Менялы вели неспешную беседу, как вдруг Махли ощутил тревогу, лёгким сквозняком проникшую в его душу. Он огляделся. Нет, его взор ни за что не зацепился, что могло бы стать причиной беспокойства. Лишь взгляд узких глаз Цафната, сына Хафрома, стража кошек в храме, немного дольше, чем обычно, задержался на нём. Ну и что с того: какую угрозу может нести ему этот худой мальчишка?

– Что-то голова разболелась. Вроде, и духота спала, – Махли с силой потёр ладонью шею.

– Освежиться тебе надо, и всё пройдёт, – оглянулся Ако на глиняную лавку пивовара, стоящую чуть в стороне от тряпичных навесов. – Сейчас, принесу.

Напарник ненадолго отлучился. Вернулся он с небольшим кувшином.

Они забрали в пекарне тарелку с рыбой, накрытую лепёшкой, у торговца зеленью заняли немного сельдерея и укропа, уселись на земле в тени высокого шатра брадобрея.

Махли с удовольствием поедал рыбу и запивал её пивом, изредка бросая взор на пятачок возле храма. На ступени поднялся торговец сладостями, заозирался…

– Не дадут спокойно поесть, – забурчал напарник Махли. – Посиди, скоро вернусь, – он тяжело поднялся и, вытирая руки о набедренную повязку, направился к храму.

Внимательно выслушав полного продавца, он, как и молодой меняла, утвердительно кивнув, исчез за углом.

Тем временем вернулся молодой меняла, согнувшись в три погибели под тяжестью груза на спине. Торговец мясом подхватил мешок на руки, прижимая его к животу, засеменил в сторону своей лавки.

Махли в задумчивости жевал рыбу, изредка выплёвывая косточки. Ему вспомнилась сегодняшняя встреча с Потифаром.

«Надо же: перепутать моего племянника с давно умершим мальчиком, совсем из ума выжил старик, – качнул головой Махли. – Хотя постой, какой он старик? Ему не больше сорока… Надо же, что горе с человеком сотворило? А я ведь помню Потифара, когда они вместе с беременной Эрте только-только прибыли в город».

Махли вспомнил те события, как будто они были вчера.

Потифар, невысокий стройный мужчина, часто наведывался в свой строящийся дом посмотреть, как продвигаются дела.

Однажды он заявился на стройку со своей женой – красивой египтянкой. Эрте уже вот-вот должна была родить. И Потифар решил порадовать жену, показать ей их будущее жилище. Он очень бережно поддерживал Эрте под локоть и с радостью показывал ей почти достроенный дом.

Но тут его отвлекли, и он на минуту оставил жену. Ей было тяжело стоять, и она решила отойти в тенёчек. И запнулась о камень.

Упала она неудачно – на живот.

Поднялся переполох.

Бригадир послал подмастерье за врачом, но тот уехал из города.

Женщине становилось всё хуже. Было понятно: начались роды. И некому было помочь ей.

Махли пожалел женщину, и сказал Патифару, что его бабка Хенех считается в деревне лучшей травницей и повитухой.

Потифар сначала с сомнением отнёсся к словам хабиру, обещал подумать, но глядя, как страдает жена, кивнул на арбу строителей:

– Вези свою бабку!

Ну, Махли и привёз.

Со двора роскошного особняка наместника фараона, где Патифар с женой жили, пока строился их дом, через широкий оконный проём Махли видел, как в просторном помещении его бабка Хенех – живая сухонькая старушка с подслеповатыми небольшими глазами, помогла жене Потифара встать коленями на глиняные кирпичи, испещрённые заклинаниями. Две женщины в светлых накидках держали Эрте за руки.

Запах благовоний доносился на улицу, как и голос Хенех, читающей заговор.

Вдруг Эрте не просто закричала – зарычала! Бабка засуетилась. И тут раздался детский крик.

Махли разулыбался от счастья, как будто это его ребёнок родился. Но потом засмущался и пошёл поправлять сбрую мула.

Потифар на радостях подарил Хенех мешочек серебра, отрезы тканей и ещё много чего.

После, при посещении строящегося дома Потифар почему-то именно с ним, с единственным хабиру в их артели, советовался: где лучше поместить спальню, служебные помещения, кухню, в каком месте прорыть канал, через который будет поступать вода на участок, где раздобыть саженцы для будущего сада. Начальник Махли, длиннорукий коренастый египтянин по имени Джед-Амен-иуф-анх, поначалу ревниво относился к такому положению дел, но со временем – обвык. Увидев Потифара, приближающегося к дому, предупреждал: «Махли! Твой идёт, иди, встречай!» И, улыбается во весь рот…

Когда, со стройкой было покончено, и пришла пора расставаться, Потифар отвёл Махли в пустую, ещё без мебели, комнату, достал из сумки на плече тряпичный свёрток и протянул ему со словами:

– Подарок тебе за сына.

Махли бережно развернул тряпицу и чуть было не задохнулся от счастья: перед его взором предстал кинжал с бронзовым клинком с обоюдоострой заточкой, рукоять была наборной из чёрного дерева, с навершия на Махли взирало око Гора из эмали со зрачком из лазурита.

Жаль, никто не видит, какой красотой обладает Махли – никому, кроме стражников, не позволено носить оружие по городу. За все эти годы только семья брата и видела его кинжал. Так и лежит он в его жилище на самом дне комода. Достанет его Махли, протрёт тряпочкой, полюбуется, и обратно – в комод, от посторонних глаз подальше.