Шрифт:
Удар бича обжег спину Писателя. От неожиданности он чуть не выронил камень.
– Кончай болтовню.
– Сказал надсмотрщик.
– Надеюсь, коллега, вы не забыли, - с ехидной усмешкой прошептал Критик, - что эти солдаты, равно как и удары, которыми они нас могут угостить - лишь иллюзия, искусно созданная машиной?
– Осознаю это, как минимум, не хуже вас, и собираюсь закончить свою мысль, - сказал Писатель и отпил ароматную жидкость из золотого кубка.
– Да вот беда, коллега, вы не очень-то настроены слушать.
– Вы же человек искусства...
– Критик говорил тихо, но взволнованно.
– Вас не восхищает красота этой танцовщицы? Какое чудесное слияние достоинств души и тела... В каждом её движении - и одухотворенность, и грациозность, и сила...
Это же тот идеал, который я искал всю жизнь и так и не встретил!
– Ничего удивительного: компьютер наверняка извлек эту красавицу из вашей головы, а теперь подсовывает вам же!
– Но я никогда не был в состоянии представить её так отчетливо и ярко, с такими подробностями...
– Вот-вот - машина лишь тупо и старательно отшлифовала детали. Но этой примитивной наживки достаточно, чтобы ловить на крючок таких как вы. Надеюсь, вы не забываете, что все вокруг лишь иллюзия, искусно созданная этой, как её...
– Писатель сделал ещё глоток и по телу разлилась волшебная легкость.
– Как много слов!
– Сказал Критик.
– Не даром возмущался тот гражданин с каменоломни! Давайте немного помолчим.
– Вы думаете - я балдею от разговора с вами? Никоим образом. С радостью замолчу, только признайте очевидное: у вас нет энтузиазма для защиты собственной позиции - и это верный признак её несостоятельности. Так найдите в себе, хотя бы, мужество признать это. А дальше - пяльтесь на свою диву хоть всю оставшуюся жизнь!
– В конце концов не будете ли вы так любезны заткнуться?!
– Даже выругаться по-мужски не можешь! Тряпка!
Критик оторвал наконец взгляд от танцовщицы и посмотрел на Писателя помутневшими глазами.
Эта была столь резкая перемена, что оба ощутили сильнейшее головокружение.
Они стояли друг против друга с оружием в руках. Роскошная сказочная комната и роскошная сказочная танцовщица исчезли без следа. Со ступеней гигантского амфитеатра обрушивался шум многотысячной толпы.
– Проклятье!
– взревел Критик и так врезал мечом по щиту Писателя, что тот отшатнулся на несколько шагов, едва не рухнув на арену.
Удар вывел Писателя из оцепенения, и он вступил в схватку. Критик, похоже, выплеснул все силы с первым ударом, и теперь, отходя назад и задыхаясь, лишь защищался до тех пор, пока Писатель ловким ударом не выбил его меч.
– Добей его! Добей!
– вопили сверху хриплые голоса.
Стоны боли и страха... Тихое ошеломляющее многоголосье... Обнаженная окровавленная плоть... Сотни людей, дрожа, умирают на крестах вдоль дороги, уходящей к горизонту...
Другой конец дороги ведет к городу. Мрамор дворцов и колоссальных статуй. Пышные кроны деревьев сияют в солнечных лучах...
– Проклятые дворцы и статуи.
– Сказал Критик.
– Тут все построено на крови.
– Идем в город.
– Сказал Писатель.
– Здесь оставаться невозможно.
– Проклятые дворцы и статуи, - сказал Критик.
– Вы не могли бы идти побыстрее?
– сказал Писатель.
Они смотрят на горящий город из окна дворца. Отчаянные крики горожан и торжествующие вопли победителей-варваров. На просторной площади внизу огромная статуя. Пламя пожара ярко освещает её.
– Не ваша ли это танцовщица?
– спрашивает Писатель.
– Она.
– Говорит Критик.
– Но мрамор и размеры сделали её иной. Это уже вечная богиня, а не смертная женщина...
Толпа дикарей врывается на площадь. Громко хохоча, они накидывают на статую веревки, пытаясь сбросить её с пьедестала. Мрамор не поддается, в ход идут топоры...
Богиня с грохотом повержена, но её продолжают бить топорами...
На погибающий город вдруг капает мелкий дождь. Конечно, он не потушит пожар...
Та же площадь, но от дворцов - лишь развалины, кое-где выглядывающие из земли. Везде, даже на пустом пьедестале, прорываются к небу трава и кусты... Ласковое солнце, свежий ветер, пение птиц...
– Весна...
– тихо сказал Критик.
– Что?
– не расслышал Писатель.
– Да так...
И чистый мягкий снег заполнил все вокруг, все стало гладким белым и неподвижным, только два человека плясали на холодном ветру, пытаясь разогреть свои тела.