Шрифт:
Я не знал, с чего начать разговор, и спросил:
– Зоя, а что вы делаете в свободное время?
– Когда как,- сказала Зоя.- Иногда с девочками на танцы хожу или в кино. А то просто сижу дома, выражения переписываю.
– Что?
– Выражения. Ну вот знаете, например, такое выражение: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях". Это Долорес Ибаррури сказала. Или вот выражение Гюго: "Жизнь - цветок, любовь - мед из него". У меня этих выражений уже целых два альбома есть. Если иметь их много, никаких книжек читать не надо!
– Скажите! Это интересно...- сказал я.- Значит, вы храните в этих альбомах всю мудрость в чистом виде?
– В чистом,- согласилась она.- Вы знаете, у меня почерк очень красивый, хотя даже среднюю школу я не закончила. А вот у моей сестры высшее образование - учительница она,- так вы не поверите, как напишет что-нибудь, сама не разберет. А у вас высшее образование?
– Да вроде бы высшее,- сказал я.
– А правда, что вы очень сильный?
– С чего это вы взяли?
– А мне один мальчик рассказывал. Он с нашей поварихой дружит. Говорит, что с вами вместе работает. Его Сашей зовут.
– Не знаю,- сказал я,- со мной много Саш работает. Как фамилия?
– Фамилию не помню. Русый такой, волосы длинные-длинные.
– А,- догадался я.- Писатель?
– Как, он разве писатель?
– удивилась Зоя.
– Ага,- сказал я.- Писатель. Знаешь что, давай будем на "ты". Так как-то проще. Правда?
– Правда,- согласилась она.- Лучше дружеское "ты", чем холодное "вы".
– Вот именно,- сказал я.- И так холодно. Давай зайдем в фойе. Погреемся, журнальчики посмотрим.
Она согласилась. Мы вошли. Посмотреть журнальчики нам не удалось, в фойе выступал режиссер, поставивший эту картину. Стоя у стены, мы слушали его. Режиссер рассказывал, как был поставлен фильм, как героически работал весь съемочный коллектив, какие надежды они возлагают на эту работу. В конце своей речи он сказал:
– Если наш фильм заставит вас над чем-то задуматься, если, посмотрев его, вы станете хоть чуточку лучше и умнее, мы будем считать, что наша задача выполнена.
Ни лучше, ни умнее после этого фильма мы не стали. Когда мы шли из кино, Зоя долго молчала и вздыхала, думая о чем-то своем. И наконец спросила:
– Женя, а что такое любовь?
– Не знаю,- сказал я.
Она вздохнула и сказала задумчиво:
– Любовь - это бурное море, любовь - это злой ураган.
Я с ней согласился.
Мы дошли до ее дома. Я быстро попрощался и ушел, решив, что теперь придется завтракать в другой забегаловке.
20
И вот наступил этот день, которого все ждали в нашем управлении. Утром меня вызвал к себе Силаев. Он сказал, что приказ о моем назначении утвержден и что после праздника я могу принимать дела. С Клавой я до сих пор не помирился. Настроение у меня было отвратительное, мое назначение меня не радовало.
– Ну что, Евгений, выходишь в люди,- бодро сказал Силаев.- Скоро вообще большим человеком будешь. Сегодня сдашь дом, а после праздника примешь дела. Ты чего хмуришься?
– Сами знаете чего,- сказал я.- Халтурить не хочется.
– Что делать?
– сказал Силаев.- Не всегда мы можем делать то, что хочется. Райком требует сдать - и против него не попрешь. Теперь такое дело. Первая секция у тебя вроде бы лучше всех отделана?
– Вроде.
– Ну вот. И асфальт возле подъезда есть. А возле других нет.
– Ну и что же?
– не понял я.
– Да как же - что? Первый день на стройке, что ли?
– Силаев развел руками.- На улице грязно, а комиссия придет в ботиночках, люди интеллигентные.
– Думаете, по грязи не захотят ходить?
– Не захотят,- уверенно сказал Силаев.- Я их знаю. Сам такой.
Мне было уже все равно. Делайте, что хотите, и я буду делать, что хотите,так будет спокойней.
Я вышел из кабинета. В приемной толкалось много народу. Секретарша Люся бойко стучала по клавишам машинки - печатала акт сдачи-приемки объекта. Возле нее на стуле сидел Сидоркин и объяснялся Люсе в любви.
– Значит, не пойдешь за меня замуж?
– спрашивал он с самым серьезным видом.
– Нет,- отвечала Люся,- ты уже старый и худой.
– Это хорошо,- сказал Сидоркин.- Помру, скелет сдашь в музей - большие деньги получишь.
– Ты чего здесь торчишь?
– спросил я его.
– Богдашкина жду. Поговорить надо, хороший он больно уж человек.
В это время в приемной появился Дроботун - представитель райисполкома, бессменный председатель всех комиссий по приемке зданий. Я его не видел месяца три. За это время он еще больше погрузнел, раздался в плечах, и его военный костюм, в котором он несколько лет назад вышел в отставку, уже расползался по швам. В руках он держал тяжелую от дождя плащ-палатку.