– А что? – спросил вышедший из состояния оцепенения Роберт.

Кшесинская лукаво посмотрела на осмелевшего американца и произнесла:

– Налейте-ка этому американцу для храбрости моего любимого коньячка. Посмотрим на что он способен?

– Может по бокалу шампанского? – озаботилась Жозефина.

– Нет! Я сегодня буду пить с этим молодым человеком коньяк, – произнесла Кшесинская тоном не требующего возражения, и подала знак прислуге.

Всем в широкие бокалы залили бархатистый напиток с золотисто-шоколадным отливом.

Матильда покрутила бокал, долго принюхивалась к её стенкам и мелкими глоточками испила, закусывая сладостями и фруктами, после чего велела повторить процедуру.

– Ну так что же погубило царя? – не унимался репортёр.

Матильда окинула присутствующих взглядом, потом внимательно посмотрела на Роберта и многозначительно произнесла:

– Совесть!

Сказав так, она жестом дала знак прислуге повторно заполнить бокалы.

– Может на сегодня достаточно? – засуетилась Жозефина.

– Да уж, госпожа Матильда, большие дозы спиртного вам лишь во вред. Неужели вы желаете мне прибавить работы? – добавил демагогично доктор Марек.

Кшесинская иронично посмотрела на них.

– А вы желаете продлить моё долголетие вашей показной заботой и прочей медицинской порнухой? Советую вам не позориться перед нашим гостем из Америки.

Кшесинская повторила жест, и прислуга покорно ей подчинилась.

– В тот день ваш дед прибыл в Крым рано утром на поезде из Петербурга, – начала вспоминать Матильда, – и уже в полдень они с царём вели самые задушевные беседы. Настолько задушевные, что царь умудрился рассказать о том, как поручил мне соблазнить Чайковского.

Услышав это, все подняли от удивления головы.

– Маля! – произнесла Жозефина, так и не успев откусить от изумления кусок итальянского пирожного, – а ты случаем не сочиняешь?

– Жозя! Стала бы я заниматься сочинительством в преддверии второй сотни своей жизни?

Все дружно переглянулись.

– Я вижу, что вы не желаете услышать подробности? Ну как хотите. Я больше ничего вам не буду рассказывать.

Кшесинская встала с кресла, подошла к роялю и стала легонько наигрывать мелодии из ноктюрнов Шопена.

– Очень даже хотим, – переполошился Роберт, – пожалуйста продолжайте. Мы вас внимательно слушаем. Итак царь уговорил вас соблазнить композитора Чайковского. Как же он вас смог убедить и какой ему был резон от этого?

– Очень просто. Он посулил мне все заглавные роли в предстоящем балетном сезоне. Разве я могла отказаться от такого подарка?

– Ну и с какой целью он пошёл на это?

Матильда на секунду прервала игру на рояле и с улыбкой посмотрела на свою аудиторию.

– Наш хитрый царь пожелал одним махом убить сразу двух зайцев. Во-первых опорочить меня в глазах Ники и разлучить нас, а во вторых – он очень надеялся, что после моих объятий и чар Чайковский войдёт во вкус и встанет на путь нормальных отношений с женским полом.

Присутствующие ошеломлённо посмотрели друг на друга.

– А что вы так удивляетесь? Про мою любовную связь с Ники знала вся империи, а про странное поведение Чайковского всегда ходили дурные слухи.

Кшесинская кончила играть Шопена и стала набирать ноты известного всем «Чижика-пыжика».

– Помните эту разудалую песенку? Пётр Ильич её сочинил когда одевал чёрно-жёлтый мундир юридического училища, которое располагалось на Фонтанке.

– А что, они в этом училище водку пили? – усмехнулась Жозефина.

Кшесинская иронично засмеялась.

– Сразу видно Жозя, что ты родилась в эпоху марксизма-ленинизма. Тогда на Фонтанке, в подвальном помещении трактир был куда и захаживали будущие юристы. Правда Чайковский водку вряд ли пил, но песенка про чижика-пыжика там прижилась.

– Ну кто виноват, что ты, Маля, родилась во времена царя Гороха и помнишь старозаветные подробности? – с наигранной обиженностью сказала Жозефина, провоцируя Кшесинскую на более существенные воспоминания.

– Я много чего помню, – многозначительно произнесла бывшая прима.

– Ладно, про твои интимные отношения с членами царской семьи нам хорошо известно. Лучше расскажи о том как ты соблазняла Чайковского?

– Очень просто. Я с утра пораньше пошла на квартиру к маэстро и сразу же применила самый надёжный приём.

– Какой?

– Женский плачь, переходящий в истерику. Действует на мужчин безотказно.

– Да но для плача нужна веская причина. Сам Чайковский не мог же тебя так обидеть, чтобы довести до истерики.

– Нет конечно.

– Ну и что стало причиной твоего плача?