Шрифт:
А потом, усмехнувшись, отступила. Что поделаешь? Дело молодое! Не спится…
Глава 6
Глаша, получив от Женьки внушение, училась жить без любви, без доцента, без переживаний. Собирала в корзину памяти воспоминания о нем, его голосе, взгляде, интонации, улыбке. Крохи своей несбывшейся любви, лохмотья несостоявшейся страсти, нитки исхоженных дорог, мгновения случайной радости и килограммы разочарования.
Стояла у окна, бездумно бродила по парку, ходила в церковь, говорила с мамой, до обморока сидела в библиотеке, без конца готовила супы и борщи просто чтобы чем-то занять руки.
Забывала.
Изматывала себя повседневными заботами. Смиренно шептала бабушкины молитвы, искала истоки нелюбви, безутешно плакала над написанными письмами, страстно мечтала о свидании.
Забывала.
Обманывала себя, рвала по живому, глотала слезы, пила снотворное. Теряла смысл, упускала время, заходилась в истерике…
Забывала…
Напрасно. Память жестока. А времени прошло мало. Хотя, говорят, и время не лечит.
Женька, поначалу не придавшая значения этой увлеченности, вдруг осознала, что любовь эта – больше чем привязанность студентки к преподавателю, и больше, чем симпатия молоденькой девушки к взрослому мужчине. Поджав губы, она с сожалением глядела, как мучается подруга, и никак не могла решить, как ей помочь. Не придумав ничего лучшего, вызвала Веру Павловну, мать Глаши, в кафе, и все ей рассказала.
Вера Павловна испуганно побледнела.
– Неудобно спрашивать, но, надеюсь, она не совершила никаких глупостей?
– Если вы о сексе, то успокойтесь, – махнула рукой Женька. – Ничего между ними не было. Или просто не успели…
– Как же быть? Что делать? – Вера Павловна заволновалась.
Они пришли к выводу, что Глашу надо спасать, как-то отвлечь и, договорившись, придумали историю… Сказали Глаше, что Вере Павловне на работе дали две «горящих» путевки в Анапу, и, так как Вера Павловна оставить свой детский сад не может, девчонкам надо ее выручать.
Глаша, услыхав об этом, ехать отказалась наотрез. Она даже представить не могла, что долгое время не увидит своего любимого, не сможет слышать его голос, ловить мимолетную, пусть и не ей адресованную, улыбку…
Но объединенные усилия матери и подруги дали нужный эффект. Девчонки, договорившись, сдали досрочно сессию, и с первого июня готовы были начать новую жизнь. В другом городе. В другом климате. С другим окружением.
Всю ночь накануне отъезда Глафира не спала. Тяжкие мысли кружили голову, будоражили душу, тревожили сердце. Она понимала, что, решившись на поездку, отдалялась от человека, за которого готова была умереть. Мысль о том, что не увидит его до начала следующего учебного года, не просто пугала, а приводила к такой панике, что Глаша едва сдерживалась, чтобы не отказаться от поездки в последнюю минуту. Поезд отходил после пяти вечера, так что все еще было возможно…
Она вспоминала детство, бабушку и маму, воспитывавших ее с бесконечными нежностью и любовью, школьные годы. Все так незаметно пронеслось, ушло, кануло в вечность.
Дни уходят, с нами остается только память.
И тогда девушка, так и не получив желаемого, нашла способ заставить мужчину все равно всегда помнить ее и думать о ней. Как и что он будет думать – уже не имело значения, ей уже просто было нечего терять, да и на размышления времени не оставалось…
На рассвете Глафира написала последнее письмо, которое решила отдать доценту лично в руки.
Они встретились в переходе между корпусами. Он спешил на спецкурс, а она – в деканат за зачеткой. Увидев его, Глаша замедлила шаг и опустила руку в карман, туда, где дожидалось своего часа прощальное послание.
Мужчина приветливо глянул на нее и, кивнув, пошел дальше, но она, умирая от страха и любви, остановилась.
– Извините, я хотела вам передать одну вещь…
– Мне? – он резко остановился. – Слушаю.
Глаша замялась. Он, очевидно, очень торопился, но ему хватило деликатности ее не подталкивать. Молча ждал, остановившись рядом, а потом, улыбнувшись, пожал плечами.
– Видите ли… Опаздываю на лекцию, простите.
И тогда она, словно нырнув в бездонный омут, достала из кармана письмо и протянула ему.
– Вот… Это вам.
– Мне? – Он взял конверт, недоуменно покрутил его. – Сейчас прочесть или потом?
– Потом. Вы же спешите.
Он на мгновение замер в замешательстве, а затем кивнул и быстро ушел, не прощаясь. Однако, зайдя за угол, почему-то остановился. Достал конверт, вытащил сложенный вдвое листок и прочитал, чувствуя, как кровь бросилась ему в лицо.
«Я скучаю по тебе. Неторопливо подойду к окну и, вздохнув, аккуратно выведу на запотевшем стекле первую букву твоего имени.
Посмотрю вдаль. Там, в густой туманной синеве, темнеет берег моря, шумят холодные тяжелые волны. Ледяной ветер, рвущий ставни, нетерпеливо стучит в дверь, словно запоздавший путник.
Возьму листок из обычной школьной тетрадки и старательно нарисую мою бесцветную тоску, а рядом напишу просто и незатейливо: „Приезжай. Я скучаю по тебе“».