже Дылды. Ему минуло тринадцать лет.
В теплушке четко застрекотал морз. Все трое мы знаем на слух вызов:
"Ржв... ржв... ржв..."
Это зовут Ржаву Правую. Мы с Головастиком поспешно лезем в теплушку. Головастик хватается за ключ, отвечает:
– Я - Ржава Правая.
Аппарат у нас пишущий, но ленты давно нет: надо принимать на слух, как с клопфера, что мне тогда было внове. Поэтому Головастик читает мне вслух стрекотню телеграфа и повторяет, выбивая, мои ответы.
– Здесь Николаев порт. Позовите аппарату технорука, - говорят нам.
– Здесь технорук Астахов. Кто аппарата?
– отвечаю я.
– Аппарата политрук Старчинов. Здравствуй, Астахов!
– Здравствуй.
– Дело, брат, плохо. Нашел всего четыре пресса, они негодны: с поршней сняты уплотнительные воротники.
Я свистнул. Головастик выбивает, повторяя вслух:
– Технорук свистнул.
Аппарат трещит:
– Свисти не свисти, дело - дрянь. Приказ: поставить ферму на место двадцатому. В каком положении работы?
– Ферма уровне подпятных камней. Надо еще сто - сто тридцать сантиметров. А дальше - тпру...
– Повторить, что дальше.
– Дальше технорук говорит "тпру", - повторяет Головастик.
– В чем же дело, Астахов?
– В прессах, как ты их называешь, то есть в гидравлических домкратах... Да и "бароны" перестали выходить на работу.
– У них есть основания. А как Хрящ?
– Хрящ ничего, ворчит.
– "Крючков-то ему достал?
– спрашивает технорук Астахов", выстукивает, подмигивая мне, Головастик, так как я и не думаю спрашивать о крючках.
– Астахов, брось пустяки, - отвечает Старчинов.
Я не успеваю ответить, а уже Головастик выстукивает:
– Тебе-то пустяки, а нам важно.
– Кто передает? Головастик? Я тебе дам крючки! Перестань охалить. Я тебе такую дам взбучку, - быстро трещит аппарат.
– Руки коротки, - дерзко отвечает Головастик на угрозу Старчинова.
И в самом деле, руки коротки: Старчинов говорит чуть не за триста километров. Минуту аппарат, как бы захлебнувшись от злости, молчит. И опять Головастик под трескотню аппарата добросовестно повторяет: