Шрифт:
— Меня зовут не Армандо, и я здесь главный. А теперь убирайся. Я не позволю какой-то сучке открывать ящики, — выплюнул он.
Красная дымка заволокла мое зрение, и вся комната услышала скрежет моих зубов.
«Не стреляй в него. Не стреляй в него. Не… к черту. Ударь его ножом.»
Не прерывая зрительного контакта, я достала складной нож, пригвоздив его мизинец к деревянной столешнице. Глаза Армандо расширились от удивления, прежде чем он начал визжать, как сучка.
— Давай устроим небольшой урок, хорошо? Я, блять, здесь главная. Я управляю этим клубом, и я управляю этим оружием. Если я захочу открыть этот чертов ящик, то открою. И если я решу отрезать тебе язык, потому что ты меня разозлил, никто в этой комнате меня не остановит, — я наклонилась ближе. — Если хочешь проверить мои слова, продолжай выебываться, — мой громкий голос разнесся по всему складу. Он энергично закивал головой, взгляд метнулся к лезвию, все еще торчащему в его пальце.
— Хорошо. А теперь вынь это из моего пальца, — его голос звучал жалобно и отчаянно.
Закатив глаза, я выдернула лезвие, послышался хлюпающий звук, от которого Армандо позеленел.
— Не смей блевать на моем складе, Армандо, — заявила я.
С испуганным видом, сжимая свой едва поврежденный мизинец, он поспешил обратно туда, где Роберт стоял и улыбался.
— Кто сказал, что мы поедем через территорию Жнецов? — крикнула я, поднимая крышку.
Ящик выглядел более пустым, чем обычно, но в последнее время я все переоценивала. Что-то не так в Тусоне, и я не хочу, чтобы меня наказывали за какие-то проблемы. Так что я осторожничала.
Армандо ответил:
— МК, с которыми мы сотрудничаем, сами решили, каким маршрутом поехать.
Выражение моего лица выглядело так, будто я сожрала лайм. К счастью, никто не смотрел на мое лицо. Собравшись с мыслями, я обернулась. То, что говорил Армандо, звучало чертовски неправильно, но проблема в том, что я не знала, что происходит — пока что.
Кто-то лгал, и было ясно, что мне нужно держать свои карты при себе. Ближайшее окружение Марио предано только ему, и я не знала Скелетов настолько хорошо, чтобы доверять им. И уж точно не доверяю Жнецам.
— Ладно. Итак, когда будет сбор и где будет высадка? Я предполагаю, что это один из клиентов Марио, потому что я этого не планировала, — сказала я, наблюдая за выражением лица Армандо, пока говорила.
Не думаю, что он знает больше. Марио никому ни хрена не рассказывал. Половину времени даже Серхио не понимал, что происходит.
Как будто я позвала его, Марио широкими шагами вошел внутрь.
— Муньека, что ты здесь делаешь? Разве ты не должна присматривать за танцовщицами? — его веселый тон едва скрывал резкость в голосе.
Что, черт возьми, случилось с этими мужчинами, которые не хотят, чтобы я была в собственном клубе?
Я скрестила руки на груди, не желая иметь дело с дерьмом Марио. Он зашел слишком далеко.
— Я выясняю подробности, которыми ты еще не поделился со мной, — фыркнула я.
У Марио был длинный поводок, когда дело касалось моей терпимости. У меня будто какой-то Стокгольмский синдром. Потому что трудно забыть тот факт, что Марио вытащил меня с улицы, даже если это было сделано с угрозой. В какой-то момент я смирилась. Может быть, из-за Серхио… что бы это ни было, я закрывала на все глаза.
Когда я переехала в Тусон, ощущала себя свободной. Поэтому, когда Марио был рядом, мне легче всего делать то, что он хотел. Но Никки права. Я жила, спрятав голову в песок, когда дело касалось его. Теперь я не знала, что с этим делать. Может быть, вечное пребывание под каблуком Марио было наказанием.
Я не могла поехать никуда, кроме Лос-Муэртоса. В какой-то момент моя душа раскололась, и я похоронила осколки. Я не была нормальной женщиной. Конечно, у меня есть сердце. Но моя жажда мести и крови не то, что можно связать с типичной домохозяйкой из пригорода.
«Привет, Сьюзан, сходила в Старбакс утром? Что? О, это всего лишь окровавленная одежда, которую я теперь должна сжечь. Артериальная кровь — просто жесть, долго отмывается».
Нет. Эти женщины не знали, каково оглядываться через плечо на каждом шагу или чувствовать кайф от того, что лезвие проходит сквозь плоть. Они никогда не познали бы удовольствия казнить людей, чьи жертвы иначе не увидели бы правосудия.
Может быть, мне не досталось любви. Было ли все это частью искупления первородного греха? Может быть, видеть кровь злых людей на своих руках — единственное, чего заслуживало мое сердце.