5

«Флюенс» катился бесшумно; на скромной скорости он казался почти приемлемым.

Лобовое стекло постепенно покрывалось пятнами разбитых мух, но омыватель опустел и я ничего не мог поделать.

День прошел смазанно.

После утреннего секса – со стороны спутницы просто-таки ураганного – мы по очереди вымылись, уже не прячась друг от друга, затем отправились по делам.

Мы поколесили по городу, посетили лицеи – русский и башкирский – пожарную часть и еще какие-то места, странные для интересов нашей фирмы.

Ольга Васильевна везде ходила одна, я оставался внизу, да и она возвращалась через несколько минут.

Командировка казалась непонятной.

Но вопросов я не задавал.

Да и вообще, мы почти не разговаривали.

В воздухе не висело напряжения, протянулось молчаливое согласие о том, что ничего на самом деле не было.

Вероятно, так было лучше для обоих.

Дальняя командировка открывала шлюзы свободы, о которых в заточении обыденной жизни и не думалось.

А бес мог попутать кого угодно, даже в самом неожиданном сочетании.

Однако я чувствовал себя до такой степени обескураженным, что по выезде забыл долить зеленой жидкости в бачок, теперь мучился от обзора.

Дорога, идущая от Медвежьеозерска не имела обочин.

Движение не отличалось интенсивностью, но местные водители летали, как ошаманенные.

Я знал нравы полудеревенского быдла, населяющего дрянненькие городки: не имея своего имущества, с чужим они не считались.

Для меня же даже малый скол краски – не говоря уж о вмятине на кузовной панели – отзывался ударом ножа в сердце.

Поэтому я боялся останавливать большую машину на полосе движения, решил дождаться выезда на местную трассу.

80К-031 тоже не была дружественной: справа тянулись все те же косогоры, слева осыпались обрывы.

Пришлось терпеть еще километров восемь до мест, где холмы превратились низину, а лес расступился.

– Сверну на минутку, – сказал я, взглянув на Ольгу Васильевну. – Надо протереть стекло и налить жидкости в омыватель.

– Очень хорошо, – ответила она. – Я сама хотела попросить остановиться. Хочется попить и… в одно место. Причем одновременно, как ни странно.

– Бывает всякое, – я кивнул и принялся высматривать пологий съезд.

Поняв, что спутнице надо уединиться, я не остановился у дороги, а проехал подальше, чтобы она могла спрятаться за деревьями.

Не глядя по сторонам, я открыл сначала багажник, потом капот, откинул желтую крышку, направил зеленую струю в горловину.

От разогретого двигателя поднимался жар; я тоже захотел пить.

Бухгалтерская сумка оказалась раскрытой, я без спроса достал бутылку воды, гораздо более вкусной, чем «Мензелинская», отпил прилично.

Лес был сосновым: сверху густым, снизу прозрачным.

Фигура Ольги Васильевны – в белой блузке и с белыми ногами, обнаженными поднятой юбкой – ударила по глазам.

Ветки под ногами трещали, удивляясь повторению всего, чего не было.

Она сидела на корточках, смотрела вопросительно, но без возмущения.

На желтовато-серой хвойной подстилке темнела лужица.

Ничего не говоря, я поднял свою спутницу, развернул спиной к себе – она стащила с одной ноги трусы, ухватилась двумя руками за сосну.

Добираться до груди, спрятанной бюстгальтером, не было времени: счет шел на доли секунды.

Я завернул юбку на спину.

Зад Ольги Васильевны был необъятным; до этого момента я не оценил его величины.

Не просто белоснежный, а крахмально белый, он не имел тени загара.

Казалось, я стремлюсь проткнуть горячее облако, чтобы вырваться к богу, сидящему в иной реальности.

Сквозь смолистый дух пробивались ароматы женщины.

Где-то недалеко стучал дятел, что-то шелестело вблизи, за спиной на лугу взахлеб пилили кузнечики.

А я слышал все, что делается внутри, и это опять происходило не наяву.

6

– Ну и как вам командировка, Вадим?

Прозрачное, до блеска оттертое лобовое стекло выглядело несуществующим; дворники смывали каждую муху в момент появления.

Спутница сидела все так же спокойно, неизящные колени все так же высовывались из-под черной юбки.

Все так же покачивался сзади черный жакет, надетый на полчаса во время визитов.

Ничего не изменилось на обратном пути.