– Староста я или нет? – Улыбнулась Руби. – Нашла, ну, вернее, позаимствовала. Никто же не увидит, если я вдруг зайду куда-то и возьму бумажек, да? У них камер там нет, вернее, их выключили, мне по секрету сказали, не говори никому! Будто бы мне просто нужно кое-что заполнить.

– Ты что-то такое на самом деле заполяешь?

– Секретарша там хорошая. Я попросила и сняла копии.

Грейс улыбнулась в ответ.

– Только вот толку от этих личных дел никакого, – продолжила Руби. – Вот, смотри мое. Все же расписано, все понятно. Вот, я родилась в такой-то семье. У семьи бизнес, живем вот тут, есть адрес. Видишь, как много написано? Все мои достижения, и учеба по обмену, и выигранные конкурсы, и олимпиады. Да тут ничего не скроется! А теперь смотри досье Лэмба.

Руби вытащила из середины полупустой листок с размазанной фотографией в углу, шлепнула им по столу и ткнула пальцем в пустые строки.

– Да, совсем кратко, – пробежав короткий текст наискосок, заключила Грейс.

– Вот именно. Смотри, у него даже в графе «родители» ничего не написано.

– Может, он сирота?

– Сирота? – усмехнулась Руби. – Тогда он бы здесь не учился. А если бы и учился, то на части бы разрывался, лишь бы всем понравиться. Ты хотя бы раз видела на улице человека, который бы учился на грантовые деньги или на деньги стипендии? Они не гуляют, а только учатся. А Шелдон? Его видели, может, человека два. Может, он задания какие-то делает, но он же не может не появляться совсем! Даже те, кто учатся на Чивнинг 3 , учатся. Даже те, кто просто платят, учатся. А этих, этих же выгонят!

– А остальные? Они должны ходить.

– Может и ходят, у них есть, может, другие предметы.

– Их видели только в музее? – спросила Грейс.

– Остальных? – Руби задумалась. – Кажется, Хантера как-то видели. Он приходил на какие-то семинары, сидел сзади, печатал что-то, а потом уходил раньше времени и исчезал куда-то. Хотя, может, это и не он был. Черт их знает, они же для всех как невидимки. Их, наверное, не все преподаватели в лицо не знают. А ты видела кого-то?

– Сейчас мне кажется, что одну все-таки видела, но не помню точно, кого именно. На семинаре недавно.

– Я тоже, мельком. Кажется, это та, которая самая высокая. Элизабет, кажется.

Руби допивала кофе. Грейс смотрела на пейзаж за окном и улыбалась.

– А почему вдруг всем так стала интересна эта компания? Если они никого не трогают, на глаза не попадаются. Почему всем так интересно? – спросила она, когда Руби вновь освободилась.

Рубиновые губы Руби растянулись в улыбке.

– Уайтхед пропал, помнишь?

– Такое сложно забыть, – хмыкнула Грейс. – Но они-то тут причем?

– Я почему-то думаю, что эти чокнутые тоже могли как-то в этом участвовать, – доложила Руби, продолжая улыбаться.

– На них указывают какие-то улики?

– Никаких. Улик вообще почти нет. Даже телефон этого Уайтхеда не могут выследить, он как сквозь землю провалился… Но что-то тут нечисто. Помнишь, в том году сгорела пристройка? Мне кажется, что это они виноваты.

– Почему? – спросила Грейс.

– Не знаю. Просто они слишком странные, чтобы быть адекватными.

– Но знаешь, насколько я помню, пристройка сгорела от того, что садовник решил устроить романтический ужин студентке, а потом подул ветер, опрокинул подсвечник, дом загорелся. Все в том году говорили, в газете писали. Садовника ведь даже привлекли к ответственности.

Руби задумалась, почесала подбородок.

– А, точно. Я помню, все еще смеялись с этого недотепы. Но все равно не нравится мне эта компания. Странные они. Даже если они тут и не виноваты совсем, все равно ничего хорошего от них ждать не надо. Особенно мне.

– Потому что ты староста?

– Конечно! Я чувствую, что они мне гнилой букетик подкинут еще до конца года.

Грейс выждала подходящего момента, а потом сказала:

– Знаешь, Руби, иногда мне кажется, что нелюбовь к незнакомцам – это какой-то защитный механизм. Будто бы ненавидя кого-то неизвестного, защищаешь себя от такой же ненависти других. Какой-то обмен ненавистью получается. А зачем ненавидеть?

– Ненавидеть?

– Конечно. Они ведь даже ни с кем не общаются, их будто нет. Их даже никто не знает, а почему-то все равно умудряются ненавидеть. Странно это как-то, мне кажется. Не должно так быть.

– Это тебе, с философским умом, так кажется. – Улыбнулась Руби. – Другие так не думают… Хотя, знаешь, я ведь не ненавижу их. Мне вообще на них все равно. Я их не знаю даже, видела, может, пару раз. Просто не хочу себе проблем. Я и так староста. Проблема – мое второе имя. А они могут наградить меня еще, целым мешком.

Грейс улыбнулась в ответ и ушла в свои мысли. Руби перевела тему и рассказывала уже о проекте кафе, над которым работала вот уже вторую неделю. Грейс слушала вполуха, думала о своем.

И вдруг ее мысли потухли.

В сторону храма направлялось одно маленькое серое пятно.

Руби не заметила его. Слишком увлеченная разговором, она обращала внимание только на свое вдохновение. А Грейс взгляда не сводила с пальто, которое быстро, словно прячась от солнечного света, скрылось в оранжевом буйстве.