Шрифт:
– Не знаю. Может статься так, что наоборот придётся сократить численность персонала.
Штур недовольно посмотрел на собеседника, не прервав, однако, его речь.
– Я считаю, нам стоит временно прекратить наземные исследования, отойти в сторону. Меня сбили не случайно, а в результате планомерной охоты за «инопланетянами». Шатрэнианцы знают, что за ними следят из космоса и посещают их планету. Или, по крайней мере, догадываются.
Посуди сам: да, «Призрак» лишился своей маскировки, но по размерам он куда меньше, чем любой летательный аппарат, сделанный руками местных, да и отвесная траектория падения определённым образом маскировала болид, выдавая его, к примеру, за метеорит. А зачем стрелять по метеориту, тратить ракеты, если он и так либо сгорит в атмосфере, либо рухнет в скором времени на планету, так ведь?
А с каким размахом проводились поиски в лесу? Сколько там было людей и техники ты знаешь лучше меня, ведь имел возможность наблюдать за процессом сверху. Разве такие меры используют, если ищут вражеского диверсанта? Дирижабли, автоматчики в оцеплении через десять метров, ватага легионеров – целая войсковая операция. Причём, судя по всему, легионеры не знали точно, с чем им придётся столкнуться, и на всякий случай прихватили с собой едва ли не все образцы вооружения из арсенала.
К тому же их начальник явно растерялся, когда увидел обычного человека. Кого бы он ни ожидал, но явно не ниарца. Похоже, на этой планете мы имеем дело с беспрецедентным доселе случаем, когда в исследуемых мирах о землянах узнают до контакта и помимо нашей воли.
– Но ведь не было никаких признаков того, что нас обнаружили! – Штур замотал головой из стороны в сторону.
– Но мы до сих пор не смогли проникнуть в высшие эшелоны власти и генералитета Легиона и не знаем, что твориться в Подземном городе. Поверь мне, они знают о нашем существовании. Мы больше не можем продолжать нашу тайную деятельность на планете, потому что она перестала быть тайной. Рано или поздно наши подпольные действия породят многочисленные подозрения, и это в два счёта может привести к росту ксенофобии и убить всякую возможность будущего контакта ещё в зародыше. С моей точки зрения, выбор невелик – либо немедленно, в кратчайшие сроки прекратить все наземные исследования, скрыть следы нашего пребывания на Шат’рэ, чтобы у самых отчаянных сторонников существования пришельцев не было доводов в пользу своей теории, либо действовать в открытую, разом рассеяв все подозрения.
– Ты же прекрасно знаешь, Олег, что они не готовы к контакту. Установив связь с какой-то одной страной, мы породим зависть и страх у других, они могут развязать войну. Возможны и иные сценарии. Я уже напоминал тебе о судьбе Приама. Нет, контакт полностью исключён как вариант развития событий.
– Именно поэтому мы и должны отойти в сторону. Продолжим наши наблюдения с лунной базы, – но больше никаких агентов, «Призраков», карпускулоидов, подводных баз, космопортов и всего остального. Будем наблюдать и ждать. Когда время настанет, мы вернёмся – на сей раз во всём своём великолепии, не скрываясь. А этот момент наступит непременно, и возможно, что ещё на нашем с тобой веку.
Внезапно сигнал вызова прервал рассуждения Макарова. Комната Тадеуша замерцала красным цветом, что означало одно – чрезвычайную ситуацию. Переглянувшись друг с другом, собеседники одновременно кивнули, и Штур подключил обоих к третьему каналу внутренней системы связи. В появившейся проекции медицинского отсека центральное место занимало весьма обеспокоенное лицо доктора Зодер. Её нервозность немедленно передалась и мужчинам.
– Босс, вам надо посмотреть на это, – взволнованно произнесла она, отходя в сторону. На том месте, где только что стояла Инга, возникло подробное изображение анатомического строения уроженца Шат’рэ с цепочкой ДНК, изображённой по соседству. А рядом ещё одно, почти идентичное. Впрочем…
По мере того, как Макаров и Штур вглядывались в причудливую схему переплетения аминокислот, их глаза расширялись, а нижние челюсти непроизвольно опускались вниз.
– Быть того не может, – прошептал Олег.
– Мы обнаружили это, изучая капитана… – Зодер подсмотрела фамилию, – капитана Арааша, – доктор на секунду замолчала, а затем вновь продолжила. – Во-первых, размеры и структура мозга не совпадали с соответствующими показателями у уроженцев Шат’рэ. Вес примерно на сто грамм больше, иные пропорции у различных отделов. Пара желез неизвестного происхождения. Это никак не могло быть следствием врождённого генетического нарушения, поскольку аборигены при таком весе головного мозга могут быть только полными идиотами, что по поведению легионера не скажешь. А во-вторых, когда мы присмотрелись, то заметили…
– Следы генетической коррекции, – вставил Тадеуш. Он не мог оторваться от цепочки ДНК, в которой ему, как человеку, работавшему с биороботами и потому косвенно знакомому с современной генетикой, виделись искусственные вкрапления чужеродных генов.
В двух словах сущность генетической коррекции состояла во встраивании в геном того или иного существа не свойственных ему цепочек, которые через некоторое время, зависящее от скорости обновления клеток, изменяли определённым образом организм, порождая искусственную мутацию. В Обитаемых Мирах генетическая коррекция была под строгим контролем властей и использовалась только в чрезвычайных ситуациях, когда от её применения зависела жизнь человека. Причина столь жёсткого надзора заключалась в сложности и несовершенстве технологии, применяемой землянами, из-за которого зачастую мутации проходили не так, как надо.
– Именно, – подтвердила Инга. – И, как вы понимаете, провести её на этой планете никто не мог. Я даже сомневаюсь, что на Земле найдутся генетические инженеры столь высокой квалификации. Эта ДНК – настоящее произведение искусства. Кто-то тщательно маскировал капитана под среднестатистического шатрэнианца.
– Это значит… – пробормотал Олег.
– Пришелец! Чужой! Инопланетянин! – хлопнул себя по лбу Тадеуш. – Инга, ты не находила никаких имплантатов в теле капитана?
– Имплантатов как таковых нет. Зато имеется множество структурированных уплотнений.