– Музыканты все потенциальные самоубийцы!

– Да он, поди, наркоман!

– Чурки виноваты!

Марк не особо вслушивался в гомон толпы. С трудом оторвав взгляд от распростёртого тела, он повернул голову налево. На пузырь Мира его так нелепо погибшего друга. Аура и не думала меркнуть, будто музыкант продолжал играть. В ней возникли какие-то несвойственные оттенки. Она, кажется, стала несколько темнее. Появились странные искорки, крутящиеся в глубине.

Марк выбрался из сутолоки. Медленно подошёл к краю проезжей части.

И шагнул в пузырь.

– Не имею ни малейшего понятия, кто это был, – Зеленуха флегматично, не отрываясь от рисования на куске фанеры, выслушал рассказ Марка о странном человеке в зарослях. – Ты же видишь, я здесь живу безвылазно. Обычно люди сами ко мне с заказами приходят. А в город я почти не выбираюсь.

– На меня тоже не смотри, – пожала плечиками Тая, оттиравшая жутко заляпанный заварочный чайник. – Вряд ли подобное чудо заходило ко мне в книжный. В любом случае, я бы его запомнила.

– Кто знает, – хмыкнул Марк, – может, в обычной жизни он – вполне нормальный человек.

– Да ну, – девушка махнула рукой, – психа видно сразу. Правда, зелёненький?

Художник ничего не ответил. А путешественник поглядел на них обоих и решил, что да, психов видно сразу. Тут он вспомнил о втором пришельце, о котором говорил параноик ля бемоль.

– А где, кстати, в вашем городе могут остановиться приезжие? – спросил он. – Гостиница какая-нибудь есть?

– Какие приезжие? Откуда? – Тая, похоже, откровенно недоумевала.

– И правда, – подумал Марк. – Вряд ли Мир Коляна достаточно велик. Скорее всего, он только городом и ограничивается.

– Приезжих нет, это правда, – спустя минутную паузу вдруг проговорил Зеленуха. – А вот прохожие заходят иногда. Из Пустошей.

– Каких Пустошей? – хором спросили Марк с Таей.

– А вы что, вправду думали, что всё кончается городом? Как дети!

– Давай-ка подробнее, – путешественник весьма заинтересовался этой новостью. Это несколько меняло картину Мира.

– Да что там рассказывать, – неохотно ответил художник. – Пустоши – они на то и Пустоши. Пусто там.

– В каком смысле? Что-то же там всё-таки есть, если оттуда кто-то приходит?

– Может и есть какие лачуги. Городов больше точно нет.

– А что за люди приходят?

– Обычные,– Зеленуха пожал плечами. – Не такие рафинированные, как Таська, погрубее. Но в целом обычные. Две руки, две ноги.

– Кому чаю? – Тая закончила с мытьём чайника и теперь заливала кипяток.

– Ты лей, лей, не отвлекайся, – фыркнул Марк и подошёл ближе к художнику. – А всё-таки, что за люди? Почему они живут отдельно? И где останавливаются, когда приходят в город?

– Откровенно говоря, я знаю только двоих. Один вроде бы охотник. А другой… Не знаю, кем его назвать. Просто отшельник. А где останавливаются… Обычно не останавливаются. Ко мне могут зайти на несколько часов, пока не отдохнут.

– Ну, а какие они? – не унимался путешественник. – Что рассказывают? Как себя ведут?

– Отстань, – похоже, Зеленухе этот разговор надоел. – Нормально ведут. Болтают мало. Даже под кефиром. Что ты конкретно хочешь узнать?

– Ладно, не бери в голову, – Марк вздохнул и на несколько секунд замер, принюхиваясь. – Что ты там заварила? – Он с подозрением уставился на Таю.

– А что не так? – девушка прекратила помешивать заварку и опустила крышку. – По-моему, пахнет неплохо.

– Неплохо? Не подходящее слово. Но подходящее я подберу, когда отхлебну. Налей-ка, – путешественник взял со стола стакан, ополоснул под краном и протянул Тае.

– Ещё не заварилось. Надо пять минут подождать. Тогда всё будет идеально – и аромат, и вкус. И даже цвет. Как говорил Антон Павлович Чехов…

– Лей, не заговаривай мне зубы, – Марк беззлобно улыбнулся.

Красноватый напиток, источая густой дурманящий пар, полился в тут же запотевший стакан. Тая налила около четверти, чуть подождала, а потом долила до пояска близ краёв.

Марк, обжигаясь, приподнял стакан и вдохнул аромат. Сделал маленький глоток и поспешно поставил горячую ёмкость рядом с чайником.

– Горячо? – девушка участливо взглянула в его глаза. – Вот куда ты спешишь?

Марк стоял, прикрыв глаза. Напиток, который всё же не был чаем в том виде, в каком его знал путешественник, пробирал до глубины души похлеще местного кефира. Дело было вовсе не в крепости. Никакого алкоголя и в помине не было. И не в том, что зелье было горячим.

У Марка вдруг возникло стойкое ощущение, что он стоит рядом с Коляном, а тот играет одну из своих берущих за душу мелодий. Соль минор так и захлестнул путешественника с головой. Дыхание перехватило.