–  Ну, что ты в самом деле умом-то раскидываешь?
– промолвила она полуворчливо-полуласково.
– Ты говори толком… Ну, что, в самом деле…

Глеб раскрыл удивленные глаза.

–  Вестимо, толком говори, - продолжала жена, - слушаешь, слушаешь, в толк не возьмешь… вертит тебя только знает!.. Ты толком скажи: возьмешь, что ли, их в дом-от?

–  Эк ее!.. Фу ты, дура баба!.. Чего ж тебе еще? сказал возьму, стало тому и быть… А я думал, и не весть что ей втемяшилось… Ступай…

На этот раз тетушка Анна не заставила себе повторить и, отворив ворота, поспешно заковыляла в избу.

В сенях она наткнулась на дядю Акима и его мальчика. Заслышав шаги, дядя Аким поспешил скорчить лицо и принять жалкую, униженную позу; при виде родственницы он, однако ж, ободрился, кивнул головою по направлению к выходной двери и вопросительно приподнял общипанные свои брови.

В ответ на это старушка заморгала глазами, погрозила пальцем и выглянула на двор; после чего она подошла к родственнику и сказала шепотом:

–  Остаешься, Акимушка!

–  Что ты, матушка?

–  Ей-богу, право! Сам сказал; сначала-то уж он и так, и сяк, путал, путал… Сам знаешь он какой: и в толк не возьмешь, так тебя и дурит; а апосля сам сказал: оставлю его, говорит, пускай живет!

Во время этого объяснения лукавые глаза Гришки быстро перебегали от отца к тетке Анне; с последними словами старушки испуг изобразился в каждой черте плутовского лица; он ухватил дядю Акима за рукав и принялся дергать его изо всей мочи.

–  Смотри только, Акимушка, - продолжала между тем старушка, - смотри, в работе-то не плошай, касатик.

–  Буду, матушка, буду! Я ли когда на печи лежал, я ли…

–  Ну, то-то, родимый, то-то; с тем, говорит, и беру, коли работать станет!.. Сам знаешь, человек он крепкий: что сказал, от того не отступится.

–  Знаю, матушка, все знаю… Ах, ты, касатушка ты наша!.. Родная ты наша! Как нам за тебя бога молить?.. Ах!.. Что ты, Гришутка? Что на рукаве-то виснешь… Вишь его, озорник! Оставь, говорят!
– заключил Аким, поворачиваясь неожиданно к парнишке.

–  Пойдем! Пойдем! Не хочу я здесь оставаться!
– заговорил мальчик, принимаясь теребить еще пуще рукав Акима и обнаруживая при этом столько же азарта, сколько страха.

–  Куды ты?.. Ах, ты, безмятежный ты этакой!.. Пусти!

–  Не хочу! Не хочу! Пойдем!
– кричал мальчик.

–  Полно, батюшка, полно тебе, - сказала Анна, стараясь обласкать Гришку, - а я лепешечки дам… Подь-кась в избу: лепешечки дам, соколик…

–  Не хочу! Я хочу домой!.. Пойдем!.. Пойдем!
– кричал Гришка, цепляясь за ворот Акима, пригибая его к себе и топая ногами.

В самую эту минуту неподалеку, почти у самого крыльца, послышались шаги Глеба Савиныча.

Старуха опрометью кинулась в избу.

–  А! Сват Аким, здорово!
– сказал рыбак, появляясь в сенях.
– Что вы тут делаете?.. Чего это он у тебя, слышу я, не хочет, а?
– промолвил он, взглядывая на мальчика, который остолбенел и побледнел как известь.

–  Так, батюшка… Глеб Савиныч… глупенек… вестимо… - пробормотал Аким, разводя руками.

–  Да чего ж он не хочет-то? А?.. Иду, слышу: не хочу да не хочу!.. Чего не хочу? А?

–  Вот, кормилец, - мешаясь, подхватил Аким, - умыться не хочет… воды боится; добре студена, знать!.. Умойся, говорю… а он и того…

–  Ну-ткась, сват, возьми-ка зачерпни поди водицы… Вон в углу стоит; давай сюда: мы его умоем, когда так!
– проговорил рыбак, ставя перед собою Гришку и наклоняя ему вперед голову.
– Лей!
– заключил он, протягивая ладонь.

–  Бррр… - пробормотал Гришка, мотая головою.

–  Лей еще!
– повторил Глеб.

Дядя Аким, лицо которого корчилось и ежилось самым жалобным образом, повиновался.

–  Бр… р-р… бр-р… батюшки!
– кричал Гришка.

–  Ничего, врешь, не пуще холодна, лей еще!

–  Бр-р…

–  Ну, на здоровье; утрись поди!
– произнес Глеб, выпуская Гришку, который бросился в угол, как кошка, и жалобно завопил.
– А то не хочу да не хочу!.. До колен не дорос, а туда же: не хочу!.. Ну, сват, пора, я чай, и закусить: не евши легко, а поевши-то все как-то лучше. Пойдем, - довершил рыбак, отворяя дверь избы.

Во время завтрака веселье рыбака не прерывалось ни на минуту. Со всем тем он не коснулся ни одного пункта, имевшего какое-нибудь отношение к разговору с хозяйкой; ни взглядом, ни словом не выдал он своих намерений. С окончанием трапезы, как только Петр и Василий покинули избу, а жена Петра и тетка Анна, взяв вальки и коромысла, отправились на реку, Глеб обратился к Акиму:

–  Вот, сватьюшка, что я скажу тебе, - произнес он с видом простодушия.
– Останься, пожалуй, у нас еще день, коли спешить некуда. Тем временем нам в чем-нибудь подсобишь… Так, что ли? Ну, когда так - ладно! Бери топор, пойдем со мною.