Шрифт:
– Это ты к чему? – Глафира не отрывала взгляда от дороги. Перед тем как услышать ответ Валентины, подумала, что напрасно не сообщила Адаму, куда именно они отправляются. – Девушка тоже говорила на непонятном языке?
– Глаша, ты меня совсем не слушаешь. Она говорила на английском. И, как мне показалось, чисто. Но я не англичанка, мне трудно судить. И в то же самое время у меня было такое ощущение, словно она понимает то, что ей говорят на русском. Вот так.
– У тебя ведро есть?
– Какое еще ведро?
– А тряпка?
– Глафира!
– Думаю, ты не месяц, а все два будешь мыть полы у нас в офисе, – проворчала Глаша. – Хоть бы там какой-нибудь буфет, что ли, был… Так кофе хочется.
Проехав основную часть пути, свернули направо и покатились в сторону железнодорожного переезда. Через пять минут машина остановилась неподалеку от здания станции. Все вокруг плавало в сиреневой предутренней дымке. Татищево еще не проснулось.
– Господи, как тихо… – Глаша вышла из машины и сладко потянулась, расправляя затекшие мышцы. – Ну, давай, показывай свою «англичанку».
– Глаша, я и так нервничаю! Хоть бы она была здесь… – Валентина открыла дверь и вошла. Кошка, дремавшая в стенной нише, поднялась, вытянув лапки, и тоже потянулась, зевнула, показывая розовость язычка и беленькие зубы. После чего снова улеглась на свое место и прикрыла глаза, каким-то внутренним чутьем понимая, что опасности нет.
На скамье лежала девушка. На боку, свернувшись в клубок. Старые растоптанные кроссовки, грязные джинсы, толстый свитер, спутанные волосы неопределенного цвета с седыми прядями. В точности такая, как и описывала ее Валентина.
– Вот, это она! – с гордостью воскликнула Валентина. – Ну, что я говорила? Ее никто не встретил!
Глафира подошла и осторожно тронула девушку за плечо.
– Она совсем холодная…
3. 2009 г., Татищево
Не припомню, чтобы мне еще когда-либо было так худо. Меня обуревали желания, одно нереальнее другого. Искупаться, выпить горячего чая, надеть свою привычную и, главное, чистую одежду, и не менее важно – оказаться уже дома, вынырнуть из этого длящегося, как мне казалось, целую вечность кошмара.
Сколько уже может сниться этот вокзал – не вокзал, станция – не станция и эта кошка – не кошка. Еще подумалось почему-то, что хорошо все же иметь шерсть. Тогда никакой одежды не нужно. Да и багажа тоже. И денег. Правда, если у тебя, у кошки, есть хороший хозяин.
Я слышала, как скрипнула дверь. По логике вещей, это должны были быть полицейские, которые растолкают меня и выпроводят из этого странного места в полицию. Или просто выгонят на улицу. Мол, нечего таким, как я (а я знала, что выгляжу самым преотвратным образом), спать на вокзале.
Я снова услышала женские голоса. Почувствовала, что ко мне подошли совсем близко, потом даже тронули за плечо.
– Она совсем холодная, – услышала я над самым ухом и повернулась, чтобы посмотреть, кто меня трогает.
Увидела двух девушек. Тоненькую, с испуганными глазами, и полную, просто-таки округлую молодую женщину, внимательно меня рассматривавшую.
– Она жива, слава тебе господи, – произнесла та, что тоненькая. И, уже обращаясь ко мне: – Как вы себя чувствуете?
– Ужасно, вот как, – сказала я чистую правду.
– Глаша, ты слышала? Она говорит на английском! – И снова обращаясь ко мне: – А вы по-русски понимаете?
– Конечно, понимаю… – ответила я уже на русском. На таком, за который в Кембридже мне ставили довольно высокие баллы.
– Глаша, – прошептала в каком-то восторге девушка, – она и на русском может! Так это же отлично!
– Вы кто? – спросила я, понимая, что со мной происходит что-то непонятное и что все это – не сон.
– Меня зовут Глафира, – ответила мне приятным голосом пышнотелая молодая женщина в вязаном белом свитере. Очень чистом, подумалось мне, находящейся в очень странном состоянии нечистоты и холода. – А это – Валентина. Вы ехали с ней в одном купе, в поезде. Ей показалось, что вам требуется помощь. И вот мы здесь. Возможно, мы вмешиваемся в вашу частную жизнь…
– Подождите. Я сама ничего не могу понять…
– Пожалуйста, переключитесь на русский, – попросила меня та, что звалась Валентиной.
– Да уж, так будет легче общаться, – улыбнулась Глафира. – Я, конечно, неплохо училась в школе, но говорю на английском медленно и с жуткими ошибками. Так что ваш беглый…
– Извините. Да, конечно.
Я и сама понимала, что говорю со страшным акцентом, но это было все же лучше, чем болтать на родном, английском. Так, во всяком случае, была надежда, что меня поймут.