***

Сегодня мне предстояло провести на работе сутки. Не то чтобы это было очень сложно, ведь ночью мои услуги требовались редко и я могла спокойно поспать на кушетке в медблоке. Но в своей квартире отдыхать было все же комфортнее…

Впрочем, до ночи еще предстояло дожить, а пока я шла по коридорам к пациенту с эндокардитом, которому требовалось регулярное наблюдение и ежедневные лекарства. Для того чтобы отдать таблетки, мне не нужны были даже охранники — я проделывала это через узкое окошко, которое открывалось с внешней стороны двери. Но когда прошла уже половину пути, увидела, что надзиратели начали раздавать обед, а это означало, что через полчаса заключенных выведут на прогулку. Мысленно хлопнув себя по лбу, я развернулась и поплелась назад. В это время в одиночестве лучше не разгуливать.

Свернув в знакомый коридор, я на секунду задержалась возле двери под номером 423, задумавшись об обитателе этой камеры. Опомнилась, только когда тележка загремела практически у меня за спиной. Резко отскочив от двери, я повернулась, увидев Стива.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, начав поочередно раздавать порции заключенным.

— К Робертсону шла из 487-й, но потом поняла, что время не самое лучшее. Ближе к вечеру к нему зайду.

— Не ходила бы ты одна по коридорам. Не по правилам это, ты же знаешь.

В ответ я только хмыкнула. Ну да, это он мне будет про правила рассказывать. От такой двуличности хотелось рассмеяться в голос, но я, естественно, этого не сделала.

— Да брось, они же все равно все в одиночках сидят. Главное — во время прогулки не выходить.

— Ладно, иди уже, — бросил мне Гордон.

Я так и собиралась поступить, но заметила, что надзиратель уже продвинулся дальше, а к двери, возле которой я стояла, так и не подошел.

— Стив, ты одну дверь пропустил.

— Ничего я не пропустил, — огрызнулся он.

— Вы его что, не кормите? — не смогла я скрыть возмущение в голосе.

— Не лезь, Эмбер. Это уже не твоего ума дело. Я вообще тебе сказал, что б ты его не лечила, но ты продолжаешь таскаться в эту камеру. Понравился, что ли?

— Я удивлена, что мне нужно об этом напоминать, но я врач, Стив. ВРАЧ, понимаешь? Ты выполняешь свою работу, а я свою. Я не собираюсь лезть в твои дела, но и отказывать в медицинской помощи никому не буду. Можешь подать на меня за это жалобу, — резко ответила я, а затем, быстро развернувшись, спешным шагом отправилась в медблок, кипя от гнева.

Это выходит за все рамки. Но проблема в том, что писать жалобы на надзирателей бесполезно. А заявлять в СМИ еще и опасно. Я помнила, как несколько лет назад глава наблюдательного совета рассказала о том, что происходит в британских колониях, после чего ее со скандалом уволили и даже завели дело за «разглашение служебной информации»*. А ведь речь шла о тюрьме менее строгого режима. Обратившись в СМИ, я не только потеряю все шансы на дальнейшую карьеру врача, но и не добьюсь ровным счетом ничего. При этом бессилие буквально убивало меня. Очень сложно вдруг осознать, что ты не можешь ни на что повлиять, что любая система далека от идеала и не изменится, сколько бы усилий ты не приложила.

Но я все равно не собиралась наблюдать за ситуацией, сложа руки. Именно поэтому, когда я собиралась на вечерний осмотр к моему — теперь уже постоянному — пациенту, в мой чемоданчик отправились не только стандартные медикаменты, но и сэндвич, плотно завернутый в бумагу, который я собиралась съесть на ужин.

— Энтони, — начала я, когда надзиратель зашел за мной, чтобы сопроводить к заключенному и открыть двери. — Скажи, а Райнера… давно не кормят?

— Мы с Бобби кормим, когда по кухне наша смена. Но сама понимаешь, насколько нерегулярное питание у него получается. Гордон не кормит никогда. Тейлор и Купер по настроению. Но чаще его у них нет.

— Угу… Сколько же им заплатили… И чего пытаются добиться?

— А сама не догадываешься? — с грустной ухмылкой проговорил Энтони.

Я догадывалась. Даже слишком хорошо. Процент самоубийств в тюрьмах зашкаливает и никто не удивится очередному суициднику, особенно если он не рецидивист и не привык к такому образу жизни. По-своему умно. Если заказать убийство в тюрьме, то могут возникнуть какие-то вопросы, а вот довести человека до самоубийства — лучший вариант. Это не будут расследовать даже формально. Вот только я с таким положением дел была не согласна. Именно поэтому после стандартного осмотра предварительно запрятанный сэндвич незаметно переместился на стол и остался там, когда я уходила.

***

Ночью, вместо того, чтобы спать, я ходила по медблоку, пытаясь привести мысли в порядок. Нельзя сказать, что я добилась успеха. Промаявшись до трех ночи, я поймала себя на том, что стою возле двери, то и дело опуская пальцы на ручку. Поняв, что все равно не усну, я решительно вышла в коридор. Шаги отдавались гулким эхом, и мне в голову запоздало пришла мысль о том, что на камерах наблюдения меня отлично видно, но поворачивать назад было поздно.

Остановившись возле знакомой камеры, я отодвинула задвижку и открыла узкое окошко, вглядываясь внутрь. Как и ожидалось, там было темно, и я ничего не смогла увидеть.