Короткий кивок.

В этом маленьком ребенке угадывалась некая серьезность. Неудивительно, решил я, если учесть ее происхождение.

– Как тебя зовут? – последовал вопрос.

– Фердия О Кахойн.

К моему удивлению, она повторила мое родовое имя правильно, начав с твердого «к», с «х» вместо «тх» и с «эйн» в последнем слоге. Ее мать гордится своими ирландскими корнями, не без удовольствия подумал я.

Сапоги-Кулаки буркнул что-то по-французски.

– Он говорит, что тебя зовут Руфус. – Девочка вскинула голову. – И я вижу почему.

Я провел рукой по волосам, развеселившись вопреки боли.

– Мать говорит, что феи окунули меня, держа за пятки, в котелок с мареной, вот почему я такой рыжий. Видимо, вас они тоже чуть-чуть макнули.

Растеряв всю свою серьезность, девчушка рассмеялась.

– Я тоже буду называть тебя Руфусом! – Она заметила что-то на моем лице, и вид ее сразу переменился. – Если, конечно, ты не против.

И снова вмешался Сапоги-Кулаки. Невзирая на плохое знание французского, мне удалось понять, что ему не терпится сгрузить меня с корабля. Воины уже находились на пристани и принимали щиты и оружие в свертках из кожи, которые подавали матросы.

Превозмогая боль, я перекинул ногу через борт и перебрался на причал. Сапоги-Кулаки сошел следом. Он указал на тропу, что вела через россыпь домов к крепостному палисаду, и снова заговорил по-французски.

«Вот зараза, – подумалось мне. – Придется учить их язык, иначе тут не выжить».

– Он хочет, чтобы я шел туда? – спросил я у девочки.

– Да.

Ее прежняя властность испарилась, она будто осознала, что ее могущество ограниченно. Можно помешать моему избиению, но нельзя изменить мою участь пленника.

Я не обратил внимания на первый тычок в спину, который нанес Сапоги-Кулаки.

– Как вас зовут? – спросил я у девочки.

– Изабелла! – послышался женский голос откуда-то из-за палисада. Крик был пронзительный и полный тревоги. – Изабелла-а!

Озорная усмешка.

– Изабелла. Изабелла де Клер.

Инстинкт не обманул меня. Я повторно склонил голову, на этот раз охотнее: сердце у этой девчонки было на месте.

– Должен вас поблагодарить, – сказал я, понизив голос, чтобы ирландцы из команды корабля не расслышали меня, – за то, что вы не позволили этому амадану превратить меня в месиво.

Она хихикнула.

– Поосторожнее с Фиц-Алдельмом. Он может немного понимать по-ирландски.

– Ни слова он не знает. – Уверенный, что вскоре буду обедать в большом зале, я полуобернулся. – Так ведь, амадан?

Сапоги-Кулаки, он же Фиц-Алдельм, насупился и пихнул меня вперед.

– Видите? – воскликнул я, обретая былую самоуверенность.

– Изабелла!

Женский голос теперь напоминал ведьмин вой.

– Это моя нянька. Пойду-ка я. – Девочка закатила глаза. Потом, подобрав юбки, чтобы не запачкать их на грязной тропе, побежала вперед. – Пока, Руфус!

– До свиданья, госпожа! – крикнул я ей вслед.

Впервые обращенное ко мне «Руфус» не вызвало у меня неприязни.

Радость моя оказалась короткой.

Сапоги-Кулаки от души врезал мне сзади. Я едва не упал ничком. Оправившись, я пошел вверх по склону под град ругательств. Изабелла, входившая в ворота замка, ничего не видела.

Я хотел было окликнуть ее, но не сомневался, что мои тяготы скоро окажутся в прошлом, и потому не стал шуметь. Если Ифа – справедливая женщина, решил я, то Сапоги-Кулаки получит как следует за такое обращение со мной.

Добравшись до ворот, к этому времени уже закрытых, я посмотрел на вершину палисада. Стена была высотой в три человеческих роста – достаточно близко, чтобы разглядеть рожу ухмыляющегося часового, и достаточно далеко, чтобы понять: брать стену приступом согласится только слабоумный.

– Ouvre la porte! – потребовал Сапоги-Кулаки.

«Открыть ворота», – догадался я. Нужно запомнить эти слова.

Рыцарь нетерпеливо обогнул меня и замолотил кулаками по доскам. Пусть и прочные, ворота оставались слабым местом в кольце укреплений. Впрочем, во время штурма защитники будут опорожнять на головы нападающих горшки с раскаленным песком, одновременно поливая дождем стрел с парапетов. Створка со скрипом отворилась, появился солдат в стеганом гамбезоне [2] и в кольчуге – явно невысокого ранга, так как он безропотно сносил брань, которую изрыгал Сапоги-Кулаки. Прозвучал вопрос. Мое ухо выхватило имя «Ева»: то же, что Ифа, но по-французски. Бросив на меня любопытный взгляд, солдат в ответ мотнул головой.

Мне некогда было рассуждать о смысле этого жеста: Сапоги-Кулаки пихнул меня в спину, давая понять, что нужно войти.

Мне доводилось бывать в бейли, как англичане называют дворы внутри замковых стен, но в таких просторных – никогда. Этот неправильный прямоугольник с одной стороны примыкал к двухэтажной каменной башне с пристройками – кухней и кладовыми. С другой стороны был палисад, там виднелись здания с покатыми крышами, которые я определил как казармы, конюшни и прочее. Народ сновал туда-сюда, но на меня никто не обращал внимания.