— Не надо! Не сегодня, милый. Просто… новых плохих известий я не выдержу, понимаешь?

— Ну и ладно. У меня для тебя хорошая новость.

— Охрененное спасибо!

— Мама!

— Да. Извини. Какая новость, милый?

— Через десять минут жди гостя. Я беззастенчиво воспользовался своей фамилией и напомнил кое–кому о старых долгах. Он принесет двадцатисантиметровый портал.

— И на что мне двадцатисантиметровый портал?

— Он от нашей «Службы поддержки в чрезвычайных ситуациях». Подвяжется к двухметровому прямоугольному порталу и доставит тебя прямо в Гринвичскую высотку. Оттуда один шаг до Нашуа, мам. Вы с папой в одну минуту попадете в безопасную систему Кормы.

— Это… просто сказка. Спасибо тебе, милый.

— Только много с собой не берите, хорошо?

— Луи… милый. Не знаю, сможем ли мы этим воспользоваться.

— Что?

— Послушай меня, дорогой. Здесь так много людей. Что они будут делать?

— На крайний случай есть план и для них, мама. И ты сама знаешь, что спрашивать не положено.

— Знаешь, ей было страшно, несмотря на все седативные, которыми ее накачали эти гады. Что за ужас? Лежать, следить, как чужие клетки поедают твое тело, понимать, что вата, в которую закутаны мысли, — от изнасиловавших твою кровь химикатов. Но она им не сдалась. Она была слишком сильной.

— О господи, мама! Просто используй портал, ладно?

— Ладно. Но что с остальными? Нельзя их так бросить.

— Мы не собираемся их бросать. Но ты им помочь не сумеешь, даже если останешься в Лондоне.

— Твой отец считает, что сможет. Он, хоть и не говорит, хочет остаться. Я его знаю. Ему каждый день звонят из его службы, просят совета. Дела плохи. Там целые сообщества оставлены на произвол судьбы.

— Мама! Прошу тебя! Слушай, у вас уже в доме кокон — за периметром безопасности. Вам с папой надо уходить.

— Я должна быть с ним.

— Нет, мам, это он должен быть с тобой. Нам для строительства хабитатов исхода понадобятся все, кто способен вести крупные проекты. Такие, как ты, мам. Эти хабитаты — спасение человечества, а важнее этого ничего быть не может. Не веришь мне, спроси папу.

— Ох, ты и вправду весь в него, да? Моих генов как не бывало.

— Мы оба знаем, что это неправда. Слушай, корабли Избавления подойдут к вечеру. Я не шучу: мы не знаем, как это будет. У них хватает мощи убить Землю и все живое на ней, и помешать им Оборона Альфа не сможет. Уходите! Сейчас, пока еще есть время.

— Если я сейчас уйду, а Лондонский щит не выдержит, я никогда себе не прощу.

— Хорошо. Тогда, может, так? Вы оба ждете, пока первый Избавитель подходит к Земле. Если они взломают щиты, вы оба немедленно уходите. Если щиты держатся… тогда пусть папа решает. А не ты. Понятно?

— Хорошо. Против логики не поспоришь.

— Ладно. Когда доставят портал, подвяжите его.

— Да, да.

— Я серьезно, мам. Если ты думаешь, что я не найду способа доставить вас силой, ты так больше не думай.

Она не сдержала прокравшейся на лицо улыбки.

— И зачем ты стал взрослым?

— Чтобы заботиться о вас.

— Мой сын!

— Мам, пожалуйста, береги себя.

— Конечно.

— Я буду пересылать вам поток информации от Обороны Альфа. Вы в прямом эфире увидите, что происходит с городскими щитами.

— Спасибо, Луи. Люблю тебя.

— Ты лучше всех, мама. Не рискуй.

Гвендолин запрокинула голову, уперлась затылком в мягкий валик кушетки. И протяжно–протяжно выдохнула.

— Ты меня изумляешь, — сказал от дверей Горацио.

Она поджала губы.

— Много слышал?

— Чего не услышал, о том догадался. Он, конечно, прав, тебе надо на Нашуа. Хоть у кого–то есть рабочий план спасения людей.

— Некоторых людей. — Она кивнула на окно. — Он не для тех, кто там, а ты рвешься туда.

— Да, потому что, если щиты устоят перед кораблями Избавления, живущим под ними людям в ближайшие годы очень нужна будет помощь. Разве они ее не заслуживают?

— Почему именно ты?

— По той же причине, почему ты должна работать над проектом исхода. Мы это умеем. Нет, мы это хорошо умеем.

Она взяла его за руку, притянула к себе на кушетку.

— Но это нечестно!

— Жизнь редко бывает справедлива.

— Я подумать не могу о разлуке с тобой. Навсегда.

— Остается надежда. Она у нас будет общая — вроде нашей личной запутанности. Этого оликсам у нас не отнять, — улыбнулся он.

— Верно.

Его улыбка, как всегда, пробралась ей прямо в душу. Она никогда не могла устоять перед его улыбкой. Из–за нее к глазам поступила предательская влага — слезы, которые нельзя было пролить, потому что это нечестно по отношению к нему.