Шрифт:
Камка упала, как камень с неба. Как коршун, упала на нас, ногой опрокинула котёл, вода, шипя, вмиг потушила огонь. Стало темно, девушки закричали от неожиданности и разбежались. Котёл откатился, куски мяса остались лежать на земле, точно камни. Камка, грозная, разящая, как война, стояла над кострищем, широко расставив ноги. Я одна осталась сидеть. Только оцепенение, что сковало меня, не дало мне подняться и в ужасе отскочить: я смотрела на неё, как в сновидении смотрят на духа.
Её первые слова, гневные, громкие, не коснулись моих ушей. Как во сне, видела я, что девы, услыхав её, стали собираться вместе. Страх сбивал их, как овец. Как во сне, видела я, что Очи приблизилась и стала поодаль, вся сжимаясь и отворачиваясь, будто боялась, что Камка пустит в неё свой чекан. И только тогда стала я понимать, что всё происходит по нашей вине, двери моих ушей распахнулись, и я услышала слова Камки, обращённые ко мне:
– Видя, что тот, кто поручен твоей власти, готов к преступлению, почему не остановила его? Ты знала, что нельзя совершать такого, но не помешала. Ты не вождь и не воин и не смеешь больше себя так называть!
Я молчала. Всё во мне знало: Камка права. Любые слова стали бы попыткой оправдаться.
– Вождь несёт на себе гору, тогда как на всех возложены только камни. Вождь ведает сердцем, к чему приведут поступки. Ты же смолчала. Смерти достоин твой шаг.
Я слышала, как девы ахнули у меня за спиной, во мне же всё осталось спокойным. Оглушившее равнодушие отошло, с каждым словом Камки ко мне как будто возвращалась воля.
– Ты неверно судишь! – вскричала вдруг Очи. Голос её дрожал от гнева. – Это я охотилась, я взяла лук! Я обманула тебя, разве за это можно убить другого?
Не оборачиваясь, я поняла, что её глаза вскипают слезами обиды. А я-то думала, не умеет плакать моя Очи!
– Ты живёшь, как овца, не сознающая связи между событиями, – ответила Камка. – Разве не думаешь ты, что каждое задание, как и любой мой запрет, имеет причину?
Очишка молчала.
– Думаешь, ты великий охотник? – продолжала Камка. – Им ты была, теперь забудь. После посвящения ты поняла бы, что раньше ничего не умела. Но нарушать постепенность нельзя. Пока только учишься стрелять, как можешь брать лук на охоту?
– Хорошо же, пусть так! – не унималась Очи. – Но за что винить Ал-Аштару?!
– Твой проступок – отступление от запрета. Царевна же не слово моё нарушила, а призвание упустила. Скажи, Ал-Аштара, ты видела там Царя?
Если б не ветер, стало бы смертельно тихо после этих слов. На миг возникло во мне удивление: откуда она знает? Но я тут же поняла: Камка всегда знает всё. И спокойно ответила:
– Да.
– Он напомнить тебе пришёл о том, кто ты. Но ты и тогда не остановила Очи. Ты у него жертву отняла. Теперь только он может тебя судить.
Девы молчали, молчала и Очи. Я же пыталась, но всё ещё не могла вобрать в ум, что говорила мне Камка. Вновь перед внутренним взором увидала Царя, как он, вцепившись в шею козы, с ней покатился. И тут поняла: хищник не из гордости или злости убивает, он забирает то, что ему предназначено. Единая жизнь всего вокруг, бело-синее, что растворено во всём, перетекает в него из жертвы – так нить жизни продлевается от начала начал. Очи же шла на охоту из гордости. Это не её была жертва, и нить жизни её стрелой оборвалась.
– Скажи, что мне сделать? – спросила я тогда Камку.
– Вернись и отдай Царю его жертву. Если примет, станешь снова вождём. А не примет, себя ему вместо козы отдашь.
Странной радостью наполнилось моё сердце от этих слов. Без промедления я принялась собирать куски мяса в шкуру. Но тут Очи снова крикнула:
– Я с нею пойду!
– Твоё наказание будет другое.
– Я пойду с Ал-Аштарой.
Не ответила Камка. Девы тоже решились за меня вступиться, стали говорить, что ночью будет пурга, но Камка будто не слышала. И я не ждала от неё ничего. Собрав мясо, обшарив каждый камень, я завязала шкуру, насадила на прут, и, вдвоём взявшись, мы с Очи отправились в горы.
Снег уже сыпал над лесом. Теперь я шла впереди, Очи будто не поспевала за мной. Мясо казалось тяжелей: или от воды набухло, или это тяжесть наказания легла на нас.
– Аштара! Давай остановимся, – стала звать Очи. Но я спешила и не оборачивалась. – Ал-Аштара, погоди! Буря уже легла на те горы. Мы не взяли с собой ни шкур, ни накидок. Не пойдём сегодня туда, Царь и тот не сунется сейчас. Надо завтра идти, как уляжется ветер и снег будет свежий. Я выслежу его и поднесу жертву. А сейчас давай переночуем в лесу, глубже уйдём, я покажу место, мать не найдёт.