« Падал снег буланому, под ноги. С поля, дул холодный ветерок!» – запевает мама своим чистым проникновенным голосом. Мама замечательно поет. В семье часто вспоминают, что во время обучения в педагогическом училище, мама исполняла арию Лизы из оперы «Пиковая дама» на «бис». Ее голос звучит, как хрустальный колокольчик. « Ехал парень длинною дорогой, заглянул погреться в хуторок!» – тетя Шура подхватывает.

Затем вливаемся мы с Азалией, внеся некоторый разнобой. Петь я люблю, но слух у меня практически отсутствует. Потом слышится густой голос папы и дяди Славы. Вспомнив слова, подпевает тетя Нина. Хор ширится и песня объединяет нас в единый многогранный строй. Кто-то, фальшивит, кто-то запинается, кто-то путает слова… Не гладко, не правильно местами, даже коряво с музыкальной точки зрения…Все, как в жизни. Но, это – семейный хор.

Главное, я люблю свою неоднозначную и противоречивую семью. Она отдаленно не напоминает идеальную, в ней перемешана русская, цыганская, польская, корейская, башкирская кровь. В ней много эмоций, криков, разборок, конфликтов и скандалов. Это – моя семья. Другой я не знаю. Такие редкие моменты, когда мы все , временно забыв о ссорах и размолвках, собираемся на семейный праздник, наполняют меня ощущением счастья. В такие моменты, я чувствую, что являюсь маленькой частицей нашего огромного старого рода и мне не страшны никакие невзгоды. Я под мощной защитой этого корявого и щелистого семейного древа.

В пятницу забрала Антона пораньше. Из детского садика мы сразу свернули на главную дорогу и зашли в промтоварный магазин. Купила репродукцию Ивана Шишкина «На Севере диком ». Мне запала в душу эта картина. Одинокая заснеженная сосна стоит над обрывом. Вокруг суровая северная природа. Похожа на меня. Я – такая же. Я – это дикая заснеженная сосна, стремящаяся к своему одиночеству. Мне никто, кроме моего Антошки не нужен. Я – нелюдимая и холодная.

Той солнечной двадцатилетней девочки Полинки, с улыбкой встречающей каждого – давно нет. Те озорные зеленые огоньки в глазах, о которых мне толковали в студенческие годы мои однокурсники, давно погасли. Мой горький опыт первого брака со Стасом, выстудил во мне все тепло. Мне хорошо только вдвоем с сыном. В своей скорлупке, которую я сама утолщаю и уплотняю. Это путь к одиночеству? Может, быть. Но свое одиночество я берегу, как зеницу ока.

Хотя, женщину, имеющую сына, назвать одинокой уже нельзя. Мы – вдвоем. Скорее, мое любимое состояние можно назвать уединением. Умом я понимаю, что вырастить мальчика без мужского внимания – непросто. Но представить рядом с собой, чужого мужчину, который будет требовать от меня любви и заботы, отнимая это от Антошки, я не могу.

Пришли домой, повесили картину на старый гвоздь, оставшийся от аптечной бухгалтерии, которая здесь размещалась до того, как квартиру выделили мне. На фоне бледно-сиреневой окрашенной стены, репродукция в красивой деревянной раме смотрится удачно. У меня почти нет мебели, много пространства.

У стены – тахта, в углу – телевизор на ножках. Светлый абажур над небольшим журнальным столиком. Нашу с Антошкой одежду, мы складываем в шифоньер, в спальне. Там же наши две кровати: моя – побольше и Антона – поменьше. На стене – полки с книгами. У моей кровати – тумбочка с телефоном. Все лаконично.

Я всегда хотела квартиру с минимумом мебели. Хорошо бы ковер достать, но пока не занималась этим вопросом. Вот, если бы можно просто пойти и купить. Давно бы купила. Но ковры – это дефицит. Зайдет с просьбой директор мебельного магазина или товаровед, на худой случай, то договоримся. Я ей – «Седальгин», например, или « Пантокрин», она мне – ковер. Сейчас, только так.

Любаша предлагала мне подружиться с заместителем начальника райпотребсоюза, Константином Ильичом Грининым. Мы даже в одной компании бывали, когда праздновали открытие нового ресторана. Тетка Любы достала для нас пригласительные билеты.

– Девчонки! Там будут лучшие люди города! Смотрите в оба, среди них есть неженатые мужики! – напутствовала нас тетя Галя.

Я тот вечер не могу вспоминать без содрогания. «Лучшие люди», так нажрались, что блевали прямо у столиков. Константин Ильич был среди приглашенных, он сидел за соседним столиком. Замначальника райпотребсоюза пришел на праздник в дорогом бархатном пиджаке, накрахмаленной белой рубашке. Весь благоухал дорогим одеколоном.

В конце вечера ворот рубашки съехал набок, пот струился по щекам, а бархатный пиджак был в подозрительных пятнах. Константин Ильич громко хохотал и хватал молоденьких официанток за ноги.

– Нет, пожалуй, обойдусь пока без ковра!» – сказала я, когда Любаша указала мне, что этот мужчина может достать ковер и все остальное.

Я сделала уборку. Пол, покрытый новенькой краской, сверкал в свете лампы. Все было новенькое и чистенькое. Картина « На Севере диком » украшала стену. В проеме стеклянной двери на балкон видна деревянная решетка балкона. Недавно я нашла хорошего мастера и балкон застеклили. Там мастер соорудил мне стеллаж из досок , на который я убрала все, что можно не хранить в квартире. Таким образом, освободила жилое пространство. В комнате светлые стены и много воздуха. Я отошла в коридор и, оттуда, залюбовалась своей квартирой. Мой первый дом.

В дверь постучали.

– Кто? – я подошла к двери.

– Конь, в пальто! – раздался веселый мужской голос. Когда, живешь на первом этаже, надо быть готовым к тому, что к тебе стучат все, кому не лень. Просят водички, стаканчик под водку, просятся в туалет, спрашиваю про жильцов, живущих в доме – словом, кому , что заблагорассудится спросить. Превращать свой дом в проходной двор, я не планирую.

– Быстро отошел от двери! Звоню, в милицию! – железным голосом отвечаю я.

– Полина Дмитриевна, откройте! Это Сурин Владимир Игоревич!» – раздалось за дверью, уже, в другой интонации. Сурин? Какого черта, ему здесь, надо? Владимир Игоревич Сурин – директор санэпидстанции Сиверска. Это с его подачи аптеку могут лишить или не лишить права производства инъекционных растворов. Это его сотрудницам я собираю сумочку с дефицитными медикаментами, чтобы они, не дай бог, не обнаружили в пробах воздуха и воды патогенные микроорганизмы. Только, не собери такую сумочку – патогенные микроорганизмы тут как тут, – просто материализуются из нашего воздуха и испоганят нашу непростую аптечную жизнь.