Шрифт:
– Ну что – ещё по маленькой, да я поеду? – произнес Юшкин нарочито жизнерадостным тоном.
Вон сколько у этого типа водки – неужели ещё одного стакана пожалеет?
– Заходи!
Не пожалел.
И точно – наливал и наливал. Сам не пил. Юшкину это не нравилось, но он молчал до поры и осмелел, только когда нагрузился основательно.
– Ты странный, – сказал он парню. – Почему не пьёшь? Не уважаешь?
Застолье стремительно катилось к привычному пьяному скандалу, но скандала не случилось. Парень невозмутимо подливал Юшкину, и тот в конце концов спекся. Когда он уже не мог ни пить, ни даже удерживать более-менее вертикально свое тело, парень дотащил Юшкина до кровати и уложил. Не очень аккуратно, но и без грубости.
К дому Марецкого подъехали уже поздним вечером. Потомок графского рода Тишковых выглядел неважно. Долгий кутеж в ресторане, потом прогулка по ночной Москве, короткий сон, а потом – день поездок по местам былой славы предков.
– Сегодня никуда не пойдём, – сказал Марецкий Китайгородцеву. – Ты Машу довези до дома и можешь быть свободен.
Маше он только коротко кивнул на прощание, демонстрируя полное отсутствие интереса к ней. Будто накануне ничего и не было. Или это всего лишь игра такая была – с показным равнодушием? Китайгородцеву показалось, что игра.
– Машину пригнать к вашему дому? – спросил он.
– А зачем? – вяло отмахнулся Марецкий, которого нисколько, казалось, не волновала судьба его сокровища на четырех колесах. – У тебя там рядом где-нибудь автостоянка есть?
– Есть.
– Охраняемая?
– Да.
– Вот там и оставь. А завтра приедешь.
– Во сколько?
– Я позвоню тебе.
Марецкий потянулся к ручке двери. Китайгородцев тотчас же выскочил из машины.
– Зачем? – воспротивился Марецкий. – Я сам к себе поднимусь.
Китайгородцев сделал вид, что не расслышал, и сопровождал композитора до двери его квартиры. Марецкий на прощание сказал ему со вздохом:
– Ты всё-таки не надрывайся так на службе. Меня твое рвение иногда утомляет.
Сказал и закрыл дверь перед самым носом Китайгородцева.
Телохранитель Китайгородцев: «Я никогда не обижаюсь на своих клиентов. Не имею права на них обижаться. По крайней мере, до тех пор, пока я их охраняю. Потому что у меня не может быть личных отношений с клиентом. Я не имею права ни любить своего клиента, ни ненавидеть. Я – человек-функция. Почти что робот. Если с этой мыслью не свыкнуться, не руководствоваться ею постоянно – в конце концов всё закончится большой бедой. На моего коллегу-телохранителя однажды накричал клиент. Был не в духе, мало ли что там у него произошло, всё-таки бизнесом человек занимался, постоянные стрессы, вот и сорвался, на телохранителя спустил собак, образно говоря. Телохранитель ему, конечно, не ответил, попробуй только ответь, за такие штучки с работы выгоняют в два счета, да еще с волчьим билетом в кармане, так что парень смолчал, но расстроился, похоже, сильно. А ему нужно было дочку клиента в школу везти. Девчонку он до места довёз, но там подъехать к самой школе нельзя. Обычно телохранитель запирал машину, брал девчушку за руку, переводил через дорогу, потом через школьный двор, и только у дверей школы они расставались. А в тот раз, всё ещё продолжая злиться и эту злость распространяя на ни в чём не повинную дочь клиента-грубияна, телохранитель сказал ей, что спешит. Не захотел выходить из машины. Это была как бы его маленькая месть. Так он думал. А месть оказалась большой. Девчонка побежала через дорогу и попала под машину. Хорошо ещё, что обошлось, не насмерть. От кого-то я услышал однажды, что тот телохранитель просто проявил характер. Но я считаю, что настоящий телохранитель не имеет права давать волю своим чувствам – любить или ненавидеть клиента».
Маша ждала его в машине, сжавшись теплым комочком-воробушком на заднем сиденье автомобиля.
– Свиблово? – на всякий случай уточнил Китайгородцев.
– Да. – И сразу, без всякого перехода: – А ты кем у Марецкого? Телохранителем?
Было такое впечатление, что этим вопросом Маша терзалась едва ли не весь сегодняшний день, но только теперь вот её прорвало в отсутствие Марецкого.
– Да, – односложно ответил Китайгородцев.
– Ты что – серьёзно? – позволила себе усомниться Маша.
Её изумление было совершенно детским. Так искренне удивляется ребёнок, узнав о существовании в окружающей его жизни чего-то такого, о чем прежде он даже не имел представления.
– Настоящий телохранитель? Да? У тебя и пистолет есть?
– В Свиблове какая улица? – вместо ответа спросил Китайгородцев.
– Берингов проезд. Так я насчёт пистолета…
– Ну откуда у меня пистолет? – врастяжечку, почти лениво сказал Китайгородцев.
– А защищать ты его как будешь?
– Кого? – всё так же лениво осведомился Китайгородцев.
– Марецкого.
– От кого его защищать? Разве ему кто-нибудь угрожает?
– Но он же тебя нанял зачем-то.
– Вот у него и спроси – зачем, – подсказал Китайгородцев, закрывая тему.
Маша поняла. И про пистолет уже не спрашивала.
– И давно ты?
– Что – давно? – уточнил Китайгородцев.
– В телохранителях ходишь.
– Давно.
– Сколько?
– Несколько лет.
– Ну и как тебе такая работа?
– Нормально.
– А что-нибудь интересное с тобой приключалось?
– Не-е, – протянул Китайгородцев. – Это только со стороны кажется – экзотика. А на самом деле скучища неимоверная.
– Ты это серьёзно? – не поверила Маша.
– Абсолютно.
Она недоверчиво посмотрела на Китайгородцева.
– Ну хоть что-нибудь расскажи. Или придумай, в конце концов.
– Зачем?
– А я про тебя напишу, когда буду готовить материал о Марецком. Представляешь? У Марецкого собственный телохранитель, настоящий громила, очень крутой парень, ему даже пистолет не нужен, потому что у него черный пояс по карате и он врагов убивает голыми руками. И фотографию поместим: Марецкий, а за его спиной ты маячишь – в черных очках, весь такой таинственный…