Шрифт:
– Это не костерок, – жестко сказал Олег, – это поджог. Что делать будем?
– Может пойдем отсюда? – Машка потянула своего Валерика за рукав, – чего-то гулять расхотелось.
Валерик, отцепляя руки жены, как-то неуверенно сказал:
– В милицию бы позвонить. И пожарным.
– Ты что? До станции три кэмэ. Забыл, как мы сюда перли? – Машка вцепилась в мужнино пальтишко.
– Пока до станции доберемся, тут все сгорит, – это опять Олег.
– И ветер еще. Раздует огонь, половина дач займется, – закивала Вероничка, – у нас как-то был пожар, вся деревня сбежалась, прям как были, в труселях, ватниках и валенках, не до нарядов.
Таня представила, как пылает их дачка. И хоть она совсем ни при чем, но как говорит отец: «На тебе сломалось – твоя вина. Обратного не докажешь». Тушить надо.
– Тушить надо, – озвучил ее мысль Олег, и подхватив какую-то палку, кинулся раскидывать костерок.
Ну надо же, а Танечка его за пижона приняла. Сказано же: на дачу едем, а он вырядился в ранглеровские вельветки, фирменные, не самострок, и югославскую кожаную куртку. Еще полусапожки, явно импортные, дорогие. А сейчас он в этом моднючем прикиде в дыму пляшет, огонь гасит. Может и хорошо было бы, если он такого же приятеля привел. Смелого и решительного.
Остальные кинулись помогать. И только Таня осталась в стороне. Ей было страшно. Вдруг те, что подожги чужую дачу, еще тут, прячутся в темноте, следят. «Пойдут за нами, а потом, когда спать уляжемся, припрут доской дверь в домушку и подожгут». Она заозиралась, но никакого движения увидеть не смогла.
Когда все было затоптано, засыпано снегом и кстати подвернувшимся песком из кучи, все несколько воодушевились: «Ну чё, мы не молодцы что ли? Молодцы!»
– Победу над стихией надо спрыснуть. Пошли коньячек дохлебаем, – предложил Валерик.
Машка заботливо запахнула его серенькое пальтецо:
– Застегнись. Простудишься, юный друг пожарной дружины. Весь дымом провонял. Фу!
– Надо к сторожихе зайти, – протянула Таня.
– Зачем? Мы вроде как управились? – развела руками Вероничка.
Она тоже изображала заботу о своем герое, вроде как отряхивала его кожанку. Что там отряхивать? Куртка неубиваемая. Фирма! Девочки были заняты мальчиками, и только Таня стояла, держа за веревочку свои старенькие санки. Народ пугать она не хотела, но перспектива промолчать и всю оставшуюся ночь бояться одной не привлекала.
– Ну скажем ей. Пусть она в милицию позвонит.
– Со станции? Сторожиха, поди, тоже Новый год отмечает. Или дрыхнет. Не пойдет она, – уверенно заявила Вероничка.
Таня покачала головой:
– Не. У нее, может, ключ от правления есть, там телефон.
За пожарную дружину!
Вот вы бы потащились поднимать с постели или вытаскивать из-за стола местную, пусть совсем крохотную, но власть, чтоб добить дело? Я б, честно, не пошел, сколько ни внушай: «Кирюха, надо!». Поленился бы. Я, типа, чужую фазенду потушил, всех спас. Медаль мне на грудь не повесят. Ну и все, пойду дальше встречать Новый год. Как говорится, мавр сделал дело, мавр может уходить. А Танечке все нужно до конца довести, чтобы было правильно. Сказала: «А», договаривай весь алфавит.
У сторожихи горел свет и сквозь завешенное окно доносилась музыка. Стучать пришлось долго. Наконец, дверь открылась, высунулась рука и затянула Таню внутрь:
– Заходь, не выстужай хату.
В тесной прихожей было жарко, шелестела бамбуковая штора, сквозь которую только что шагнула сторожиха.
Литой объем хозяйкиного тела был обтянут кумачевым платьем, дававшим свободный доступ к главному достоинству – тугой увесистой груди. Пахло ванильной сдобой и мясом с чесноком. В этот букет вплеталась знойная, удушливая «Болгарская роза» – Таня закашлялась.
– Зая, кто там? – донесся мужской томный голос из недр дома.
– Погодьте. Разберуся, – ответила сторожиха Зая, и уже Тане: – Ну? Чего тебе?
– Позвонить надо… Понимаете, мы гулять пошли, на горке кататься, а там дом горел. Вот прямо за углом. Подожги. Мы потушили. В милицию бы…
Таня говорила путанно, но Зая ее поняла:
– Это который подожгли?
– На Березовой. Новый. Нежилой. Там забора нет.
– А-а-а, – Зая закивала головой, увенчанной высоким шиньоном, – это прокурора. Токо-токо построился, не застраховал еще. Ишь, шельмецы, быстро уконтрапупили – в голосе ее сквознуло неприкрытое восхищение.
Таня повторила:
– Позвонить бы, а то мало ли…
– Ты сама-то откудова? Чего ночью по кооперативу мотаешься? Одна тут? – голос стал строже, Зая подпустила бдительности.
– Я с Кленовой, пятнадцать. И не одна, меня на улице ждут. Я же говорю…
Из комнаты раздался призыв:
– Зая, ты скоро? Мы скучаааем, – мужчина, скрытый от Тани шторой из бамбуковых висюлек, явно томился нетерпением.
Хозяйка это уловила и по-быстрому свернула разговор:
– Ну вот и топай, раз ждут. Нечего тут. Болтаются, заборы ломают. Фулиганьё.