Тридцать шестой чай – смесь грузинского и индийского чая мы пили чаще, но его тоже можно было купить не всегда, поэтому грузинский чай у нас заваривался каждый день.

Заварив чай, мы уселись за стол и приступили к чаепитию. К чаю сегодня у нас имелся подовый черный хлеб, масло и грибная икра нашего домашнего производства, принесенная вчера мамой из кладовки в подвале.

Мама молча наблюдала, как я отрезал кусок хлеба, намазал его маслом и сверху положил толстый слой грибной икры.

Когда же я намерился его откусить, она вдруг спросила:

– Может, ты грибную икру в осетровую сможешь превратить?

Я чуть не подавился откушенным куском и закашлялся. Прокашлявшись, укоризненно сказал:

– Мама, другого времени для вопросов не нашла.

– Ну, а что? – скупо улыбнулась та. – Я вчера еще, когда свечу в руки взяла, сразу обратила внимание, что она совсем не такая, как раньше. А когда через час мне стало лучше, сразу поняла, что это твоя работа.

Так, что не ври, признавайся, как ты это делаешь?

Я тяжело вздохнул.

– Мама, ты понимаешь, что будет, если разойдутся слухи о моих способностях.

– Да ничего плохого не случится, – простодушно заявила та. – Наоборот, здорово, что ты можешь помочь больным людям.

– Все-таки, недостаток образования не всегда мешает жить. Моя родительница просто не могла оценить в полной мере того, чему была свидетельницей. Полет в космос, к примеру, удивлял её гораздо сильней.

Я поставил кружку с чаем на стол, и пристально глядя маме в глаза, сказал:

– Мама, ты просто не понимаешь всех возможных последствий, если мой секрет станет общеизвестным.

Могу рассказать по пунктам.

Во-первых, для начала к нам начнётся паломничество больных, жаждущих быстрого излечения.

Во-вторых, на это сразу обратят внимание органы власти.

В-третьих, меня через какое-то время заберут на обследование.

И, наконец, четвертое, если на обследовании поймут, что я действительно могу улучшать лекарства, ты меня больше никогда не увидишь. Меня просто не выпустят на свободу, и всю жизнь я проведу взаперти.

– Ну живут же у нас в городе бабки – ведуньи, порчу снимают, грыжи заговаривают, настойки разные продает, – их ведь никто не трогает, – ответила мама, глаза у неё уже были на мокром месте. – Почему тебя сразу должны посадить в тюрьму.

– Мам, всякие бабки-ведуньи могут заговаривать грыжи, снимать порчу и живут на свободе, только потому, что власти прекрасно знают, что на самом деле эти бабки ничего вылечить не могут, и от их настоек никакого толка нет. Конечно, никто меня в тюрьму не посадит, но жить придется в изоляции и под охраной. А мне это на фиг не нужно, да и тебе тоже. Так, что, мама, давай договоримся. Если хочешь, чтобы у твоего сына было все хорошо, никогда, никому не говори ни единого слова о его необычных способностях. Тем более, что я сам в них ни черта еще не разобрался, и не знаю, получится ли разобраться вообще.

После этих слов мама разревелась по-настоящему и, обняв меня, начала уверять, что ничего никому не расскажет.

Обещанием женщин не стоит доверять, впрочем, как и мужчин, поэтому мамины слова я всерьёз не принял. В принципе, здесь все зависело от меня. Если я не буду палиться сам, то никаким посторонним утверждениям о моих способностях веры не будет.

Прорыдавшись, мама вспомнила, что у неё со вчерашнего дня стоит опара, и возможно она уже перекисла.

Поэтому она отправила меня за дровами, а сама занялась тестом.

Взяв с собой по пути помойное ведро, я пошел на улицу. У двери подъезда с задумчивым видом стоял Валерка Лебедев в галошах на босу ногу, в драном милицейском тулупе и курил сигарету.

Увидев меня, он оживился.

– Витёк, привет. Тут с утра слышал, к вам родня привалила.

– Как привалила, так и отвалила, – сообщил я.

Валерка усмехнулся, окинул меня взглядом и неожиданно предложил:

– Слышь, Витька, я сегодня на танцы собираюсь, пацаны знакомые все разъехались, а одному что-то неохота идти. Может, тебя с собой взять?

Я тоже улыбнулся.

– Валера, ты недавно говорил, что я еще тот слабак. А теперь с собой зовешь.

– Ты знаешь, – уже серьезно заговорил сосед. – За последние пару месяцев ты прилично вырос, поздоровел. И очень начал брата напоминать. А тот был пацан резкий, чуть, что не так, сразу бил в табло.

– Не сочиняй, – ответил я. – Вовка очень редко дрался. Иначе бы его быстро из бокса поперли.

– Ну, да, – согласился Валерка, – редко, зато метко. сам не раз видел.

– А почему бы и нет, – подумал я. – Зачем вести себя, как старик, если по факту ты им не являешься. Решено идем на танцы.