А в следующее мгновение он понял, что произошло, и успокоился. Эфемерный трамвай просто-напросто распался, исчерпав срок своего существования и продемонстрировав реальную цену снов. Прах — вот и вся их цена. В конечном счете, всегда прах.

Конечно, мелкими вещами можно пользоваться долго. Можно выспать пистолет с кучей патронов и спустя год застрелить кого-нибудь, но все эти человеческие победы, смерти, страсти и прочая суета — тоже, наверное, прах. С чьей-нибудь точки зрения.

Только не с человеческой.

Длинный, как холмик на могиле диплодока, сугроб серой пыли зашевелился посередине, затем из его объятий не без усилий выдрались два абсолютно серых человека и немедленно начали отряхиваться и отплевываться. Один из них, сутулый и, по-видимому, пожилой, кряхтел и надсадно кашлял; другой, помоложе, приплясывал на месте, яростно бил ладонями одежду, по-собачьи мотал головой и невнятно сквернословил. От обоих при каждом движении отделялись кудрявые облака пыли. Казалось, кто-то взрывал петарды в цементном бункере.

Фома первым не выдержал этой пытки — отбежал, сел на песок, прочистил кашлем горло. С тревогой следил за тем, как разрастается в воздухе пылевой купол. Скверно получилось… Понятно, хорошо то, что хорошо кончается, да вот только кончилось ли оно? Вон какое облако, небось с пяти километров видно, лучшего способа демаскировки спальни и не придумать…

Будто услышав его мысли, пылевой купол начал быстро таять и спустя минуту-другую сошел на нет. Фома посмотрел на Георгия Сергеевича, продолжавшего надрывно кашлять, — тот уже не напоминал серую гипсовую фигуру. Взъерошив лохматую шевелюру, Фома обнаружил, что пыль исчезла и оттуда.

Прах эфемерного трамвая дематериализовывался на глазах. Таял, оседал серый сугроб. Словно устыдившись несуразности, Плоскость торопилась стереть без следа ее остатки. Из ничего — через нежизнеспособное порождение глупого сна — опять в ничто. Круговорот.

Очень скоро исчез и сугроб. Еще раньше перестал кашлять Георгий Сергеевич, успев с неподдельным интересом понаблюдать за агонией серой пыли. Мол, и из неудачного эксперимента можно извлечь ценную информацию.

— Трамвай-торпедоносец — это что-то новое в военной технике, — съязвил, приблизившись, Фома. — Вы точно во флоте не служили?

Георгий Сергеевич сокрушенно развел руками:

— Нигде я не служил. Хотя в детстве, признаюсь вам, мечтал стать моряком-подводником. Потом и вспоминать об этом перестал, а вот ведь… Сам не понимаю, как это получилось. Сны, знаете ли, вещь неподконтрольная…

— Подконтрольная, — парировал Фома. — Пусть не полностью, пусть отчасти, но подконтрольная. Я знаю. Но вы не расстраивайтесь, вы не виноваты, у вас просто нет навыка. Вас воображение подводит.

— А вас не подводит?

— Когда как, — признался Фома. — Тут есть кое-какие методы. Самый простой: не думать о белой обезьяне. Понимаете?

— Безусловно, — кивнув, согласился Георгий Сергеевич. — Не думать невозможно… если, конечно, небывальщина. Небывалое всегда поражает воображение и сидит в голове гвоздем, а запрет вызывает естественный бунт подсознания. Тут все равно — белая обезьяна или, допустим, кубический огурец. Чем страннее, тем лучше. Но ведь вам… то есть нам… нужно обыкновенное легкое оружие, не так ли? Что странного в пистолете знакомой вам системы? В гранате? В пулемете, наконец?

— Все равно метод действует. Сновидениями можно управлять. Особенно перед пробуждением, в дреме. Вы хоть помните, что вам снилось?

Георгий Сергеевич беспомощно развел руками:

— Я никогда не запоминаю снов…

— Хорошо, что материализуются только предметы, а не сюжеты, — подвел итог Фома. — Представляю себе вашего монстра в действии…

Георгий Сергеевич кивнул с виноватым видом, но сейчас же воспрял и предъявил претензию:

— Быть может, вы просто рано меня разбудили? Зачем? Я ведь вполне мог выспать что-нибудь еще…

— Что? Крылатый бронепоезд? Подводную тачанку? Асфальтовый каток космического базирования?

Георгий Сергеевич только фыркнул.

— Я тоже не служил, — признался Фома. — Вы ведь знаете, я студентом был, когда меня сюда забросило. Как раз летнюю сессию сдал за второй курс, собирался летом и подработать, и отдохнуть немного… ну и вот. Да я вам это уже рассказывал. Плохо то, что военная кафедра у нас должна была начаться на третьем курсе. А хорошо то, что я два года занимался спортивной стрельбой. Пистолет Марголина я могу выспать без проблем. Винтовку малокалиберную спортивную — запросто. Они мне то и дело снятся. Только нам сейчас надо что-нибудь посерьезнее — я думаю, десяток автоматов Калашникова, один пулемет, один-два гранатомета, снайперскую винтовку, слонобой какой-нибудь помповый… Ну, еще гранаты, холодное оружие, ракетницы для сигналов… И побольше патронов, только не в цинках, а россыпью… Что еще?