Утром я обнаруживала себя все на том же диване. С трудом вставала с него, ступая затекшими ногами по холодному полу. Подходила к настенному календарю и срывала листок. Начинался еще один день моего ожидания. Я разогревала чайник, заваривала себе кофе. Только кофе, горячий и сладкий. Есть не хотелось совсем.

Потом шла кормить свое хозяйство: две собаки, десять кур, пятеро гусей. Температура в курятнике снижалась. Снова ни одного яйца. Куры сидят на высоком насесте, поджав лапы, и смотрят на меня с упреком. Паша устроил там теплые полы и курятник всегда, обогревался. Может, что-то с датчиками? Но я ничего не понимаю в этих переплетенных проводках разного цвета, закрепленных у входа в курятник. Скорее бы приехал Антон и устранил неполадки. Мне очень тяжело без Павла.

Тридцать лет я прожила с мужчиной, который освободил меня от тяжелой работы. Я не таскала сумки из магазина. Понятия не имела, как копать пашню, не знала, как открываются ворота в гараже. С удивлением слушала женщин, которые рассуждают на тему: где купить дешевые покрышки, как пройти техосмотр, где поменять масляные фильтры? Паша всегда делает всю мужскую работу, прихватывая часть женской. Он умеет стряпать хлеб, печь пироги, квасить капусту и варить вкуснейшие супы.

Антон приехал только к вечеру. Побежал смотреть отопление в курятнике. Быстро сообразил, что делать, забежал за инструментами. Через полчаса температура в курятнике, стала повышаться. Я с уважением смотрю на сына. Антон – моя гордость. Он деловит, самостоятелен, в его руках все спорится. Какое наслаждение – видеть своего взрослого умного сына и осознавать, что это – твое произведение!

Я усадила Антона за стол. Но тут же зазвонил его сотовый. «Любимая» – высветилось на дисплее. Антон судорожно схватил телефон.

–Ты что там столько, времени делаешь? Не знаешь, что нам надо отвезти тонометр, маме? – раздалось в трубке. Речь, конечно шла не обо мне, о моей сватье, Ритиной маме. Моя невестка Рита терпеть не может, когда Антон выходит из зоны контроля. Она делает «контрольные прозвоны» каждые полчаса. В том числе во время рабочего дня Антона. Сын злится, но он так любит Риту, что прощает ей все. Наскоро попив чаю, Антон уезжает домой. За окном быстро, сгустились сумерки, обозначив конец дня. Я снова остаюсь наедине сама с собой.

Быстро замерзнув на ветру, зашла в дом. Собаки, птицы накормлены. Обметая снег с валенок, услышала телефонный звонок. Паша! Рванулась в комнату, схватила телефон.

– Привет, Полинка! Надо поговорить! – услышала голос Татьяны, жены Степана – брата Паши.

– Ой, Таня! Что случилось? Не слышала тебя сто лет! – ответила я отчего – то, волнуясь. Татьяна, быстро начала говорить. Я, нащупав сиденье стула, тяжело опустилась на него. Что она говорит? Какая любовница? Какая Инна Осипенко?

– Давно хотела тебе позвонить и все рассказать! Удивляюсь, откуда в тебе столько терпения? Тебе, что фотографии прислать? Теперь-то, ты разведешься с Пашкой? Что ты молчишь? – спросила Таня. А я, не могла говорить. Просто, нажала на кнопку «сброс». Дышать стало тяжело, почти, невозможно.

Еле, добрела до диванчика, легла и закрыла глаза. Лежала до вечера, почти без движения. Не включала телевизор. В доме тихо. Кот Федот закричал, заставил подняться, налить ему молока. Неужели все, что сказала Таня – правда? Не может этого быть!

– Все может быть… и ты это знаешь… – тихо ответило подсознание.

Нестерпимо болело сердце. Я встала с кухонного диванчика, на котором последнее время сосредоточилось мое существование, накапала сердечных капель в рюмочку и развела их кипяченой водой. Выпив капли, я снова легла на диван. За окном завывал снежный вихрь, дребезжали металлические подоконники и скрипели сайдинговые пластинки, которыми, был отделан внешний фасад дома. Мороз достигал до сорока градусов, да еще сильный ветер усиливал действие мороза. Ощущение какой-то, тревоги, страха не покидало меня. В первый раз я оказалась одна в доме надолго.

Одна в квартире – это одно ощущение. Там, кругом – соседи. Наверху кричат расшалившиеся дети, в квартире слева – соседка отчитывает загулявшего мужа, а где-то, доносится вой дрели. И ты уже , вроде бы, не одна, ты вместе со всеми. А остаться одной, в доме – это совсем иное состояние. Вокруг одни заснеженные дачные домики, пустующие зимой. За забором кромешная тьма, а дом, как живой организм, все время, тихонько дышит, скрипит, ухает и гремит. Я объясняю себе, что это бревна с годами, деформируются, то высыхая, то вбирая в себя окружающую влагу. Их живая древесная сущность меняется в размере и составе каждую минуту и это порождает странные звуки, пугающие меня по ночам.

Обычно я просыпалась ночью от собачьего воя, крепче прижималась к теплому плечу спящего Павлика и засыпала дальше, вслушиваясь в шум дома или в рокот проходящих неподалеку поездов. Рядом с мужем мне не нужно было беспокоиться о внешнем мире, существующем вне дома. Следить за тем, что происходит вне дома входило в обязанности Павла. Наверное, в какой-то момент мне стало казаться это незыблемым правилом. Я не тревожилась об этом, внешнем мире. Мы уже несколько лет жили в этом пустынном месте. Я всегда мечтала о тихой загородной жизни. Наверное с самого детства.