Шрифт:
Возникшую в горле горечь запиваю кофе.
Пристроив бедро к краю стола, Матвей поясняет:
— Там на площади открыли фудтрак. Ну, типа кафешка на колесах…
— Я знаю, что такое фудтрак, — делаю глоток из принесенного им стакана, проваливаясь в календарь телефона.
По шее стекает капля пота. Беру настольный календарь и обмахиваюсь. Платье липнет к телу. Кондиционер сломался. Бардак. В офисе сонное царство и общее желание — сдохнуть от духоты.
— Ты ведь капучино пьешь?
Не помню, когда мы перешли на “ты”.
— Иногда.
— Так… какие у нас сегодня планы? — меняет он тему.
— Десять утра, Матвей, — поясняю ласково. — Пока никаких.
— Да уж, — посмеивается он. — В городе скука смертная, не Москва. Ничего не происходит.
— Тебе так кажется, — заверяю его.
Как бы то ни было, в городе мне никогда не было тесно, а восьмилетний опыт работы в журналистике научил, что всегда что-то где-то происходит. Главное это продать.
— Маргарита Максимовна… — за спиной Матвея вырастает Степан, офисный водитель.
Ура!
Запыхавшись, кладет на стол ключи и документы от моей машины.
— Вот… Все сделал. Машину забрал. Припарковал прямо у входа…
— Степочка, — мурлычу. — чтобы я без тебя делала! Буду должна…
— Ну что вы, Маргарита Максимовна, — краснеет еще больше. — если что надо, только скажите.
Послав ему благодарную улыбку, сгребаю в сумку ключи и документы.
— И… это… — застенчиво лепечет Степа. — Отличный выбор.
— Спасибо, — бормочу.
Отличный выбор, чтобы встряхнуть мое “любимое” болото.
— А что с машиной? — тянет Матвей.
— Ничего, — отрезаю, не желая вдаваться в подробности того, почему моя машина два дня подпирала забор Влада Калинкина.
Во-первых, мне некогда было ее забрать, а во-вторых…
Прикрыв глаза, делаю медитативный вдох.
Просто в задницу все. Безмозглого капитана Стрельцова туда же.
Здоровенный неотесанный чурбан. Кретин.
— Да? — срываю с рабочего телефона трубку.
— Зайди, — слышу отрывистую команду.
Положив на место трубку, встряхиваю прилипшие к затылку волосы и встаю из-за стола.
Две минуты спустя вхожу в приемную гендиректора городского телеканала, отвесив его секретарше слащавое “доброе утро”.
— Садись, — шевелит губами Миллер, указывая подбородком на стул.
Рассевшись в своем кресле, мой руководитель прижимает к плечу ухом телефонную трубку.
Обойдя трехметровый стол для переговоров, опускаюсь на стул и кладу ногу на ногу.
Охлажденный кондиционером воздух его “апартаментов” посылает по моей влажной коже мурашки. Скользнув глазами по широким мужским плечам, одетым в белую рубашку, отворачиваюсь к окну.
Годы Дмитрия Миллера не испортили. Выглядит отлично.
Глубоко, где-то очень глубоко в сердце сжимается капризный участок. Тот, который отвечает за память, видимо.
Полгода назад, когда Дмитрий Миллер объявился в редакции в качестве нового гендира, меня чуть не стошнило прямо на стол.
В восемнадцать мы с ним трахались везде, где приспичит. В основном на заднем сидении его пижонской тачки. Я была влюблена, он говорил, что тоже. А потом он сходил в армию, вернулся и женился на моей подруге. С тех пор у меня нет подруг.
Сейчас Дима — глава семьи, красавец-мужик и успешный руководитель. Лена рожает ему так, будто один год без беременности — это потраченное без пользы время.
В очередной, сто пятидесятый раз в своей жизни, я желаю им обоим идти все в ту же задницу. За что ненавижу себя, так это за то, что десять лет спустя мне все так же больно. Но еще больше я ненавижу себя за то, что мой идиотский мозг любит раздумывать о том, что было бы, если…
Если бы это была не она, а я.
Какой могла бы быть моя жизнь, если…
На хер.
Его голубые глаза находят мои. Выставляет вперед указательный палец, прося минуту.
Ненавижу оглядываться.
У нас мирный договор, но когда его глаза невзначай скатываются на мою грудь, а потом на ноги, мне хочется дать ему в нос.
— Мне нужен материал, — кладет трубку, постукивая по столу пальцами.
Любуюсь его руками. Я всегда по ним сохла.
— Доброе утро, Дмитрий Александрович, — отвечаю миролюбиво.
— Доброе утро, — откидывается на стуле.