– Все слова лгут. Эти – тоже.

Достав из кухонного ящика тряпочки, ёршики и оружейную мазь в жестяной банке с говорящей этикеткой "Глухарь", Алекс принялся разбирать револьвер. "Анаконда" сорок четвёртого калибра, словно он охотился на очень крупную дичь…

…Отщелкал, как семечки из подсолнуха, патроны, вынул барабан и вооружившись зубной щеткой, обмакнул её в мазь.

На мой профессиональный взгляд, револьвер и так был в идеальном состоянии, а значит, нехитрое сие действо требовалось, чтобы занять руки и освободить голову – привычка, свойственная многим военным…

– Значит, Сирия, – неожиданно сказал Алекс и вновь замолчал.

Его молчание создавало пустоту, что-то вроде вакуума, которую хотелось непременно заполнить. Поэтому я спросил:

– Что, Сирия?

– Комиссовали давно?

– Почти год. Но откуда вы…

– Элементарно, Ватсон: Макаровым награждают за ранения и доблесть в бою. В данный момент мы воюем где? В Сирии. Отсюда вывод…

– Может, нужно было спросить, а не шарить по моим вещам?

– Может, – отложив кольт, Алекс достал из шкафчика хрустальные рюмки и бутылку водки. "Арктика", – прочёл я этикетку. Дорогой сорт. И не везде купишь. – Но так быстрее.

Он разлил водку по рюмкам, одну подвинул мне.

– Хотите сказать, я должен стерпеть, потому что мне некуда деваться? – брать водку я не спешил.

– А что, есть? – Алекс глянул коротко, с дружелюбным интересом, и вернулся к чистке револьвера. – Когда мы встретились на улице, ты собирался идти на вокзал.

– Может, я домой собирался.

– В Ростов? Не смешите меня, юноша. С таким образованием и такими замашками… Жить вам в Ростове от силы месяц. Затем – перо под вздох и головой в воду.

Покопался Алекс в моих вещах основательно. Узнать, что я из Ростова, можно было лишь найдя фотографию с дарственной надписью, заложенную в одну из книг…

Но в остальном он прав. Вот и отец всегда говорил: в тебе будто два человека: ботаник и гопник. Гопнику в Ростове – самое то, раздолье. Но как ботаник ты здесь не жилец… Он сам, на свою пенсию, купил мне билет до Питера и напутствовал поступать на филфак. Как в воду глядел: оказалось, военный переводчик – идеальное для меня амплуа. До тех пор, пока ранение не превратило организм в бесполезный хлам…

– И поэтому вы решили, что я без звука соглашусь работать в вашем… "агентстве"? – я сделал кавычки в воздухе.

– А чем плохо моё агентство? – удивился Алекс. – На мой взгляд, вам выпал счастливый билет. Свой угол, нормальная еда, интеллигентное общество. Вы хоть заметили, какие у меня девушки работают? Да любой на вашем месте…

– Девушки у вас и вправду замечательные, – перебил я. – Но вот всё остальное… Простите, но ни воспитание, ни честь офицера не позволят мне работать на такого человека, как вы.

Глаза его вмиг сузились, а щеки побледнели. Я застыл.

Собственные заскоки подвигли меня на углублённое изучение психологии, и теперь я видел: по той же причине, по которой я начинаю говорить очень тихо, мой новый знакомый Алекс спадает с лица. Обычные люди в гневе лицом багровеют, покрываются румянцем. Он же – бледнеет.

– Извольте объясниться, милостивый государь, – руки Алекс держал свободно, на столе. Но пальцы чуть подёргивались, и в этот момент я сильно порадовался, что револьвер оказались разобранным.

– Невольно я стал свидетелем вашего разговора с дилером, – ответил я. – Мушки, Говоруны, Серебрянки… А также "акварели" и "масло"… Вы толкач. Меняете искусство на наркотики.

Впервые тогда я увидел, как шеф потерялся. С тех пор я имел возможность наблюдать это редкое явление лишь однажды, и это только подтверждает, какое чрезвычайное впечатление произвели мои слова…

Посидев минуту или две, он молча хватил водки, хищным движением подхватил мою рюмку, тоже опрокинул в рот… А затем поднялся, прямой, как шомпол, и удалился.

Я было решил, что таким нехитрым способом мне намекают на то, что пора бы и честь знать, и уже поднялся, когда Алекс вернулся с тяжелым на вид брезентовым армейским мешком.

Грохнув его на барную стойку, чем вызвал содрогание стёкол в окнах, он развязал горловину и показал картонную коробку, вид которой я опознал безошибочно.

– Вот это – мушки, – пояснил Алекс, вытряхивая из коробки несколько гладких, медно отсвечивающих патронов. – Обычный тридцать восьмой калибр, форсированный заряд. Не нужно объяснять, что делать с такими "мушками"?