Ивана, водяной конь и птица-огонь

Аннотация

Было у отца три сына… Во всех приличных семьях так издревле заведено, чтобы два удались, а один – не получился. Но я у отца по-крупному не получился, потому что…дочка.

Предупреждение Данная история является художественным вымыслом и она адресована исключительно совершеннолетним людям со сформировавшимся мировоззрением, для их развлечения и возможного обсуждения их личных мнений. Работа не демонстрирует привлекательность нетрадиционных сексуальных отношений в сравнении с традиционными. Автор в принципе не занимается такими сравнениями. Автор истории не отрицает традиционные семейные ценности, не имеет цель оказать влияние на формирование чьих-либо сексуальных предпочтений, и тем более не призывают кого-либо их изменять. Но, в процессе развития отношений между героями, может образоваться любовный треугольник или другая геометрическая фигура. А та, в свою очередь, может потом разделиться на банальное М+Ж и кучу лишних элементов, а может не разделиться. Так что если подобное для вас неприемлемо - пропустите эту историю. Вступление Было у отца три сына… Во всех приличных семьях так издревле заведено, чтобы два удались, а один – не получился. Но я у отца по-крупному не получился, потому что… дочка. Вот нет бы жить да радоваться – два сыночка и лапочка-я, но папочке лапочки оказались без надобности. Не на том месте у нас дом стоит, чтобы в нем лапочки выживали. Изгои мы. Потому что отцу моему на старости лет седина в бороду, бес в ребро… и увел старый ведьмак у молодого вельможи невесту, да не просто увел, а прямо сразу близнецами наградил, братьями моими старшими. А вельможа любимчиком у царя оказался. Вот и выгнали нас прочь на самую окраину, страну от нечисти охранять. Отец-то рассчитывал жену холить и лелеять, детей в любви растить. Ведь редкий ведьмак до старости доживает, но тот, кто смог, – богаче дракона. Люди за спасение от чудовищ щедро платят, не скупятся, если заранее деньги брать, а не потом, когда все уже хорошо. И вот вместо счастливой семейной жизни в тепле, уюте и достатке – развалюха на болоте, рядом с полузаброшенными пограничными деревеньками, и набеги нечисти с нежитью, потому как на ничейных землях такие пакости цветут, пахнут и размножаются. Сражаться же с ними некому – земли-то ничьи. Мать, ясное дело, одной любовью не насыщалась, но это понятно – после столичных радостей в глушь и трущобы свалиться. Не каждая психика выдержит, и здоровье тоже… не каждое. Как ее угораздило с нашим стариком связаться – не знаю, хотя папка мой и сейчас мужик видный, конечно. А ему до смерти четыре шага осталось… Тридцать лет назад, наверное, еще виднее и завиднее был… Но дурак!.. Кто ж невест у вельмож тырит?! В общем, прожила мама с отцом десять лет, родила меня и умерла. И осталась я на трех мужиков единственной девкой. Никто, само собой, заморачиваться сильно не стал, и вырастили из меня еще одного пацана, третьего сына. Я и платьев-то сроду не носила, все время за братьями штаны донашивая… И о себе в мужском роде говорить привыкла. Так что пацан-пацаном, только слабенький да странненький. Глава 1 – Ивашка, ты тут за главного. Отца без присмотра не оставляй, мы скоро. Конечно, они скоро… Недельки через две-три вернутся, словно с ярмарки, – с едой, питьем, подарками. Пару дней все вместе побудем, а потом братья снова пропадут. Мы уже давно решили потихоньку в соседнее государство переехать, для начала нелегалами, а там видно будет. Только отец желал умереть на родной земле, чтобы его прах был развеян теми же ветрами, что разнесли прах его жены. Вот и жили мы последние пару лет на два дома – братья за пограничной полосой хозяйство отлаживали, молодым девкам местным глазки строили, но осторожно, чтобы греха не вышло. Про ведьмаковские способности распространяться ни один из нас не любил, хотелось мирным трудом зарабатывать. Так что братья себя за охотников выдавали. И ведь не лгали почти – охотники и есть. Могут живого кабана пристрелить, могут нечисть поймать. За кабана денег мало заплатят, а вот за нечисть – от души… спасенной от лютой смерти. Заказы на ведьмаковый труд мы на этой стороне границы принимали, так что, пока братьев нет, я тут и правда главной буду. И если что срочное, но не сложное, даже сама взяться смогу, не впервой. Благо отец хоть и старенький, но в своем уме пока, советом поможет. Заказов, кстати, мало последнее время было – особо наглую нечисть мы повывели, а остальная присмирела и затихла. Людей по округе наглых развелось, но за людьми мы не охотимся, для этого нечисть есть!.. Братьев моих люди еще хоть как-то интересовали, особенно женского пола, а меня из людей, кроме родни, только один волновал. Девчонки нормальные о нарядах и женихах мечтают, а я прямо вот спала и видела, как приду и отомщу тому вельможе, что отцу жизнь испортил и матери моей… и нам с братьями. Жили бы мирно в столице, забот бы не знали. Может, дело какое-нибудь купеческое открыли – у братьев задатки хорошие. Счастье той сволочи в том, что лица я его не знала, а то дури б хватило в столицу пешком дойти, прибить его в ночи и обратно домой вернуться. Никто б вины моей не доказал, а мне бы мать по ночам сниться перестала. Вот не видела я ее почти, знать не знала и не помнила, а колыбельные неспетые и слова ласковые несказанные прямо ножом по сердцу. У братьев столько ненависти к тому вельможе не было, сколько у меня. Дней через пять-шесть после того, как я за главную осталась, ближе к вечеру, заявился к нам в дом заказчик. Сынок старосты, чтобы его волки порвали, дурачину безмозглую. Но заказ сделал и денег отвалил – две горсти золотых. Лапищи у него огромные, так что горка на столе внушительная вышла. – Поле все истоптала, сволота ночная! Третью ночь глумится… Ладно б жрала только, не так обидно. Дык что не пожрет, то просто вырвет и разбросает. Тварь… Кельпи – они такие, обидчивые. Староста поляну, веками ими облюбованную, взял и овсом засеял, жадюга старый. И теперь еще убиваются, наивные, что им прежние хозяева поля мстить вздумали. Плохой заказ на самом деле, но не пошлешь же идиота, тем более за такие деньги? – Ты это… поймай нам его! – внезапно попросил мужик. А вот эта просьба совсем не к добру. Убить-прогнать часто просят, но чтобы нечисть поймать – это как-то уж очень подозрительно. – Как выйдет, – заявила я, уверенно глядя заказчику в глаза. Но одну руку при этом на нож на поясе положила, а вторую – на горку с золотом. И все монеты вдоль стола поближе к отцовской лежанке подвинула. Теперь просто забрать и уйти не получится. Хоть и старик у меня папа, но по лбу кулаком один раз дать силы хватит. – Поле поохраняю, вредителей разгоню, а вот ловить – это другие деньги совсем, – и после этих слов я так взгляд прищурила, чтобы даже этот идиот сообразил – он таких денег в руках никогда не держал, так что пусть все свои глупости позабудет. Кельпи ему поймать… размечтался! – Сколько? – сынок старосты тоже настырный оказался. Или фантазия у него разыгралась, но уперлись мы оба, как два быка на скотном дворе. – Поймаю – тогда цену назову, – придумала я выход и облегченно вздохнула, когда за мужиком с грохотом захлопнулась дверь. – Чтобы кельпи поймать, надо веревку сплести особую и слова знать заветные, – прокашлял мне с лежанки отец. – На любую нечисть срабатывают… Ну и пошла я собирать огонь-траву. Рукавицы надела, вся умоталась – и вперед, благо не так уж и далеко идти. Она у нас неподалеку растет, так как в хозяйстве ведьмаковом часто требуется. Дошла до чащи с густыми сиреневыми зарослями и принялась за дело, стараясь даже аромат не вдыхать. А он у огонь-травы сильный, притягивающий, окутывающий, мятно-анисовый с примесью чего-то сладкого и дурманящего. Не то что нечисть, даже люди устоять не могут, разум теряют. Но траву не зря назвали огненной. Жжется она до волдырей! Настоящим огнем так опалиться не всегда получится. Несколько часов я потратила, пока две корзины с верхом плотненько набила. Потом до следующего вечера плела веревки, побольше, с запасом. Ну а после пошла на поле, к охоте готовиться. Западню делать. Поле, конечно, – без слез не взглянешь… но даже не жаль. Кто ж виноват, что у старосты жадность весь ум отшибла? Как ни странно для ведьмака, но кельпи мне жальче – столько лет на поляне паслись, травку по ночам щипали. И овес этот они были вправе за подарок от деревни принять. Но ясно ж, что у ночных лошадок ума больше, чем у старосты, и они прекрасно понимают – не про их честь здесь все засеяли. Вот и мстят… Выстроив вокруг поля забор из факелов, я смочила их специальной жидкостью. Натянула обычную веревку поверху от факела к факелу, чтобы они вспыхивали почти подряд один за другим без моего участия. И огненное лассо приготовила, чтобы в любую секунду могла достать, как понадобится. А сама прилегла подремать… Проснулась где-то в середине ночи, почувствовав, что не одна уже на поле. Шалит пакостник! Даже приглядываться не надо, сразу видно – конь, не лошадь. Молодой конь, красивый… Черный как смоль! Грива пышная на скаку развевается, ноги длинные, стройные, глазища… Твою ж нечистую душу налево, я же его прямо не как коня, а как парня оцениваю!.. Но красив, чертенок! Только любоваться мне им некогда – незаметно подожгла первый факел и отползла подальше. Притаилась на другом конце поля, к себе поближе подпустила, лассо из огонь-травы метнула и повисла на красавце-жеребце… Удержать силенок не хватает, но сбросить меня у него тоже не выйдет – не на ту напал! Точнее, это я на тебя напала… но овес старостин топтать ты сам, мститель чертов, решил! Мышцы на руках у меня даже заныли от напряжения, голова от мотания туда-сюда и от скачки закружилась. Зверюга эта ржала еще оглушительно и укусить норовила, тварь бешеная! Но я вцепилась пальцами и в веревку, и в гриву из последних сил. На очередном прыжке сумела вывернуться и ногу перекинуть так, чтобы верхом на этом чертовом красавце оказаться. А дальше – пришло время факелам вспыхивать. Через них краса эта темная не перепрыгнет – опасно водяной лошади пламя, смертельно опасно. Огонь-трава и людей жжет до волдырей, а уж нечисть совсем не щадит, они от боли ничего соображать не могут. Главное теперь – не слететь к чертям, ударившись об землю закружившейся головой и позвоночником. Пусть все мышцы судорогой свело – надо продержаться до рассвета. При виде солнышка кельпи станет сговорчивее, а уж когда я заговорные слова скажу и надену на него уздечку, сплетенную из той же огонь-травы, – совсем послушным станет. Как ягненок! Ну это если отцу верить, конечно. И само собой, как только уздечка порвется – сбежит, но, скорее всего, не очень далеко, при их-то мстительном характере. Поэтому сыну старосты я уже заранее сочувствую… и себе тоже. Не так уж мне деньги нужны, чтобы за них купить себе постоянного врага. Все то время, что осталось до рассвета, меня мотало на коне по полю, а мои мысли в голове – между жадностью и жалостью. Чем ближе был рассвет, тем больше мне хотелось просто убить эту чертову нечисть! Упертый водяной черт попался! Не сдавался, ни в какую… Мало того: он несколько раз пытался перепрыгнуть через факелы, самоубийца. Ржал от боли, почти выл, но упрямо искал выход. А я уже прикидывала, что продешевила, мало взяла за эту бестию. Знала бы – в три раза больше потребовала. Псих, а не кельпи! Мстительный псих, на всю голову! Приближение рассвета мы почуяли оба, засмотрелись в небо, и эта хитрая черная тварь решила, что я расслабилась. Как же! Не на ту напал… Но вместо того, чтобы сдаться и угомониться, меня снова принялись мотать по всему полю. У проклятого кельпи словно второе дыхание открылось. Лишь когда предрассветные сумерки стали сереть, а светлое пятно на горизонте становиться все больше, парень сдался… Да, сдался он не конем, а парнем. Обратился внезапно, но я успела в последний миг срезать с него лассо из огнетравки и сама спрыгнуть так, чтобы оказаться стоящей на земле, а не валяющейся со сломанной шеей. – Придурок! Я же тебя задушить могла! – понятное дело, что кроме этих фраз я выдала темному ослу весь набор ругательств, которыми может владеть воспитанная двумя старшими братьями девушка. – О чем ты думал вообще, псих ненормальный?! Псих смотрел на меня злющими черными глазищами из-под взлохмаченной черной копны волос. И молчал, чтоб его волки задрали… А на востоке делалось все светлее, вскоре первые лучи коснутся этого идиота и… Нет, конечно, кельпи не вампиры, сгореть не сгорит. Но именно утреннее, рассветное, солнце опасно для всех ночных тварей. Скрутит от боли, будет орать и по земле кататься... В этот миг наши взгляды пересеклись, и я поняла – этот орать не будет. Сдохнет в конце концов, но никаких клятв и обещаний от него не дождусь. И главное, я же с перепугу его освободила, осла темного, потому что иначе при обороте петля на его шее так под кожу и ушла бы… То есть навсегда и остался бы с ожерельем из огонь-травы, а она ведь жжется! Так что мы сейчас оба стояли, смотрели друг на друга и обдумывали, кто и как нападет первым. В итоге я сдалась, хотя и понимала, что совершаю огромную ошибку. Просто… просто где-то глубоко в подсознании я была за кельпи и против старосты. Поэтому я выдернула нож из ножен, усмехнулась, заметив, как темный псих напрягся, готовясь к прыжку… и метнула свое любимое оружие прямо в факел, срубая его, чтобы мгновенно обернувшийся осел… то есть конь… перепрыгнул через изгородь и умчался в сторону озера. Глава 2 – Ты отпустила его?! – раздался неподалеку тихий голос. Бедолага-заказчик просто не мог поверить в то, что произошло, и поэтому не возмущался. Но на меня уставился обвиняющим взглядом. – Я с ним поговорила, – уверенно объявила я, хотя назвать то, что между нами произошло, разговором было бы очень… очень рискованно. – Но я проведу здесь на поле еще три ночи, чтобы убедиться, что заказ выполнен. – Мне нужен этот кельпи! Ведьмачий выкормыш, мне нужен кельпи! И если на следующую ночь ты… Я молча подошла и подняла с земли нож, вытерла его об штанину и положила в ножны. Потом посмотрела на раскрасневшегося от гнева сына старосты: – То что? Под дверью в дом нагадишь? Уговор был – поле защитить. Уговор выполню. А про поимку кельпи сразу же сказала – как выйдет. Так что нечего тут орать, у меня голова болит… Высказалась и пошла, дура, домой отсыпаться. Кто ж знал, что вокруг меня одни психи упертые? Вечером я сначала решила прогуляться на озеро, попробовать договориться с чернявым ослом и объяснить ему, что поле трогать не надо. Вот такая несправедливость, которой полна наша жизнь. У берега резвился целый табун кельпи, я даже застыла прямо на тропинке, не понимая, по какому случаю такая массовая радость. Но потом среди мешанины черных влажно лоснящихся тел разглядела яркие всполохи. И тут же, почти не задумываясь, рванула вперед, распихивая удивленных моей наглостью водяных коней. В центре водоворота спина к спине стояло пятеро огненных оборотней. Павлины проклятые… Если честно, терпеть их не могу, хотя в птичьем облике они безумно красивы! Но перья у них сверкают так, что глаза слепит, да и людьми – прямо пылают, не подпуская к себе озверевших кельпи. Тут разбираться, кто прав, кто виноват, смысла нет – огонь и вода постоянно враждуют, к тому же птички явно не на свою территорию залетели… Запал наглости у меня почти закончился, но его все же хватило, чтобы так же уверенно начать проталкиваться обратно. И тут меня заинтересовало – почему чертовы павлины не улетают?.. Ну вот, спрашивается, какое мое дело?! Только любопытство – это ж движущая сила, поэтому я повернулась, прищурилась, чтобы не ослепнуть от яркого сияния, пригляделась… Обычно жар-птицы сражаются двумя мечами, однако у одного из парней правая рука висела неподвижно, и на его чуть вытянутом скуластом остроносом лице отражались уже знакомые мне по прошлой ночи эмоции – отчаянное упрямство и боль, которую терпят из последних сил. И как поступить, когда внезапно потянуло вмешаться явно не в свою битву, да еще и совсем не за соседей, а за пришлых, которых терпеть не можешь? Внезапно птицы перешли от защиты к нападению и, ранив самых настойчивых, выиграли несколько секунд. Обернулись, взмывая в небо и подхватив с собой товарища. Табун устремился следом, ржа и подвывая от азарта. Один из кельпи вдруг слегка притормозил и склонил красивую голову, глядя на меня. Хищный оскал на морде, по-моему, выражал ухмылку, и я расценила это как приглашение покататься… Внутренне замерев от ужаса и сама пугаясь очередного приступа наглости, я обхватила замершего коня за шею и практически чудом оказалась на нем сверху. А потом мы поскакали… поскакали преследовать улетающих прочь огненных птиц. Мы гнали их долго, очень долго… а те летели низко и медленно, все ниже и медленнее… потому что даже вчетвером тащить по воздуху того, кто крупнее тебя по весу, очень трудно. Конечно, была бы обычная рана – павлин давно бы уже излечился, оборотами. А раз терпит и не обращается, значит, вода в рану попала, причем не простая… Копытом водяным получил или зубки лошадиные на плече отметились. Или ножиком кто полоснул, в воде закаленным. Так что сразу обращаться нельзя, переждать нужно, если от боли орать не тянет. Вот птиц и держался, выжидал, а товарищи его, ишака, на себе из последних сил перли… Но и из преследователей остались в конце концов только самые настойчивые. Мой психованный черт, само собой, в том числе. Когда же кельпи осталось всего четверо, жар-птицы вновь обернулись людьми, усталыми, выдохшимися, но настроенными дорого продать свою жизнь. А главное, упрямо не бросающими раненого друга. Кстати, несмотря на боль и рану, тот храбро кинулся как раз на моего осла. Битву двух упертых ишаков лучше смотреть издали, поэтому я спрыгнула на землю и уселась под ближайшим деревом, наблюдать. Вмешиваться в чужой бой я не собиралась, разве что… В общем, влезу, если дело будет касаться моего придурка, а так – все честно. Огненные мечи, черные копыта, удары, свист, ржание, стоны… И вкусная сочная малина под рукой. Я следила за боем краем глаза, а сама увлеченно собирала крупные ягоды в ладошку, чтобы потом закинуть горстями в рот. Прямо тает… сладкая! И красная, как кровь… Кельпи явно проигрывали. Пришла пора вмешиваться, пока эта нечисть от начищения друг другу морды не перешла к убийству. Водяная ли ты лошадь или огненный оборотень-птица, а огонь-трава не щадит никого. И заговорные слова ведьмака… и нож посеребренный… А главное, наглость – вот оно, второе счастье. Так что я демонстративно с ленцой приподнялась, чувствуя, как кураж начинает просыпаться в теле. Прицельно метнула нож в одного особо наглого птица, целясь в плечо, а не в голову. Отследила, как мужчина с перекошенной от боли рожей отшвырнул мое оружие в сторону. Одновременно кинула на второго, особо ретивого, лассо из огнетравки, только затягивать не стала, давая возможность обернуться. Даже если за твоей спиной только дерево и кусты с малиной, но ты стоишь с таким лицом, будто бы сейчас свистнешь – и из лесу толпа ведьмаков выскочит с кольями, – противника можно обмануть. Да и саму себя – кураж искрами из глаз, уверенность лучами в разные стороны… Ну прямо царь-девица на поле брани! Намек оборотни поняли – вновь устало взмыли вверх, оставив все поле битвы усеянным ослепляюще-яркими перьями. И этот, болезный на всю голову, тоже обернулся несколько раз подряд, после чего к своим присоединился. Два здоровых кельпи, протрезвев от азарта погони, подперли шалашиком раненого сотоварища и побрели обратно к озеру. – Ты чего притащилась-то? – а вот мой психованный никуда уходить не собирался, обернулся в парня и уселся рядом со мной на пригорке. Я-то почти сразу на землю осела, когда поняла, что все получилось. Вот и псих рядом пристроился и давай мою малину обирать!.. Какое-то время мы молча возились, пытаясь опередить друг друга в сборе самых крупных ягод, пока наши пальцы раз десять подряд не переплелись. – Поговорить… – прошептала я, почему-то слегка хмелея от его близости. А этот… осел… взял и протянул мне полную ладонь малины. И я… как дура… собрала ее губами, облизнулась и только потом осознала, как это… двусмысленно выглядит. А парень еще и ухмыльнулся, глядя на меня удивленно, что ли. Не ожидал, наверное. Я еще раз облизнулась, чтобы убедиться – на губах ягодного сока не осталось, и уже рот приоткрыла, чтобы ему про поле начать объяснять. Только не успела… Раз – и я лежу на спине, а надо мной взлохмаченная голова, шало блестящие черные глаза и пахнущие малиной чужие губы. И сильные уверенные руки уже хозяйничают под моей одеждой – когда успел-то, ирод озабоченный?! Нет, кельпи – как русалки, в любое время и в любом месте, даром что оба вида водяные. Но не на ту напал, чертов жеребец! Даже обидно – я к нему поговорить… по душам! А он невесть что возомнил, психованный чертяка. – Руки убрал! – рыкнула, от себя отпихнула, уселась… Потом подскочила и принялась отряхиваться, глядя на коня этого… невесть что удумавшего. – Я про поле… Не ходи туда больше! Само собой, я сразу поняла, что не с того начала разговор. Напряглась, вспоминая, с чего собиралась, – у меня же план был! Вздохнула и, пользуясь тем, что псих опять увлекся малиной, принялась ему рассказывать про вельможу, отца и мать. И про то, что у людей тоже так бывает. Поделать с этим ничего нельзя, а если пытаться, то можно только самому себе навредить. Правды добиться невозможно. Ну и о том, что сыну старосты зачем-то приспичило поиметь живого кельпи, я тоже сказала, чтобы знал – хозяева поля настроены совсем недружелюбно и договориться не удастся. Только, как говорится, не в коня корм: парень лишь молча косил на меня своими черными глазищами и помалкивал. Причем, чтобы молчалось лучше, на половине моей важной речи о смысле жизни он обернулся, дождался, пока я закончу фразу и залезу на него, после чего побрел обратно. Но я же тоже упрямая, так что раз решила разъяснить нежити, что поле теперь неприкосновенно, то не успокоилась, пока не высказала все, что хотела. Как раз до самого поля и хватило… Именно к нему меня и отвезли. Ишак… осел… упертая скотина… Одна радость от всего этого приключения: перья жар-птиц, которые я собрала на поле брани, когда воспитательную речь начала проталкивать. Дорогущее удовольствие, между прочим! Я их в сумку к себе запихала, где у меня все ведьмаковское богатство хранилось, и прямо предвкушала, как отцу с братьями похвастаюсь. Только на поле нас уже ждали. Сын старосты и толпа мужиков с вилами и кольями. Но, увидев меня верхом на кельпи, народ сразу притих и начал перешептываться. – Не верили?! А я сразу сказал, что они в сговоре! – выкрикнул мой ополоумевший заказчик. – Я ей денег кучу, а она мне – не будет тебе кельпи, так и знай! – Зачем тебе живой кельпи, если я пообещала, что твое поле больше никто не тронет? – так же громко спросила я. Конь подо мной напрягся, но упрямо продолжал идти навстречу толпе, а я так же упрямо не слезала, обхватив его за шею как можно крепче. Если придется драпать сломя голову, то пусть это будет не буквально… – Ты как будто указа царского не слыхала?! – удивился один из мужиков, стоящих в первых рядах. Выставленные вперед вилы в его руках заметно подрагивали. Но говорил он уверенно. – Царь же велел… Тому, кто приведет к нему живого кельпи, денег отсыпет!.. – Идиот! – заорал на него сын старосты, замахиваясь… Продолжения я не увидела, так как психованный конь, заржав так, что у меня слух временно пропал, развернулся и помчался прочь. Пяти секунд не прошло, как мы притормозили у моего домика. – Собирайся, поедем к вашему царю, – меня не спрашивали, хочу ли этого, а просто ставили в известность. – Зачем? – я недоумевающе уставилась на уже успевшего обернуться в парня психа. – У меня тут отец… – За отцом девки присмотрят, – все так же решая за меня, заявил упертый ишак. – А мы в столицу поедем, с вельможей твоим разберемся. Отомстим, чтобы неповадно было. – Тебе-то с этого какой прок? – меня буквально парализовало от удивления. То есть на самом деле я что-то делала, только плохо понимая, что именно. Вроде бы собирала вещи… и вроде бы уже внутри дома! Как давно я здесь? Странное чувство, что почти сразу вошла, ругаясь на то, что никуда, ни с кем, никогда!.. У меня обязательства, семья, братья, заказчики!.. И чертов жеребец тоже здесь же, стоит рядом, оглядываясь вокруг и подпихивая мне под руку то оружие, то банку с чем-то непонятным. Судя по одобрительным взглядам отца, уже давно внимательно прислушивающегося к нашему разговору, пододвигает что-то нужное. Конечно, нежить же знает, что именно ей опасно. Ох, мы же сейчас не на нежить, а на вельможить… Скорее всего, на вполне живого вельможитя! Но так же нельзя! Необдуманно, рисково, совсем ничего не зная… – Я поклялся твоей матери, что сам мстить не стану и детей не буду соблазнять, – прокашлял папа с лежанки, когда я в очередной раз застыла, пытаясь сбросить с себя прессующее давление. Словно гипноз какой-то! – Но ты ж не по моей воле, по собственной… И это стало последней каплей. Отец одобряет – значит, надо ехать и мстить. Только все равно вначале я хочу понимать, что с меня потребуют за помощь. – Тебе с этого какой прок? – повторила я свой вопрос. – Ты перестанешь твердить про отсутствие справедливости и поможешь нам вернуть поле, – нагло ухмыльнулся этот… козел неприятный! – А если не помогу? – настороженно уточнила я. Мало ли… – Обещать точно не стану. – Не обещай. Ты мне дважды жизнь спасла, считай, что я из чистых побуждений, – заржал этот конь… чтоб его волки… психованный! Глава 3 До столицы скакать… не перескакать! Даже на бешеном кельпи… Ночевать, конечно, можно и в лесу – когда с тобой рядом нечисть, опасаться почти нечего. Еды добыть не сложно, где помыться – тоже можно найти. За все время пути у меня была лишь одна забота – отбиться от объятий озабоченного жеребца. Чего там себе этот мерин… будущий… – чтоб ему откусило то, что спать спокойно мешает!.. – навыдумывал, даже спрашивать не хотелось. Но лез каждый вечер так настойчиво, словно я малиной вся обмазана! Костер разведем, поужинаем, и я прилягу, в покрывало укутываясь с головой, – хорошо, тепло, спать хочется… И тут ко мне со спины начинает пристраиваться жаркое тело. Сначала просто подкатывается чуть ли не вплотную, прижимается, замирает. Я тоже замираю, жду. Через полминуты на талию опускается рука и меня осторожно пододвигают к себе еще плотнее, чтобы я могла ощутить, как напряжена та часть тела, которая мешает кому-то… очень… Уснуть не дает, так мешает!.. Я медленно кладу ладонь сверху, и наши пальцы переплетаются. Выжидаю пару секунд, не дольше. Просто ощущение мне очень нравится, но упорство, с которым парень прет к своей цели, – нет. И да, не было у меня еще никого… других забот хватало! Насладившись приятными мгновениями, я, так же медленно, перекладываю руку кельпи на его бедро и пытаюсь убрать свою… спокойно, медленно, но настойчиво. Это уже почти ритуал, который выполняется молча, потому что слова все были сказаны в первую ночь. Полминуты или минуту мы лежим тихо, но потом его ладонь накрывает мои пальцы. У меня сердце замирает, кровь вся ударяет в голову и на лице сама собой появляется улыбка. Только я сосредоточенно изгоняю ее, недовольно хмурю брови, затем поворачиваюсь и в упор смотрю на ухмыляющуюся довольную нечисть. Парень тоже смотрит на меня, резко став серьезным, сжимая губы и стараясь не улыбаться. В первый раз он попытался полезть целоваться, а потом долго шипел и цедил сквозь зубы о нечестных приемах. Угу. Придавливать меня к земле весом в полтора раза больше, чем у меня, – это честно. И лапать своими… копытами… все, что не про его честь, – тоже честно. Будь он девкой, а я ведьмаком, даже думать не стала бы. Разве лишь о том, чтобы семя в нечисти не осталось, а то любят они это дело – кровь себе обновлять, разбавляя человеческой. Может, и если бы уже был у меня кто, да сплыл, тоже заставила бы поскакать вокруг постарательнее, а затем получил бы свое, черт настырный. Нравится же… Красивый, упрямый, характер, как я люблю. Редкостный же засранец!.. Вот тяжелое у меня детство было, с одной стороны, с людьми мало общалась. А с другой… с детства с нечистью на «ты», даже с нежитью несколько раз сталкивалась, и ничего, хотя от последних у меня мороз по коже. С русалками поболтать могу, с домовым и поругаться меж делом – запросто, с лешими если уважительно – к ягодным да грибным местам выведут. На кельпи с детства каталась, братьев через границу их любимицы-любовницы перевозят. Удобно! Нечисть же разная бывает. Такая вот, которая рядом лежит, – с той договориться всегда можно. Отец часто рассказывал, что многие ведьмаки на старости лет совсем дичают. Кто-то, как он, к людям пытается жить пристроиться, а кто-то в привычном мирке доживает. И в жены берут то лешачек, то кикимор, то оборотниц всяких или ведьм, чтобы идеальная пара была. Нет в нас ненависти к тем, с кем постоянно и каждодневно сталкиваемся. Сложно ненавидеть того, кто по соседству живет и ведет себя часто приличнее, чем некоторые люди. Так что, будь я девка с опытом, все бы у нас сладилось, наверное. А так… я хоть и не романтичная столичная фифочка, но в первый раз на кровати хочу и так, чтобы… чтобы… Запоминающегося чего-то хочется, а не по-быстрому на покрывале в лесной чаще! И ведь, главное, поводов стараюсь весь день не давать. Может, только по шее поглажу, гриву пальцами поперебираю, бедрами по его спине поерзаю… Ну нравится мне, как он потом косит черным глазом!.. Ох, нравится он мне, и я ему тоже. Иначе просто ж так каждую ночь с ослиным упорством не стал бы приставать? Традиционно уже поиграв в гляделки, тот, кто выиграл, довольно усмехается, и после этого мы, наконец-то, сладко засыпаем. Причем чужая рука снова оказывается у меня на талии, но я уже не сопротивляюсь. Так теплее… и спокойнее. А еще – уютнее… Иногда мы заезжали во встречающиеся на пути небольшие города, чтобы пополнить запасы того, чего в лесу не водится. Но если в начале пути я себя чувствовала лишь слегка неуверенно, то чем ближе была столица, тем страшнее мне становилось. И не только мне… Жеребец мой тоже напрягался все больше и больше, хотя и скрывал это изо всех сил. С окраины все выглядело не то чтобы легко и весело, но как-то попроще. Теперь же в голове начинали зудеть сотни вопросов: «Как мы попадем к царю? Где мы будем жить, пока придумаем ответ на первый вопрос? Что я буду делать, если царь захочет отнять у меня моего кельпи? Зачем ему кельпи?..» – Перья никому, главное, не показывай, – заявил мне парень на очередном привале, когда я уныло подсчитывала оставшиеся монеты. – Это еще почему? – возмутилась я. Тоже мне, учитель жизни нашелся. – Да за одно перо я горстей пять-семь золотых монет смогу выручить! – И бед тоже семь горстей, вот увидишь, – недовольно буркнул упертый ишак, но объяснять ничего не стал. А я не захотела выпытывать. Однако первое перо продала лишь после того, как мы добрались наконец-то до столицы и стало ясно: без покровителя во дворец не проникнуть, даже если у тебя есть стадо кельпи. Так что какое-то время придется где-то жить, что-то есть и думать, кому дать взятку, чтобы нас царю показали. И ведь главная ж наша цель – найти того самого вельможу, который моему отцу свинью подложил, и отомстить ему за мамину короткую жизнь и папину одинокую старость. А за то, что мы с братьями не в этом шуме и гаме выросли, может и наоборот, спасибо сказать надо. У нас даже на заезжих ярмарках такой толпы людей не встретишь, как здесь по улицам бродит! И каждый норовит пнуть, толкнуть, руку в карман запустить или сумку вырвать… А в тавернах и лавках – облапошить. Но не на ту напали!.. Я хоть и из глуши лесной, но не дурочка же наивная! И украсть у меня что-то даже столичному карманнику сложно, ну а кому повезло, тому… не повезло. Потому что того за ухо ловит моя нечисть и прочищает до самых пяток. Так что после трех почти удачных попыток ограбления мы еще и в плюсе оказались. Но потом в долг ушли, после того как сняли комнату в таверне, поели, отбились от большинства столичных соблазнов, но все же купили мне новые штаны с рубахой – к царю же идти собираюсь!.. Поэтому, несмотря на осуждающие взгляды моего спутника, я нашла ближайшую лавку торговца редкостями, потребовала закрыть все щели и достала из сумки перо жар-птицы. Сначала все зажмурились, дочки хозяйские, ойкнув, позакрывали лицо широкими рукавами… А у самого хозяина глазища разгорелись чуть ли не ярче, чем само перо. Диво ж редкое – жар-птицы только на окраине государства водятся!.. Нечисть заграничная, да и там не так просто в руки дается. Цену лихоимец наглый вначале такую выдвинул, что мне на один обед в столичной забегаловке едва б хватило. Ну пришлось объяснить засранцу, что не на ту напал – знаю я, почем такая диковинка. И саму экзотическую редкость быстро накрыла тряпкой, чтобы никто не ослеп. Ох, торговались мы, прям в ушах закладывало. Орали, ногами топали, я раз пять гордо разворачивалась, чтобы уйти, торговец тоже раз сорвался, но нашли приемлемое для двоих число монет и по рукам ударили. Вышла я из полутемной лавки на улицу, прищурилась, застыла минут на пять, пытаясь проморгаться. И тут меня как пнет в сторону какой-то богато одетый мужик!.. Ну я тоже в долгу не осталась. Весом я не вышла, но силушкой не обижена. Жилистая, верткая, а как толкну, так… Мужик с земли встал, отряхнулся да как заорет: – Схватить наглеца! Хорошо, кельпи мой сообразил. В лавке-то он парнем был, а как понял, что нам пятки жжет за то, что у меня руки не вовремя зачесались, так за лавку забежал, обернулся и вернулся уже конем. Ну я на него запрыгнула – и у-у-у-ух! Ищите меня, ловите меня, хватайте… – Кельпи! У него кельпи! Пойма-а-а-ать! Глава 4 Петляли мы по незнакомому городу до самой ночи. Сначала от погони уходили, а потом искали ту таверну, где остановились. Дураки наивные… Оба! Даже в голову ведь не пришло, что там нас и будут ждать. Войти не успели, как на нас со всех сторон накинулась толпа местных стражников. Кельпи отбился и меня бы отбил, если бы в дверях мужик этот разряженный не нарисовался. Рукой махнул, и от нас сразу отстали. – Сколько хочешь за кельпи? – Не продается! – объявила я, а сама мужчину разглядывала, даже не пытаясь этого скрыть. Перед отъездом мне отец показал портрет того вельможи, который нам жизнь испортил. Уж какими правдами он ему достался, и зачем хранил… Хотя знаю зачем. Чтобы я врага нашей семьи узнать смогла! Пусть и постарел тот на тридцать лет, но все равно сходство бросалось в глаза. Морду я на всякий случай потупее сделала. А то не только ж я его, но и он меня тоже разглядывает. А я, говорят, на мать лицом очень похожа. – Сам царю показать хочу! – выдала и с прищуром наглой наивной деревенщины уставилась в лицо гаду. – Но отдавать никому не стану. Этот кельпи только меня слушает. Парень у меня за спиной заржал тихо. И на том спасибо, что не в голос, конь чертов!.. – А перо жар-птицы у тебя откуда? – озадачил меня мужик вопросом. Даже пояснить удосужился, потому что я так с полуоткрытым ртом и застыла: – Пока ты в лавке торчал, цену набивая, за мной уже послали, так что глазами на меня, как сова, не хлопай. Облапошили тебя, дурачка деревенского. Но если мне живую жар-птицу привезешь, я тебя в царские конюшни пристрою, вместе с твоим кельпи. Царю нашему нравится, когда у него нечисть в услужении. – Так любой ведьмак ему б… – начала я и заткнулась, потому что вельможа так на меня зыркнул, что сердце в пятки ушло. – Ведьмаков у нас в стране не водится! Вывели мы их всех, неблагодарных, – объявил он, да так уверенно, что я поверила и сердце у меня заныло. Вот не встречала никого из отцовских друзей и учеников, не задумывалась, почему братья так на чужую землю переметнуться хотят… Но выходит, они поболее моего знали, а мне не говорили, чтобы не расстраивать, наверное. И отцу тоже ничего не говорили, иначе бы он меня в столицу не отпустил. Наверное… Ведь не остановил же, наоборот благословил, можно сказать. Значит, не знал, что происходит. Только как он мог не знать-то?.. Или недавно выводить начали, когда отец совсем слег? – Принесешь жар-птицу – озолочу. Но отдашь ее мне! Я ее вручить царю должен, а не ты, понял?! И про кельпи потом научу, что говорить… Зато при постоянной работе будешь, – судя по выражению лица вельможи, в его понимании он меня облагодетельствовать собирался, не иначе. Царский конюх – разве это не предел мечтаний деревенского мальчишки? Несколько секунд я выбирала, что правильнее – послать или счастье на лице нарисовать неземное и немного придурковатое. Решила сильно в лицедейство не углубляться – не мое это. Меня б и на ярмарке играть не позвали, а тут ценитель высокого уровня, надо от души постараться. Поэтому постаралась соединить настоящее возмущение с ожидаемым восхищением. – Кельпи – мой, я его только показать привел – за одно это денег дать обещали. Обмануть хочешь и себе мои золотые забрать? Не выйдет! Сначала за кельпи плати, потом на конюшню устрой, а уж потом я тебе жар-птицу добуду. А то отдам птицу – и все, ищи-свищи и тебя, и птицу, и денюжки. Вельможа на меня не очень добро зыркнул, но не возразил, а головой мотнул, чтобы я за ним пошла. И мне от этого как-то страшновато стало – не в западню ли ведет? Чего еще от подлеца ждать? Главное, как назло, ножом ему в спину ткнуть и сбежать случая за всю дорогу не представилось. Охрана с нами поехала, глаз с меня не спускала. Похоже, не только я вельможи, но и вельможа меня опасается. Но, как ни странно, привели нас на царский двор, приказали стоять, ждать царского появления. Ну мы стоим, болтаем, по сторонам поглядываем. Дворец обсудили, пристройки, что вдаль на все стороны идут, охранную стену расписную, высокую… Конюшни разглядела – длинные, широкие, богатые!.. Конюхов там толпа работать должна! Про перо и жар-птицу мы меж собой говорить не стали, хотя взгляд у коня моего был очень многозначительный. Типа говорил я тебе, дуре упертой, предупреждал… Да и ладно, зато на вельможу нужного вышли! Пока стояли, к нам какой-то парень подошел, тоже богато одетый. Кельпи моего поразглядывал сначала человеком, потом попросил обернуться. Ну, нам не жалко, так что парень и на коняку поцокал, даже к копытам полез, посмотреть, что они и правда перевернутые. Потом зубы попытался посмотреть, клыки искал. Нашел… Охнул, рукой затряс, пострадавший палец сразу в рот запихнул, хотя там и крови-то вроде не было. Только вместо того, чтобы заорать громко на весь двор о том, что его покусала психованная нежить, он еще больше глазищами голубыми засверкал. Маньяк какой-то, ей-ей! – Продай! – а сам коня моего наглаживает, на меня даже не смотрит. – Все что хочешь отдам, любые деньги заплачу, только продай! – Не могу, – я опять лицо состроила попроще, но в этот раз решила даже жалость с жадностью попробовать соединить. – Он только меня слушается, – проследила взглядом за тискающим кельпи маньяком и решила, что для него причина так себе. Не поверит. Поэтому уточнила: – Зачахнет он без меня! Парень даже руки не отдернул, когда конь зубы оскалил. Нет, я-то сразу поняла, что ржет, жеребец чертов, но этот только что укушенный почему совсем страх потерял? И тут вельможа объявился и к маньяку с поклонами: – Ваше величество, я вас повсюду ищу! То есть выходит, что этот псих, который моего психованного кельпи наглаживает, на самом деле наш царь? Ну понятно, что они к друг другу сразу таким доверием прониклись. Оба ж на всю голову… хоть и не хорошо так о правителе целой страны. Только какой он правитель? Мальчишка моего примерно возраста, может чуть постарше. Волосы как у меня – русые, глаза как у меня – голубые, скулы как у меня… Нет, не брат-близнец, но сходство определенное есть, как у родни дальней. Только парнишка поухоженнее – и кожей, и рожей, и одеждой, само собой. – Хочу этого кельпи себе! – объявил царь тоном избалованного ребенка. Примерно как дочка старосты нашего порой выдать могла. Типа все подпрыгнули и помчались прихоть царскую выполнять. Да щаз! Не на ту напал… Сказала ж, четко и ясно… – Все улажено, ваше величество! Мальчишку этого конюхом берем, будет при конюшне денно и нощно жить. И в любой миг, как пожелаете, этот кельпи будет выполнять вашу волю. Малолетний правитель довольно засверкал глазищами на коня с вельможей, а меня одарил таким ревнивым взглядом, что я даже поежилась. – Все условия ему создай! Чтобы ел, пил… и… он же водяной? – я-то, дура, сначала наивно решила, что речь обо мне, только после последней фразы поняла: это мне ценные указания выдают, как за моим собственным кельпи ухаживать. – На речку води… и… – тут царь внезапно осознал, что я тоже заботы требую, и повернулся к вельможе, – чтобы этому… платили как главному конюшенному! И… – маньяк коронованный опять на меня уставился: – Как ему удобней? Конем или человеком? – я с кельпи переглянулась, тот тряхнул гривой и обернулся парнем. Само собой, как я и подумала, специально для того, чтобы в разговор влезть: – В конюшне точно жить не хочу! Сам стоя спи, ваше величество, а я с удобствами желаю, на кровати. И овес пусть твои кони едят, мне мясо с кровью надо, да побольше. И в любое время чтобы я мог к реке ускакать, отдохнуть там столько, сколько мне нужно. Царь губы поджал, ненадолго задумался. Я уж решила, что сейчас пошлет нас куда подальше, но нет, коронованный баловень окаменевшему от нашей наглости вельможе рукой махнул: – Позаботься! Комнаты поближе к моим тогда выдели… Но если я заранее скажу, что в такой-то день и час хочу тебя видеть, чтобы был! А то конюха твоего запорю, понял? – и сначала на кельпи, а потом на меня таким взглядом посмотрел, что я даже сомневаться не стала – запорет, маньяк капризный, и совесть его мучать не решится, бесполезно с такими связываться. Избалованный у нас царь. Мало того, что с придурью, так ему эту придурь холят и лелеют, чтобы росла и цвела. Вельможа вновь кланяться начал, я тоже решила, что не переломлюсь: царь же все-таки, тем более устроил нас с удобствами, прямо во дворце, как я понимаю. Интересно, а гад этот, который моей семье всю жизнь испортил, где живет? Если тоже во дворце, так вообще хорошо. Мстить можно не в спешке, а продумав и время выгоднее выбрав. А пока поесть за царский счет, пожить в царских хоромах, за царем понаблюдать, поужасаться, кто у нас страной правит… Или его к управлению не пускают, только капризам потакают? Глава 5 Комнаты нам выделили такие, что я на время и про месть позабыла, и про все остальное. Три смежных – гостевая и две спальных. Кровати такие, что впятером поместиться можно, втроем – точно. Стол в гостевой сразу заставили блюдами и кувшинами, так что наелись мы от души. И приказ вельможи про жар-птицу, за которой надо завтра утром отправиться, а к вечеру уже с птицей явиться, как-то прошел мимо моих ушей. Только проснувшись с рассветом, я озадачилась и задумалась. Почему-то я надеялась, что мы домой вернемся, птичек как-то выманим и одну поймаем. Так себе план, но хоть какой… Но за день туда-сюда – это ж чудо дивное, невозможное. Только, судя по лицу вельможи, если не выполню, свинью он мне знатную подложит и царю нашепчет. А с этим маньяком капризным управляться он уж всяко умеет ловчее, чем я. Сбежать, отказавшись от мести? Опасно теперь, а вдруг царь озлится и в розыск объявит? Возможностей у царя много, денег куры не клюют, найдет ведь меня… – Говорил же тебе, дурочке, чтобы перьями не размахивала! – «посочувствовал» мне кельпи, выйдя из своей спальни бодрый, словно мы вчера не за полночь улеглись, а, как всегда, с закатом. – Хорошо, что у тебя я есть, но плохо, что ты меня не слушаешься. – Да было б кого! – фыркнула я и задумалась. Мы уж больше седьмицы вместе, а имени своего жеребца я так и не знаю. Мое-то ему откуда-то известно, да и с отцом они так себя вели, будто уже не раз виделись. И про девок, которые об отце позаботятся, с такой уверенностью было сказано… И… Ох, что-то не к добру в моей голове столько мыслей образовалось. Так-то все вперед думала, а тут назад решила оглянуться, и что-то все уж очень подозрительным мне показалось. Ловко меня как-то из дома выставили, прямо вот срочность бешеная с этой местью, с этой поездкой кельпи похвастаться… Я-то под давлением с двух сторон совсем ничего не соображала, только вещи в сумку закидывала – и те, что мне в руки давали, и те, что сама зачем-то хотела взять. – Слушай, а зовут-то тебя как? Охламон психованный заржал как конь… Хотя почему «как»? Конь он и есть! Чертов… – Конор меня зовут, – отсмеялся, назвался и головой в сторону двери мотнул: – Пошли взятку добывать. Все, что нам понадобится, еще вчера ночью принесли. Послушные тут все, прям приятно. Пожалуй, тут жить останусь – царь меня любит, балует… А ты только обзываешься все время! И снова рассмеялся. Конор… Конь он! У выхода стоял огромный мешок, наверное с тем, что нам пригодится для охоты. Кельпи его легко подхватил, перекинул через плечо и пошагал, насвистывая. А я, зевая, следом. Меня немного мучала совесть – все же с пером ошиблась я, а как нам выкручиваться, придумал Конор. Так странно было думать о парне не просто как о психованном жеребце, а как о ком-то… с именем. Как будто до этого между нами стояла какая-то стена, а теперь она растаяла и… Словно почувствовав мой взгляд, кельпи обернулся и, оценив расстояние между нами, остановился, чтобы подождать. А потом негромко так произнес: – Иваша, не отставай! У нас времени мало! У меня от его слов внутри все обмерло, и я, наоборот, застыла, как пыльным мешком из-за угла стукнутая. Никогда до этого он меня по имени не называл!.. Может, пару раз за все время и не Ивашей, а Ивашкой. С легким снисходительным пренебрежением таким, ну и я в ответ – психом. А сейчас мне в его голосе нежность почудилась и… Глупости какие! К тому же взгляд вон насмешливый, так что померещилось мне. Нежность… от нечисти… Из дворца мы, проскакав через весь город, умчались в тот самый лес, через который проезжали сутки назад. Только забрались в самую темную глушь, елочка к елочке, сосенка к сосенке. Лишь птицы сверху да звери снизу глазами поблескивают. Но с кельпи связываться мало кто решится. А Конор уверенно шагает, словно знает дорогу, ну и я за ним, тоже уверенно. Стараюсь, по крайней мере, потому что меня то колючей веткой по лицу стукнет, то нога за корешок зацепится. Главное, конь проклятый признаваться, куда идем, ни в какую не соглашался. Прет себе и прет… Я только когда уже совсем озверевать стала, вспомнила, что эти чертовы твари как-то воду чуют и с животными переговариваться умеют. И точно! Ближе к полудню я услышала шум потока, бурлящего и спешащего куда-то. Затем сосны и елки, словно занавес в ярмарочном балагане, расступились и появилась широкая голубая река. Я даже глаза зажмурила, так к темноте уже привыкнуть успела. А тут солнце в глаза, голубизна слепящая, красота!.. – Нравится? – Конор гордо задрал голову, тряхнул смоляной гривой, сверкнул на меня черными глазищами, всем своим видом показывая, что это окружающее великолепие его личная заслуга. И привел он меня сюда чуть ли не специально ради того, чтобы этим похвастаться. – Очень… Нет, ну а чего выделываться? Красиво же!.. Только я не ожидала, что мои слова кельпи воспримет как предложение отставить в сторону мешок, который он пер на себе всю дорогу, сделать ко мне несколько шагов, так, чтобы я спиной оказалась прижата к сосне, и наклониться… так, что я ощутила его дыхание, свежее, как зимнее утро. А еще идущий от него легкий запах речной тины... Вот к запаху я долго привыкала, но теперь мне он даже нравился. И Конор нравился… и вкус его губ, и жар его тела, и взгляд, шалый какой-то. Хотя чего еще ждать от психа? Странно, что это заразно! Потому что я сама обвила руками его шею, прижалась к нему и голову назад откинула, чтобы целоваться было удобнее. Спятила, не иначе! Но когда его пальцы принялись наглаживать мою грудь, ко мне вернулся разум. – Нет!.. Не смей!.. Не здесь!.. – Как скажешь, – Конор почти сразу разжал объятья. Даже обидно стало – быстро очень, словно ожидал, что я откажу. Но тут же радостно объявил: – У нас же теперь кроватей целых две, так что можем и с удобствами, я не против. А пока давай птицу ловить… Причем последнюю фразу таким тоном сказал, будто это я ему мешала делом заниматься. Отвлекала, бедного! – Короче, смотри!.. Вот в это корыто насыпаем зерна, а в это – наливаем вина… Шучу! Зерно можешь по земле рассыпать, тебе обычные птицы спасибо скажут, а вино давай сюда, – и, отняв у меня бутылку, выпил ее, залпом! Пьянчуга!.. У меня конь-пьяница! Как я домой попаду? Как я… – Слушай внимательно! – прервал мою внутреннюю панику психованный жеребец. – Я сейчас еще бутылок пять выпью и упаду в реку. Но перед этим ты должна будешь меня ножом порезать, ясно? Чтобы кровь потекла. А потом самое сложное – ты меня из этой реки вытащишь и на полянке положишь. Поняла? Сама спрячься где-нибудь и жди. Течение быстрое, так что вода мою кровь к вечеру уже до скал донесет, где у жар-птиц гнезда. Он ее узнает… – Кто «он»? – напряглась я, глядя, как быстро хмелеет мой конь. – Райан. Тот самый, за которым мы гнались. У нас с ним свои счеты, давние. И кровь мою он узнает. Так что прилетит к ночи сюда и попытается меня убить. Вот ты его тогда и лови… Куда ты пытаешься спрятать мое вино, женщина?! Отдавай! И помни, тебе меня надо ранить, потом из реки вытащить и на поляне на видном месте спать оставить. – А как я его поймаю?! – растерянно спросила я у уже заметно окосевшего жеребца. – Это не моя забота. Ты у нас ведьмак, а не я…. Но если покопаешься в мешке, то кроме обманок найдешь и что-то нужное. Удачной тебе охоты, Иваша! – и после этих слов влил в себя из горла залпом последнюю бутыль… Я носом шмыгнула, нож достала и полоснула эту пьянь по запястью. Крови хлынуло… А Конор издал странный звук – полуржанье, полувыкрик – и нырнул в реку. С головой. И уже там обернулся в коня и давай беситься… Как я этого психа вытаскивать должна?! Он меня копытом по голове – и все, даже прощально булькнуть не успею. Бросать пьяного жеребца без присмотра, как я сначала наивно сделала, оказалось плохим решением. Потому что он постоянно пытался ускакать то по течению, то против. Пришлось раздеться и самой войти в воду, а потом пытаться мокрой и скользкой залезть на мокрого и скользкого коня. Я висела у него на шее, хваталась за его гриву, пыталась обхватить его за ребра… А он при этом гарцевал, взбрыкивал, пьяно ржал… Несколько раз мы оказывались на дне, но потом Конор снова выныривал и вытаскивал меня, вцепившуюся в него мертвой хваткой. Умоталась я с этим психом так, что когда мы все же оказались на берегу, то без задних ног упали оба… Но эта пьянь как-то умудрилась обернуться человеком, обнять меня и прижать к себе. А я так устала, что даже задремала! Полуголая и мокрая насквозь… Но потом замерзла, вспомнила, зачем мы сюда пришли, и полезла рыться в мешке. Корыта там действительно были! И большой тяжелый пакет с зерном… А между корыт пряталась огромная серебряная клетка, распахивающаяся на две равные части. Думай, Ивашка, думай! Пьяный кельпи, серебряная клетка, два корыта, пакет зерна, веревки из огнетравки… мешок… *** Жар-птица прилетела на закате, как и обещал Конор. Я сладко дремала, накрывшись корытом, когда вдруг в специально оставленную мною щель полился ослепляюще яркий свет. Мгновенно проснувшись, я чуть-чуть высунулась и увидела уже знакомого мне рыжего осла, который активно пытался добиться чего-то от в стельку пьяного черного. В основном нежить пить совсем не умеет, не приспособлен их организм к такому издевательству. Пьянеют они быстро, а выветривается из них все очень долго. Дурь гуляет в крови, словно яд. – Вставай и сражайся! Сражайся, падаль водяная!.. Угу, размечтался, факел ходячий! Да этот пьянчуга встать-то не сможет… Но свою роль психованный актер из окраинного балагана сыграл – павлин хоть и злился, но расслабился и бдительность потерял, два меча своих опустил и… Кинуть лассо из огнетравки, чтобы прижать руки к бокам. Быстро подбежать сзади и натянуть мешок на голову и плечи. Сразу сверху еще один конец веревки, петлей, и затянуть покрепче, а затем отпрыгнуть в сторону, чтобы мой психованный коняка, внезапно резко протрезвевший, двумя ударами копыт по запястьям заставил павлина разжать пальцы и выпустить мечи… Потом еще один удар копытом в низ живота… Меня саму передернуло, потому что догадываюсь, насколько это больно!.. Мозг на время отключается и срабатывают инстинкты. Инстинкты оборотня. Я подлетела и буквально в последний миг успела срезать стягивающие тело парня веревки, а мой кельпи с отвращением на лице пнул ногой в мою сторону клетку, распахнувшуюся в полете пополам… Мешок павлин сдернул, уже почти обернувшись, так что я успела заметить, как сверкающие злостью большие темно-карие человеческие глаза превращаются в птичьи… И быстро защелкнула замок, а потом, зажмурившись, почти на ощупь нашла мешок и натянула его на клетку. Уф!.. Глава 6 Почему-то, несмотря на победу, настроение было мрачное. Причем не только у меня. Кельпи с хмурой мордой шагал впереди, я – сзади, а между нами болтались на обычных веревках два корыта, внутри которых моталась туда-сюда клетка со злющей жар-птицей. Мешок чертов павлин порвал почти сразу, клювом. Поэтому дураков тащить клетку в руках не нашлось – не на тех напал!.. Вернее, мы – на него… но сначала-то он на нас! Никто ж его не заставлял прилетать… Хотя стыдно немного все равно было, чего уж тут. Но я ж его не на смерть тащу, а к царю-маньяку, тот его будет холить, лелеять и баловать. Главное – допереть бы… Потому что корыта этот дятел хвостатый уже тоже частично продолбил – то тут, то там дырки появлялись, докуда клюв через клетку доставал. И ведь больно же с серебром соприкасаться, а все равно долбится! Псих, осел, ишак… Короче, брат-близнец моего кельпи. Когда мы выбрались из лесу, уже была середина ночи. Конечно, к вечеру мы опоздали, но я была уверена, что мерзкий вельможа нас простит. Отдавать ему павлина ужасно не хотелось, но уговор же… Да и ссориться с ним нам пока рано, а вот хорошие отношения наладить было бы неплохо. Войти в доверие. Приблизиться. И… нанести удар. Копытом по яйцам!.. Вот уж кто точно заслужил… Я осталась охранять клетку с одним психом, пока второй псих помчался на всем скаку искать заказчика первого… Хорошо, что павлину хватало мозгов не оборачиваться внутри клетки – сломать бы не сломал, но незабываемых ощущений от соприкосновения с серебром получил бы телеги три с верхом. Но с непонятным упорством долбить корыто ему явно нравилось. И злобно смотреть на меня сквозь щели. – Слушай, ты первый начал! – не выдержала я. – Никто не заставлял тебя прилетать. Павлин проклекотал что-то явно матерное и повернулся ко мне своей куриной задницей. Я пожала плечами и замолчала, ровно до того момента, как мою ладонь, которую я неосмотрительно положила на верхнее корыто, не клюнул озверевший птиц. Правда, сам же заверещал от боли, пока протискивал застрявшую между прутьев голову обратно в клетку… А я, пересчитав все звездочки из глаз, исчерпав запас матерных слов и намахавшись вдоволь рукой, принялась искать, чем бы перевязать рану. Мха бы, чтобы кровь остановить… – Я тебя оставил меньше чем на час! Что с ладонью?! – Дырка, – выдохнула я. Как ни старалась выдать наигранное безразличие, получилось все равно обиженно-жалобно. Больно ужасно… Хотя и осла огненного жалко, потому что шею он себе об серебро обжег до мяса. Именно поэтому я ему от злости эту шею не свернула. Но хотелось очень! – Таким его дарить царю нельзя! Везем ко мне, там пусть обернется и станет нормальным… – объявился у меня за спиной вельможа. – Вот и везите, – фыркнула я, кивая на клетку. – Уговор был добыть жар-птицу. О том, как она должна выглядеть, уговора не было. Препирались мы долго, минут десять, а потом я уступила. Чудесный же повод оказаться дома у вельможи, познакомиться с ним поближе и денег вытрясти из него побольше. Поэтому сначала мы с Конором помогли закрепить на крупе вельможного коня большой металлический ящик, в котором пряталась серебряная клетка, а затем поскакали следом, почти до самого дворца. Чуть-чуть не доехав, свернули на небольшую улочку и оказались у двухэтажного особняка. Прокравшись за ворота как ночные тати, мы бесшумно просочились внутрь дома и по темным коридорам дошли до лестницы вниз. Дальше первым пошел вельможа, хотя до этого мужчины вдвоем тащили ящик с птицей. Теперь его перли я и Конор. Недолго… Первые ступенек пять. Потом кельпи сдался, буркнул под нос что-то не очень приличное и взвалил сундук на себя. А я налегке поскакала рядом как олицетворение существа без совести. – Нечисть ты, Ивашка! Бессовестная нечисть! – фыркнул парень, глядя на меня. – Я – дама, – прошептала и потом с удовольствием наблюдала, как бедный конь мучается, пытаясь не заржать. Спустились мы в подвал, и как-то так вышло, что вельможа вошел первым, а в итоге попытался оказаться последним, поближе к выходу. Но Конор очень нежно его отодвинул и спиной дверь подпер с таким лицом, что сразу ясно стало: никто мимо без его согласия не пройдет. Только в итоге получалось, что клетку с огненным психом вынимать из сундука пришлось мне… и сердце у меня ёкнуло, а совесть проснулась. Павлин лежал на полу, несчастный такой, глаза мутные… но все равно злые! И вяленько так попытался меня клюнуть… псих! Я повернулась к кельпи, тот хмуро стоял, скрестив на груди руки и стараясь не смотреть в мою сторону. – В человека он быстро обернется, – начала я. – А потом… – Потом стукнешь по нему и он превратится в птицу, – подсказал Конор, глядя в потолок. – Опять стукать? – нахмурилась я и рыкнула на мужчин: – Выйдите оба! Почти приказала и упрямо застыла, не отвечая вслух на вопросительный взгляд кельпи. Зато умигалась, чуть не окосев, поглядывая то на дверь, то на клетку… Надеюсь, он меня понял, когда вышел в коридор. Оставшись наедине с птицей, я вытряхнула павлина на холодный пол и спокойно дождалась, пока он обернется в парня. Рыжего, тусклого, все еще очень уставшего, но уже без страшных ожогов на лапах, голове и шее. – А теперь обратно… – объявила я. Приподнявшийся с пола рыжий ишак окинул меня таким взглядом, словно я пошутила, причем очень неудачно. – Ты же про оборот с огнетравкой на шее слышал? Могу устроить, – уверенно заявила я. Хотя последнюю веревку из огнетравки порезала на берегу реки. Неважно. Но, может, обойдемся в этот раз без копыт… Не обошлось – рыжий псих рванул ко мне. Я, схватив клетку, – к двери. Конор, вылетев конем, заехал уже отработанным ударом копытом промеж ног… дважды… потому что с первого раза павлин намека не понял. И вот мы сидим у клетки, я, мокрая от пота и трясущаяся от напряжения, и кельпи, злой как черт… А вельможа только не пританцовывает от счастья… тогда как мне больше всего сгореть от стыда хочется. И ведь как лучше хотела ж… Ожоги помочь залечить. Но чувство такое, словно дважды предала или в спину ножом ударила. Уводил меня Конор из этого подвала чуть ли не силой. Почему-то очень не хотелось оставлять павлина наедине с вельможей. Наверное, у меня последнее время что-то не то с головой, потому что переживала я не за человека, а за беспомощную нечисть. Вроде бы ничего такого не сделала. Взяла заказ, выполнила, получила денег. А на душе дерьмово, хоть вой. До дворца мы добрались быстро, охрана на воротах уже предупреждена была – слова не сказали, пропустили. На столе нас ждала еда, но в горло кусок не лез… Так что я разделась, упала на кровать и постаралась не расплакаться. Даже пристроившегося рядом Конора гонять сил не было. Но он и не приставал сильно – обнял, прижал… Прошептал: «Иваша…», и все… Я уткнулась ему в грудь, вдохнула его не совсем привычный запах, закрыла глаза и заснула. Спокойно так, словно не с нечистью озабоченной, а с кем-то из братьев, когда страшный сон приснился. А потом, среди ночи, резко проснувшись, я какое-то время лежала и любовалась на спящего со мной рядом парня. Не знала бы, что кельпи, – не догадалась бы. Обычный человек. Речным илом рыбаки пахнут, черноволосых – пруд пруди, скулы впалые, челюсть чуть лошадиная, так и среди людей подобное встречается. Взгляд упертого ишака тоже не редкость. – Иваша? Чего не спишь! Я вздохнула и сделала, может, самую большую глупость в своей жизни – обняла Конора и поцеловала, прямо в приоткрытые губы. Конечно, он ответил, само собой через секунду я оказалась лежащей на нем… Мы целовались и целовались, как безумные. Мои пальцы путались в его волосах, а его руки гладили меня по спине. Настойчивое желание залезть под мою нижнюю рубашку меня уже не раздражало – я понимала, на что шла. И ощущать его ладони на заднице мне даже нравилось. Я даже сама попыталась что-то сделать… рубаху с него стянуть, например!.. Но Конор лишь довольно ухмыльнулся моим попыткам и разделся сам. Без штанов за время нашего путешествия я его уже видела. Тут он тоже ничем от обычного парня не отличался. Ну, разве размером. Здравая мысль, что, может, я погорячилась и для первого раза надо что-то поменьше, проскакала у меня в голове и умчалась вдаль. Не по размеру первого парня выбирают, а по другим качествам. И… Конор, конечно, меня бросит, он ведь нечисть, но он именно тот… Именно тот!.. Мой! И… – Иваша, ты только расслабься, я сейчас кое-что сделаю… Тебе понравится! Ответить я не успела, просто вдруг оказалась на спине, а губы… его губы… и его язык… и его пальцы… и… Первым желанием было вырваться и убежать, потому что стыдно и не делают так! Не слышала я от деревенских о таком. Но… Конор был прав. Мне понравилось, очень. Так сильно, что я застонала. Сначала тихо, потом все громче и громче… Вспомнив, что нас могут услышать, я попыталась успокоиться, но пальцы сминали простыню, а тело извивалось от жара. Хотелось сразу и вырваться, и обмякнуть в сильных руках. – Иваша? Его губы снова оказались рядом, и пахли они чем-то сладко-терпким, от чего начинала кружиться голова и… Наверное, это какое-то волшебство, потому что я даже не почувствовала, как он вошел в меня. В первые секунды – не почувствовала. Чуть попозже – да, я ощутила проникновение и напряглась, но и Конор замер, нависая надо мной на руках и глядя мне в лицо. Он входил в меня медленно, мучительно медленно… целуя, гладя, шепча мое имя, заставляя изнывать от странного щемящего желания. Я хотела, чтобы он вошел в меня весь! Хотела… – Не сейчас, – прошептал парень, оставив меня на пару секунд опустошенной и разочарованной. Чтобы потом снова заставить извиваться от ласк его пальцев, от щекочуще-обжигающей нежности его губ… там… И я сдалась, вцепляясь в простыни, сминая их, рыча от нетерпения и от разгорающегося пожара внутри. Когда же все мое тело выгнулось на постели, содрогаясь от сладких судорог, Конор вошел в меня… вошел полностью! А я царапала ему спину, стонала ему в грудь, извивалась под ним, и мне было так хорошо!.. Так удивительно, ошеломляюще хорошо!.. Что я расплакалась. Глава 7 – Иваш?.. Иваша?.. Тебе больно? Я сделал тебе больно? Настороженно-напряженный взгляд и заботливо-ласковый голос так не вязались у меня в голове со словом «нечисть». Переживающая обо мне нечисть. – Ты сделал мне хорошо… очень хорошо. Слишком хорошо, – улыбнулась я Конору. – Я же тебе говорила, что дама, а ты рожу кривил. Кельпи облегченно выдохнул и заржал, нависая надо мной. Красивый, удивительный… мой… Я обняла его за плечи, притягивая к себе, и мы замерли на какое-то время, слившись, словно единое целое. Внутри себя я ощущала, как пульсирует его член, и от этого наше единение казалось мне еще более полным. А потом мы уснули, обнявшись. И даже рассвет проспали… *** Следующая седьмица прошла странно. От нас никто ничего не хотел, и мы ни от кого ничего не хотели. Ели, пили, днем ходили гулять в город или скакали по лесу, купались в реке… и целовались, много, долго, пока никто не видит. А ночами… ночами я плакала. Каждую ночь я плакала от счастья и удовольствия, тихо-тихо. Конор со временем привык, но все равно поглядывал на меня с подозрением. А мне с ним было так хорошо, что слезы просто сами по себе лились из глаз, непонятно почему. Но внезапно я вспомнила, зачем мы здесь и какую цену пришлось за это заплатить. Рука у меня к тому времени прошла полностью, и совесть решила, что пора проснуться и начать меня грызть. Словно она – вурдалак или вервульф какой. Просто, проходя как-то по дворцовым коридорам, я услышала вскрик. Вскрик, похожий на клекот. А за два дня до этого мы с царем во дворе столкнулись, и этот избалованный маньяк повел себя очень странно. Подошел к Конору вплотную, так, что я занервничала. Глаза шалые блестят, руки трясутся и к моему кельпи тянутся. Прямо хоть кидайся защищать свою нечисть от царского внимания. Хорошо, вельможа появился. Выскочил такой, взъерошенный, взволнованный и немного напуганный. Схватил царя и с поклонами да уговорами потянул прочь. Только уговоры его меня очень насторожили. Дословно я их не запомнила, зато смысл четко уловила: «Пойдемте, ваше величество, эту игрушку трогать нельзя, зато другую можно!» И совесть меня заботливо так в воспоминания носом ткнула. Павлин же у них… А царь совсем из берегов вышел, хорошо хоть, попутать их не успел. А уж когда приглушенный клекот в дворцовых покоях услышала, совесть мне окончательно войну объявила. – Сваливать отсюда надо, – заявила я вечером Конору. – Вельможу прибьем и… И… Жар-птицу тоже надо освободить. – Это чтобы нам быстрее и светлее домой ехалось? – мрачно пошутил кельпи. – Когда клювом в круп клюют, скачется веселее! Я вздохнула и грустно посмотрела на парня. Псих он, конечно. Но сейчас мыслит здраво. А вот я глупости предлагаю. И самое обидное – пока не ясно, что с царем происходит, вельможу убивать опасно. Может, он единственный, кто этого маньяка в узде держать может. – Это чтобы нас никто в ночи мешком по голове не оглушил… чтобы потом ты в серебряной клетке очнулся, а я… Я уже не очнусь. С ножом в спине в какой-нибудь сточной канаве, чтобы их все волки задрали. – Дурное тут что-то творится. Разобраться надо, – выдала я расслабившейся в сытости и спокойствии нечисти. Конор пожал плечами, но задумался. Нахмурился. Вздохнул тяжко. – Ладно, давай разбираться. Для начала надо было понять, что в царских покоях происходит. Так что этой ночью мы спать не легли, а покрались по коридорам и притаились неподалеку от нужных дверей. Охрана, конечно. Просто так не ворвешься и даже не подслушаешь. Покрутились немного и решили попробовать через окно полюбоваться. Я полезла, а Конор остался, чтобы предупредить, если что, и остановить, если кто. Ну и еще чтобы поймать меня, когда я в окне увижу то, что видеть никому не надо. Хотя я, наоборот, так к стене от волнения прилипла, что не оторвать!.. С трудом потом спустилась, головой мотнула: – Пойдем, в комнатах расскажу. А едва мы вошли, остатки вина из кувшина выпила, на кресло упала, глаза закрыла… Развидеть бы то, что видела!.. – Кровь он пьет. Кровь жар-птицы пьет!.. Как зверь какой-то, рычит, урчит, тянется зубами рвать. Но клыков хищных нет, так что вельможа павлину вены режет, а маньяк коронованный потом все слизывает-высасывает. Зачем?! – Сказки такие есть, не слышала разве? Если кровь нечисти пить, никогда не состаришься и жить будешь долго. – Но это ж сказки! – спросила и замерла в ожидании, потому что всяко Конор лучше меня знает, где правда, а где выдумка. – Сказки. Состаришься, но медленнее. И чтобы срабатывало, крови много нужно. Купаться в ней буквально надо, ежедневно. – До купания они пока не додумались, – мрачно выдохнула я. – Но идут верной тропой. Значит, надо их остановить. Первым делом я все свои запасы ведьмаковые из сумок на кровать высыпала и принялась разбирать. В основном все для охоты на нечисть было. Для защиты нечисти – мало чего, не рассчитывала я становиться оберегом темных сил. Вот только маленький сверточек и сундучок были совсем для другого. Зачем я их с собой притащила?! А главное, зачем их Конор заметил?! Ведь почти успела обратно в сумку запихать, как меня за руку поймали, пальцы осторожно разжали и сверток на пол упал… – Что тут, Иваша? И вот чего спрашивать, если уже схватил, распаковал и застыл, держа в руках мамино платье. Все, что осталось нам на память от нее и от той жизни, которой мы могли бы жить, если бы не вельможа этот проклятый! – Красиво как! – отмер Конор, посмотрел на меня шалым взглядом психа, которому шлея под хвост попала, и я поняла – проще уступить. Сейчас проще уступить. Иначе не угомонится. Так что пришлось и платье надеть, и мои непослушные короткие волосы до плеч зачесать назад и воткнуть в них материнский гребень из сундука. И ожерелье на шею, и кольцо на палец, и серьги к ушам приложить. Судя по лицу моего кельпи, ему безумно нравилось то, что он видит. Как по мне, так я в этом наряде смотрелась смешно и непривычно. Как корова под седлом. И тут за окном кто-то охнул громко, я повернулась и успела заметить еще двух зрителей нашего балагана. Маньяка коронованного и вельможу проклятого, чтоб их волки задрали! Я едва успела переодеться обратно, путаясь в штанинах и рукавах, как эти двое ввалились к нам в комнаты с блестящими глазами. Только глаза у них блестели по-разному. У царя – от желания новой игрушки, а у вельможи – от слез, которые он пытался скрыть. Но меня не обманешь, не на ту напал! Да и изучала я их обоих так пристально и тщательно, что скрыть уж точно ничего бы не вышло. А они давай у нас в комнатах бегать, словно ищут кого-то. Наконец, угомонившись, замерли оба и на меня уставились. – Где та краса-девица, что только что тут была?! – царствующий маньяк даже потряс меня так, что я ойкнула, но потом плечи расправила и вырвалась. – Вы, ваше величество, поаккуратнее. Я вам служить при кельпи конюхом нанимался, а не мальчиком для битья. Царь даже опешил слегка от моей наглости, а потом прищурился недобро и процедил: – Чтобы завтра вечером девица была в моих покоях! А не то все вы тут мальчиками для битья станете! На всех управу найду, – и вышел гордый такой, чтоб его в лесу деревом придавило! А вельможа остался и, едва дверь за царем захлопнулась, упал передо мной на колени и давай поклоны бить и виниться. Вот этого я испугалась гораздо больше, чем царевой угрозы. Получалось, что не он мою мать и отца из столицы вытурил, а прежний царь, отец нынешнего. И ведьмаков всех изводить еще он начал, и кровушку пить у нечисти тоже он придумал. А вельможа, выходит, добро нам сделал, вместо смерти – изгнание отцу устроил. Но все равно спокойно ночами спать разучился, особенно когда старый царь умер, а на престол молодой взошел, совсем без царя в голове. Как ни злилась я на вельможу, а не верить ему причин у меня не было. Видно ж, когда человек ради спасения юлит и выкручивается, а когда правда из него прямо выплескивается. Накопилась, наверное, за столько-то лет. – А что ж ты так долго молчал? Почему ничего не сделал? Не остановил?! Я задавала все эти вопросы и сама понимала, что ответ на все это один – мало кому захочется терять сытую жизнь, богатство, дом. И то, что он молодому царю нечисть добывает, – подтверждает мои мысли. – Сколько вы уже извели?!.. – Много, – точно, раскаяния нет ни в словах, ни в голосе. – Тайком старались, чтобы внимания не привлекать. Оттого и ведьмаков убрать пришлось – подозревать начинали со временем. Они же нечисть убивают, а нам живую надо было. Но мать твою я спас, помог ей сбежать… Вот как только о матери заговорил, тогда лишь вина послышалась. – И что теперь делать? – спросила я, не знаю, у кого больше. У себя, у Конора или у вельможи. – Царю ж теперь приспичило, чтобы ему меня на блюде подали. – Бежать вам надо… – Не на ту напал! Я без павлина из дворца не уйду! Я вам его притащила, думая, что он будет как сыр в масле кататься. А вы из него кровь пьете… Тоже мне, гуся в молодильных яблоках нашли! Глава 8 Я, конечно, хитростям женским совсем не обученная, но, когда припрет – соображаю быстро. То, что у вельможи вина лишь перед моей матерью, невооруженным глазом видно. Значит, на ней ездить и надо. Но осторожно. План у меня созрел отчаянный и без помощи этого козла невыполнимый. Павлина освободить, конечно, нужно, но еще бы как-то царя-кровопийцу обмануть… Иех, жаль, на примете никого на замену не было! Много подробностей я вельможе говорить не стала, только те, что от него зависят. Красавицу царь-девицу из меня сделать без его помощи не получится. Весь день псу под хвост… на эту красоту положить пришлось. И косу мне под цвет моих волос подобрали, и губы махрой натерли, и копыта… в смысле обувь на каблуках купили, чтобы потом часа три меня учить в этом всем ходить. Как пава!.. Корова я на льду, а не лебедь белая!.. Но павлина ж надо спасти?! Так что пришлось напрячься. – Иваша, не дури, главное! Спасаешь и сваливаешь!.. Конор меня хорошо чувствовал, очень хорошо. Только беда в том, что если долго к мести готовиться, а потом выяснить, что тот, кому хотела мстить, – невиновен, а тот, кто виновен, – умер, то желание отыграться хоть на ком-то расцветает, как огненный цветок в ночи на Ивана Купалу. В царские покои я вплыла, как учили, оглядела все из-под ресниц, голову к царю повернула и улыбнулась, словно солнце увидела. Я на Коноре эту улыбку сегодня долго отрабатывала. Он от нее дурел просто вмиг!.. И царь тоже в ответ засиял. – Кто ты, красавица, и откуда в моем дворце появилась?! Самое сложное было придумать что-то с голосом. Внешность обманчива, да еще когда из конюха вдруг девушка в богатых нарядах получилась. А говорить мне сказали негромко, вкрадчиво. Тогда иначе звучать станет, не похоже. – Морем приплыла, на ветре прилетела, по солнечному лучу пробежала, чтобы на живого кельпи посмотреть. Не водятся в моей стороне такие дивные кони. – А зачем тебе кельпи?! – пока я околесицу эту несла, царь ко мне вплотную подошел и на лицо мое уставился. Так что я весь свой опыт поцелуев припомнила и принялась применять, да так, что маньяк коронованный дышать забывал. Вот ведь царь же, любая девка ему даст, но захотелось ту, в которой загадка есть, да побольше. – Люблю норовистых жеребцов, необъезженных! – прошептала я, пинками подгоняя царя к постели. Ох, как я сейчас порезвлюсь… Ох, как повеселюсь!.. Главное – суметь вовремя остановиться. А вернее – остановить. Жертвовать ради павлина своим телом у меня в план не входило. Но возбуждать царя было даже немного весело. Словно игра такая. Главное – рукам его волю не давать, шептать глупости всякие и уговаривать, как коня необъезженного. А еще думать о Коноре… потому что иначе вся игра коню под хвост. И когда стало ясно, что уже вот-вот кому-то целоваться надоест и захочется большего, я слезла с кровати, взяла стоящий на столе кувшин с вином и наполнила два бокала. – Выпьем, ваше величество? Царь сначала лицо капризное состроил, но потом решил, наверное, что я для храбрости дури в голову добавить хочу. Тут он прав – дурь у меня заканчиваться стала, и храбрость тоже. Выпили мы с ним, само собой на брудершафт, и опять на кровать целоваться отправились. Ненадолго. Вскоре маньяка сон сморил, крепкий, на травах настоенный. Перстень у моей матушки был с секретом, с тайником. Очень удобно. А главное, царь у нас очень самоуверенный – даже не подумал, что его отравить кто-то решиться сможет. Особенно девчонка, которую он первый раз в жизни видит. Неосмотрительный у нас правитель, избалованный и наивный. На всякий случай я царя еще и к кровати привязала, ну чтобы уж точно лежал тихо и не мешался. А сама кинулась в дальние комнаты, туда, где павлина держали. Вбежала и застыла, потому что сердце сжалось от жалости. У жар-птицы даже перья словно поблекли, только злость в глазах сверкает так же ярко, как седьмицу назад. – Извиняться не стану! – сразу объявила я, подхватывая с пола клетку. – И спрашивать, как ты тут жил-поживал, тоже. Уговор такой – я окно открываю, тебя отпускаю, ты сваливаешь! Угу… Нечисть, обиженная, психованная, в близкородственном скрещивании с ослом замешанная. Собралась и спокойно улетела по своим делам. Не на ту птицу я напала!.. Едва я клетку распахнула и с размаха попыталась павлина в окно выбросить, как он обернулся, извернулся, ухватился за подоконник и обратно в комнату влез. Причем меня убивать не стал, просто в сторону отпихнул так, что я полкомнаты пролетела, на задницу шлепнулась и со свистом до стены доехала. А псих к маньяку пошел, явно не целовать его спящего!.. Вот, с одной стороны, согласна я, что царя нам менять пора, а с другой… Спит же!.. – Не смей! – подбежала и со спины напрыгнула на павлина, зажмурившись, потому что этот факел ходячий снова засверкал после оборота. – Он спит! Я его усыпила, чтобы тебя освободить. Проваливай прочь!.. – С чего вдруг такая доброта? – парень остановился, резко плечами повел, расправил их, попытавшись меня скинуть, но я крепко вцепилась. – С того, что нам обещали тебя холить и лелеять, – немного соврала я. Не обещал ведь никто, сама придумала. – А потом выяснилось, что нас обманули. – Обманули?! Значит, держать свободную птицу в клетке и кормить зерном от пуза можно?! Я все же отцепилась от спины павлина и встала между ним и царем: – Нельзя… Но и спящего убивать нельзя! – Тогда разбуди! – карие глаза сверкнули упрямо и зло. – Куда ты мои мечи дела?! Вот странно, нечисть меня сразу узнал и то, что я девушка, понял. А люди даже не задумывались. – Мечи спрятала. Если сваливать не хочешь, значит, помоги! – внезапно решилась я. – Не ты первый пострадал от царя и его семьи, но ты можешь стать последним. – Я этого и хочу! – усмехнулся зло парень. – Пришибу его и… Тебя, так и быть, не трону. – И на трон неизвестно кто сядет, возможно хуже этого. Как его отец… И изведет всю нечисть. – Мне-то что… Мы улетим из вашей дурной страны. – Ты уверен? – если мне не удастся его уговорить стать союзником, то придется вызывать помощь. Чертов павлин не должен убить коронованного маньяка, потому что я и правда не знаю, кем тут его заменят. А вдруг все только хуже станет? – У вас тут гнезда, – внезапно вспомнила я слова Конора. – Ваш дом… – Найдем другой! – уже не так уверенно процедил павлин. Как-то мой кельпи его называл, по имени… – Райан, нельзя все время бегать. Что вы станете делать, если на новом месте окажется такой же дурной царь? Павлин замер, уставившись на меня, потом развернулся и пошагал к двери. Я, скинув мешающие быстро бегать туфли, ринулась за ним, стараясь обогнать. В конце концов пришлось снова повиснуть на спине: – Нельзя! Там охрана! Улетай и не мешай, если помочь не хочешь… – Где он?! – прорычал на мое предложение Райан и буквально содрал меня с себя, отшвырнув в сторону. – Где Конор?! – Потом подеретесь, – мне надоели все эти психованные мальчишеские разборки. Я встала с пола, тряхнула головой, скидывая вплетенную в волосы косу. – Мы тут страну спасти пытаемся, а ты балаган устроить хочешь? Сваливай. Потом подеретесь, когда все закончится. Прилетишь мечи свои забирать и получишь копытом… А пока кыш! – и я указала рукой на окно. Взгляд у меня тоже вполне может быть и упрямым, и злым, а сама я еще тот псих, последнее время – особенно. Но павлин меня удивил. Склонив голову набок, очень по-птичьи, он почти минуту смотрел на меня, а потом плюхнулся в кресло и выдал: – Ну и какой у тебя план, ведьмачка? Глава 9 Плана у меня не было. Только желание, которым я делиться ни с кем не стала. С вельможей – потому что не доверяла, с Конором – потому что он не одобрил бы. И раньше-то опекать меня рвался, а после той ночи совсем его переклинило. Как он на авантюру с девицей для царя согласился – не понимаю. Наверное, тоже совесть покусывала за павлина. – Понимаешь, у него отец верил в то, что кровь нечисти продляет жизнь. И этот теперь туда же. Интересно, откуда они блажь эту выцепили оба?! Вот бы его переубедить… – Первый кровопийца от чего умер? – задал мне Райан довольно странный вопрос. Странный, потому что я сама до него не додумалась. А ведь и правда… – От старости вроде. – Вроде?! Да уж, узнаю Конора, и ты ему под стать. Головой думать совсем не умеет. – Как это не умеет? Это ж он… – начала я и заткнулась. Пусть считает себя самым умным, мне не жалко, а кельпи с нами рядом нет, чтобы копытом с кого-то павлинью спесь сбить. Жеребец мой сейчас сидит в наших комнатах и за вельможей присматривает, чтобы тот глупостей не натворил. – Легенда такая есть, – со снисходительным видом начал вещать Райан, а я опять язык прикусила, чтобы не ляпнуть: «Слышала уже я эту легенду!» – Надо, чтобы у человека его кровь вся вышла и кровью нечисти заменилась. Только глупость это. Как такое сделать? – Дурную кровь лекари сливают, – задумалась я. – Значит, и заливать как-то можно. Но нам-то надо, чтобы охота на мирную нечисть закончилась. А если мы способ омолаживающий придумаем, она, наоборот, начнется такая, что… – Значит, надо как чудо выставить. Одноразовое. И ритуалов побольше придумать. А с царя клятву страшную взять и пугануть, что тот, чья кровь в его жилах течет, над ним власть имеет и связан с ним страшными узами. Убьешь его – умрешь сам. Как-то так. Судя по блеснувшим злым предвкушением глазам Райана, у него-то план уже появился и царю в этом плане отводилась не самая завидная участь. И тут он меня прямо огорошил: – А ты за него замуж должна выйти, чтобы на сторону не бегал и на баб других даже глядеть боялся. Тоже придумаем, как запугать. Чем меньше непроверенного народа вокруг царя будет, тем лучше. Будет у нас как марионетка в балагане. Тут я вспомнила про вельможу, которому наша задумка, скорее всего, не очень понравится. И с Конором бы посоветоваться… Как-то события опять вскачь понеслись, не успеваю я за ними. Словно опять в нашей избе стою и вещи собираю, не соображая, зачем, почему, для чего и куда еду. – Давай, решай скорее, со мной ты или проваливаешь? – ухмыльнулся павлин. – А то красавец спящий вот-вот проснется. Напросилась на помощь на свою голову… Но раздумывать и правда уже некогда. Действовать надо. Уверенно и слаженно… *** Я до пробуждения царя успела у зеркала покрутиться и вместо обольстительно одетой павы превратиться в соблазняюще раздетую блудницу. Волосы взъерошила покрасивее, платье скинула совсем, оставшись в шелковой нижней рубашке, украшения выборочно поснимала. Но главное – взгляд полубезумный, потому что меня прямо потряхивало от бушующей дури в крови и страха. Чувство было, что я по ниточке через пропасть иду и рядом никого, кроме психованного павлина, в качестве поддержки. Нет, сразу царь на наше предложение не клюнул, но на меня посматривал с вожделением во взгляде. Поэтому и на помощь звать сразу не стал, дал нам время его убедить в том, что про кровь нечисти ему сказки в уши залили и воском заклеили, чтобы не выливалось. Слово за слово выяснилось, что отец у него от старости и болезни умер, а значит, не работает та схема, по которой он сам оздоравливаться собирался. И не поспорить ведь… Случилось все на его глазах и так напугало, что на любые глупости оказался готов, лишь бы так, как отец, не мучиться. Мы с совестью решили, что врать совсем уж сладко не нужно, поэтому вечную молодость обещать не стали, как павлин влезть ни пытался. Но царь и на долгие здоровые годы согласился, главное, чтобы никаких болезней! Никаких страшных болезней… А потом признался, что про отцовские опыты ему главный советник рассказал, тот самый вельможа. Ох, как сердце у меня после этих слов заныло от дурного предчувствия!.. Подхватились мы все втроем и побежали по коридорам дворца к нашим комнатам. И точно! Вельможа кельпи моего уже одурманил той же самой травой перетертой, которой я царя усыпила. Вены у Конора порезал и сидит, кровь его пьет!.. Вечной молодости возжелал, гад! Райан его быстренько спеленал, но кляп не сразу засунул, так что я успела наслушаться и про то, как эта тварь мою мать любила, и про то, как я на нее похожа, и про то, что мерзавец чертов сейчас омолодится и мы поженимся, потому что меня он никому не отдаст!.. Маньяк коронованный только глазами на все это хлопал, но одно уяснил – я из приличного рода-племени и мать моя при дворце была, так что ему в жены девку не с улицы, а из хорошей семьи навязывают. А дальше все, как павлин придумал, так и сделали. Конор, правда, не в восторге был, и я сама злилась на план этот до искр из глаз. Успокаивало лишь то, что в стране теперь все точно будет так, как нам нужно. Ведьмаков вернем, на плохую нечисть охотиться. Хорошую – защищать станем. Поле от старосты отнимем и кельпи обратно отдадим… Отца в столицу перевезу… Вот как с замужеством быть – ума не приложу. Не хотелось мне с царем без любви спать, и дело даже не в измене Конору, а в том, что у самой душа не лежала. Но об этом мы решили позже подумать. Сначала на большой площади народ собрали, царя показали и меня как царскую невесту предъявили. Оказалось, что мать мою многие помнят – красавица была известная, даже родня не очень дальняя объявилась. Потом вельможу вывели и преступление его огласили. Мол, колдун он страшный, с нечистью связался, царям головы замутил, ведьмаков по его указке из страны выгнали. Чувство у меня при этом странное было – вроде и вот она, месть справедливая, происходит, но умом понимала, что не честно оно все, хоть влезай и спасай. Не создана я для царской жизни, полной вот таких вот вывертов и подстав. А выбора у меня нет – царя без присмотра оставлять нельзя. Павлин один тут таких дел натворит – не разгребем потом. У него уже в глазах огонь властный засверкал. Чую, придется мне еще с этой птичкой от души повеселиться. Он же еще начал сестру свою в царские любовницы пропихивать, едва понял, что я с царем ложе делить желанием не горю. Дальше глашатаи объявили, что в связи с переполнением чаши терпения и прочими другими глупостями вельможу казнят через утопление в котле с куриной кровью. Традиционная смерть колдунов в нашей стране. И что теперь у нас нечисть будет делиться на законную и незаконную. Потому что ведьмаков в стране мало, а с колдунами темными бороться кому-то нужно. Много их развелось. Каждый второй может колдуном оказаться. Бойтесь, люди, друг друга и соседей своих, пока ведьмаки в страну не вернутся. На казнь я смотреть не стала – и само зрелище не привлекало, и зрители… Отвратительно на душе было. Так что я побежала искать царя, павлина и Конора. Вбежала в комнату, где они условия обговаривали, повисла на шее у своего хмурого жеребца и расплакалась. Устала я за эти дни – сил нет. Умом понимаю, а душой – домой хочу, чтобы жили мы вместе столько, сколько мне отведено, чтобы… вдвоем, я и кельпи мой… и… детей от него хочу, пусть и редкость это большая! И… – Иваша, все хорошо будет! Вот лучше б не успокаивал, просто молча по спине гладил, и все. – Что хорошо?! Что?! Душно мне тут… Выкрикнула, выдохнула, прижалась к Конору покрепче и затихла. – Моя жена будет только моя. Это самое главное условие! – голосом избалованного ребенка объявил царь, глядя на меня. Я с павлином переглянулась, нос кверху задрала, губы презрительно скривила, в общем, как могла – царскую рожу отзеркалила. И очередной раз отметила, что похожи мы с царем, не то чтобы сильно, но… есть сходство. – Значит, омолаживайся прямо сегодня, чтобы на тебя смотреть приятно было. А то возомнил о себе невесть что. Может, хоть после крови жар-птицы красавец станешь… И ведь красивый парень у нас царь, а глаз на Райана скосил и вздохнул завистливо. Дурачина наивная. Ясно ж, кто вместо него столько лет страной правил и нечисть к власти не допустил бы. А этот маньяк помешанный чуть ли не впереди нас поскакал на встречу со старой жар-птицей, которую павлин вызвал, чтобы совета спросить в нелегком деле омолаживания людей. Правда, царь на эту встречу с собой еще отряд доверенной охраны притащил. Объявил им, что выйти может не совсем на себя похожим, но это нормально, и пугаться не надо. Это не темное колдовство, а светлое – жертв никаких приносить не будут, выполняется при свете солнца. В общем, сказки сказывать тоже мастер оказался. Но начальнику охраны слова прошептал, которые после ритуала сказать должен, чтобы тот убедился, что перед ним царь. Тихо-тихо сказал, я не расслышала. А вот Конор с Райаном переглянулись хитро, но молча. С того момента, как павлин моего коня от вельможи спас, они между собой не то что сдружились, но не ссорились. Одной заботой меньше. Казнь уже к концу подходила, когда в окно дальней полуподвальной комнаты, куда мы все набились, влетела старая жар-птица, обернулась древней бабкой, выслушала через дутую губу царское желание здоровой долгой жизни и головой покивала. Повторила сказанное Райаном о том, что при обмене кровью узы возникают неразрывные и нечисть, своей кровью пожертвовавшую, убивать и обижать нельзя. Царь ей указ под нос подсунул, по которому все жар-птицы и кельпи к хорошей нечисти относятся, той, что в законе и почти с людьми в правах сравнивалась. Старуха довольно заулыбалась, уложила царя с Райаном рядышком и сделанной из перьев трубочкой соединила их вены. Я на все это смотреть не стала, снова уткнулась в грудь Конору, прижалась к нему и затихла. Только раз оторвалась, чтобы в его черные глаза посмотреть и прошептать: – Мне никого, кроме тебя, не надо, ты же знаешь?! – Знаю, – усмехнулся мой наглый конь, но потом то ли утешить решил, то ли и правда помутнение у него случилось, потому что поцеловал крепко-крепко и с жаром выдохнул: – Мне тоже никого, кроме тебя, не надо, Иваша! Где я еще такую красивую бешеную кобылку с норовом найду? И тут с той стороны, где царь с павлином кровью обменивались, раздался детский плач. Я чуть не подпрыгнула от неожиданности, потом обернулась, а рядом с Райаном младенец лежит. Русоволосонький, голубоглазенький… миленький такой! – Вот вам ваш царь омоложенный, – рассмеялась старуха. – Дальше сами выкручивайтесь! И улетела… А я на парней уставилась, то на одного, то на второго. И желание стукнуть по заднице каждого нарастало, как катящийся с горы снежный ком. – Дальше что?! – грозно уставилась я на этих двух заговорщиков. Главное, обоих жаль немного – один только что из себя комплимент мне выдавил, я так понимаю, от чистого сердца, а второй бледный и поблекший лежит. Правда, на третьем обороте уже более-менее на человека стал похож, а на четвертом у меня даже рука поднялась со всего замаха этому птичьему авантюристу затрещину отвесить. А на его возмущенно-злой взгляд даже реагировать не стала, подхватила царя на руки и давай укачивать, чтобы не хныкал и думать не мешал. – Дальше иллюзии на себя наложу… – начал Райан и тут же едва не огреб копытом от гневно заржавшего жеребца. – Да не такую! – принялся он внезапно оправдываться. – Царем сделаюсь, понял? Баба твоя со мной постоянно рядом, ты при ней, малолетку этого как наследника чуть позже предъявим. А то, что по срокам оказия вышла, – дело житейское. Но раз я его своим признаю – никто слова поперек не скажет. Будем жить втроем… – на последней фразе кто-то слишком жаркий опять чуть копытом между ног не получил. – Нет, ну целовать я свою жену на людях должен или нет, как по-твоему?! Танцевать с ней на праздниках тоже придется, – и вздохнул, гад, с такой тоской горемычной, будто на жертвы идет страшные. Чтоб его волки задрали, факел чертов! – Короче! Я правильно поняла? Ты днем царя играешь, я с тобой рядом женой, а царевичу надо преданных мамок-нянек найти и нам всем надежного человека, страной править? – Человека нам надежного не надо, – процедил зло Конор. – Вред от них один. У мудрых стариков спрашивать тоже больше ничего не станем, а то попросили помощи и остались с младенцем на руках. Сами разбираться будем, не дураки! Но жена ты будешь моя, ясно?! Днем его, а ночью – моя! Я лишь кивнула согласно, стараясь не рассмеяться. Что-то на меня от напряжения накатило. Только когда мы уже по коридорам дворца в сопровождении обманутой охраны шли, я шепотом у Конора спросила: – А что за история с иллюзией? И тут мой ишак наглый смутился. Вот чтоб мне на месте провалиться – покраснел даже. Но все же выдавил из себя: – Лет десять назад он девкой прикинулся и соблазнить меня попытался. Говорит, что на спор. С тех пор мы и враждуем. Глава 10 Пару-тройку седьмиц мы крутились, как пес за своим хвостом или как белки в колесе. Причем крутились в основном два моих мужчины, фиктивный муж и настоящий. А у меня свой дурдом был – развлеки младенца. Характер у омоложенного царя ничуть не изменился, как был капризным упертым ослом, так им и остался. В нашу ослиную семью вписывался идеально! Но я буквально на первые же сутки поняла: не возьму дело в свои руки, так у нас на руках опять наследник-баловень окажется и начнет всякие пакости строить, когда подрастет. А если с умом воспитывать, то, может, путное что и получится… Нечисть он или людь, какая разница? Но кому, кроме меня, оно надо?! Мы решили жить все вместе, во избежание слухов о любовнике, к которому я по ночам от мужа бегаю. Только Райан с Конором как в дела царские с головой нырнули, так лишь по ночам я их и видела… Никакущих и чаще всего ни на какие подвиги на кроватном поприще не способных. Разве что кто быстрее заснет и громче храпанет в ночи. И ведь кому сказать – первым делом эти двое начали не родню свою в столицу вызывать, а ведьмаков по стране разыскивать и права им возвращать. Но вначале с указом царским знакомили, в котором кельпи и жар-птицы в правах приравнивались к людям. Все бы хорошо, только от этого указа первое время у моих мужчин самая большая головная боль и началась. – Придурки, решили, что теперь нам все можно, – устало как-то в один из вечеров выдохнул Райан. – А мне теперь их по людским законам судить положено и в тюрьму сажать, идиотов. – Сажай… – тоже устало махнул рукой Конор, обнимая меня и целуя, жарко и крепко. – Мои вон тоже решили поле свое отбить и чуть войной на людскую деревню не пошли. Хорошо, нашлось кому их вразумить. А то бы так всю родню в столицу перевез и в застенок бы дворцовый пристроил, по большому блату… – Как вот им объяснить, что по этому чертову указу у них не только права, но и спрос как с людей теперь будет? – павлин, потускневший от грустных мыслей, упал на свою кровать. А когда я уже к дверям в соседнюю комнату подходила, сонно буркнул: – Завтра у нас пир, послы какие-то приезжают… Так что наряжаться начни с утра, чтобы вечером тебя не стыдно было гостям показать. Ну я на это все лишь хмыкнула и дверью межккомнатной хлопнула… Сегодня была одна из счастливых ночей, когда моего настоящего мужа за день не загоняли, как Сивку, и у него явно были планы на ночь, очень заметные планы!.. – Иваша… как я по тебе соскучился, ты не представляешь!.. – И представлять не хочу… показывай давай, – потребовала я со смехом, целуя Конора и вдыхая его странный запах. Я ведь тоже соскучилась!.. Вроде уж первые люди и нелюди в государстве, а непрекращающегося потока удовольствий и в помине нет, одни проблемы с заботами. А на следующий день за мной в детские комнаты заявился мой фиктивный муж, вернее жених еще, так как с венчанием нечисти в церкви все очень сложно и как выкрутиться – мы пока не придумали. Я как раз очередной отбор мамок-нянек устраивала, потому как неотлучно возле царевича находиться мне совершенно не хотелось. Но оставлять на абы кого тоже опасно – не чужой ведь… Райан уселся рядом, повергнув молодых и пожилых в смятение, смущение и растерянность. Конечно, на нем иллюзия прежнего царя, так и тот страхолюдиной не был… Но харизма-то, харизма у него ж павлинья! И замашки всегда соответствовали царскому титулу. Я сначала нахмурилась, пытаясь догадаться, зачем явился. Потом вспомнила про пир и даже благодарно улыбнулась – заботливый у меня жених, сам явился напомнить, да еще и не отвлекает от дел, ждет. Так что вежливо закруглила отбор и, подхватив «царя» под руку, направилась с ним в наши покои, наряжаться. По-правильному, конечно, у царицы свои покои должны быть, у царя свои, у царского советника любимого – свои… Но наше милое чудачество и желание жить вместе народ во дворце понимал и не осуждал. Дела молодые, любовь горячая, девка, то есть я, красивая… А советник – кельпи, нечисть, самая надежная защита от темного колдовства! Конечно, его надо поближе к себе держать. Как-то так, почти без наших усилий, по дворцу завихрились слухи о том, что любовница я царская уже довольно давно, просто прятал он меня до последнего. И мать мою вспомнили даже те, кто ее не знал. И о малыше-царевиче перешептывались, как и о том, что со свадьбой молодые не торопятся не потому, что так оно царю все надо, а потому как была она уже… Вот и не спешат молодые второй раз венчаться. Слухи, конечно, запускались с нашего ведома, но растекались потом сами по себе вольными реками. Даже подгонять не надо было… Но у самых дверей в наши покои Райан решил подлить масла в огонь и прямо при охране, при снующей по коридору прислуге и при нескольких величественно шествующих вдалеке вельможах прижал меня к стене и поцеловал. У-у-ух как поцеловал! Даже голова закружилась… Только поэтому не получил с размаху по роже, наглой и довольно ухмыляющейся. – А ты горячая штучка, ведьмачка! Не зря Конор на тебя так запал, – прошептал мне павлин уже в комнате и рассмеялся с легким клекотом, когда я попыталась-таки приласкать промеж ног этого наглого и на всю голову ушибленного. Потому как воспоминания о копытах совсем у кого-то затерлись, как ветром сдуло. Как я ни отбивалась, а нечисть, да еще мужчина, все равно сильнее, так что в конце концов оказалась я вновь прижатой к стенке. Конечно, можно было еще раз между ног коленом, тем более стоим удобно так… И мои запястья он хоть и сжал, но не со всей силы – вырваться несложно. Но я выбрала другой способ. – Отпусти. Спокойно, уверенно, даже не сомневаясь, что мою просьбу выполнят. И, что самое удивительное, меня действительно отпустили. Райан даже шаг в сторону сделал. Только взгляд у него при этом стал… странный какой-то. Задумчивый, что ли. Но ненадолго, меньше минуты он таким был, незнакомо-серьезным. А потом на лице вновь самоуверенность засверкала. – Все равно целоваться придется, – протянул он с ехидством и губы бантиком сложил, соблазнитель проклятый. Понятно все… И что целоваться на людях придется, и что с этой жизнью втроем тоже надо будет разбираться. Вот тут как раз собственные рассуждения Райана, которые он мне так убедительно внушал, по нему-то и ударят. Обсуждали мы уже это с Конором… Хочешь – не хочешь, а других женщин к нашему павлину подпускать нельзя. Опасно. Хорошо, что он и не рвется на сторону, пока… А потом? Это среди кельпи однолюбов днем с огнем, а у жар-птиц одна пара, как у лебедей. Навсегда. Так что я в ответ тоже ехидно фыркнула и пошла в нашу комнату – наряжаться. А когда вернулась, вместо фиктивного мужа меня ждал настоящий, злющий почему-то, как черт! Схватил меня за руку и потащил по коридорам в зал, мимо всех столов накрытых, мимо гостей, прямо до высокого стула-трона, на котором восседал Райан. Я наивно рассчитывала, что сейчас усядусь рядом и буду добропорядочную жену изображать, но не тут-то было! Царь изволили с трона спуститься, взмахом руки музыку потребовать и меня под ручку в центр зала вывели – танцевать. Чтоб его волки сожрали… факел обнаглевший! А дальнейший балаган павлин не иначе как для Конора затеял – и поил меня самолично, из своего кубка, и угощал со своей вилки, и танцевали мы до упаду, и целовались… так, что отбиваться почти не хотелось. К концу пира я была хмельная не только от вина, но и от внимания, от поцелуев, от объятий во время танцев, от жаркого шепота в ухо о том, какая я красивая… Вначале я шепотом притормозить пыталась, намекая, чтобы не заигрывался. А потом рукой махнула – нравится моего кельпи дразнить, пусть тешится. В ночи копытом огребет и всю свою прыть сразу на несколько дней растеряет. В конце концов я даже решила, что это, может, он от тоски, понимая, что на сторону улететь уже не выйдет, пытается ко мне на хромой козе и сам себя уговаривает, что я вроде как ничего, с медовухой да под кисло-сладким соусом – сойду? После пира меня в комнаты Конор проводил, быстро наспех поцеловал и пошел павлина от гостей отбивать. Нельзя нечисти пить… а царю – положено. Вот и пострадал наш птиц во время исполнения служебного долга, да так страданул, что одного его оставлять надолго было нельзя. Поэтому поскакал мой конь товарища по несчастью выручать, а я – в кроватку, под одеялко. И уже заснула почти, когда два моих нечистивца заявились. Лежу, жду, когда один заснет, а второй ко мне придет… И чего-то все нет и нет никого!.. И разговоров никаких не слышно – тишина. Так что поерзала-поерзала, слезла с кровати и прокралась к межкомнатной двери. Высунулась и обалдела! Спелись, пьянчуги зверообразные… стоят и целуются, чтоб им!.. Ну я тихо обратно, покрывало скрутила, вылетела… и давай мужей этих охаживать, по очереди! Обоим досталось от души, пока они меня вдвоем не одолели, черти… и на кровать вдвоем не завалили… Сначала я злилась, потом просто ругалась, потом целовалась… потом отбивалась от попыток фиктивного мужа стать нефиктивным… обещая, что дефективным его сделаю, если не остановится!.. А потом… потом мы с утра проснулись все трое, в обнимку и вповалку… с Конором в центре. И как-то сразу ясно стало, что так и станем мы дальше втроем жить, дружно… и детей у меня будет много, очень много!.. Черненьких, рыженьких, и, может, даже русые проскочат… Бывает у жар-птиц такая беда, когда второй половинкой кто-то того же пола оказывается. А нашему совсем не повезло – мало того, что мужчина, так еще и кельпи. Но, как выяснилось, из меня талисман для нежити очень даже удачливый. Всем счастья подвалила, а себе – в двойном размере!.. Эпилог Отцу и братьям я гонца отправила почти сразу, седьмицы со дня нашего правления не прошло. В столицу позвала, хотя знала – не приедут. Братья в гости, может, и заглянут, а насовсем – нет, плохо им здесь будет, не столичные они, не городские. Поэтому, как только все более-менее наладилось, села я на Конора и поскакали мы семьи наши навестить. Я мальчишкой переоделась, чтобы людей не смущать, да и быстрее оно так, инкогнито, без пафоса лишнего. Не привыкла я к поклонам, прислуге, нарядам… Прямо сразу как груз с плеч сбросила вместе с венцом, бусами, платьем и туфлями. Доскакали мы быстро. Обратно возвращаться всегда легче почему-то. В избушку я влетела без стука и замерла, глядя на помолодевшего отца… А рядом с ним женщина пристроилась, нечисть. Не кельпи, лешачиха вроде, красивая, яркая, чернявая с зеленью. И запах мха везде, по всему дому. Напряглись они оба при виде меня, но я скандалить не стала. Взрослая уже, вижу, что отец счастлив и лешачка тут давно, раз запах ее повсюду. Значит, не просто на ночку погреться забежала. И кровью своей делится, значит, планы у нее дальние и, похоже, давние. Так что смотались мы с Конором в деревню – старосте указ царский вручили, по которому все поле теперь переходит к речным кельпи, и еды накупили побольше. Вернулись, стол накрыли и пир закатили… А ближе к ночи братья заявились, оба с девками, причем одна с животом уже, заметным. Вот знала я, что братья мои с кельпи спят, но не задумывалась даже, что серьезно все у них. Прям как у меня… Слово за слово, и отец рассказал, почему так легко меня в столицу отпустил. Сынок старосты в тот день сначала в избу нашу заявился, меня не нашел, но старика запугал. Пообещал меня уничтожить, отца моего из дома выкинуть, а братьев подкараулить и перебить. За себя и братьев отец не боялся, а вот за меня волновался очень. Так что едва услышал, как Конор про вельможу и поездку меня прессует, сразу обрадовался. С кельпи ему меня отпускать было не страшно, знал, что парень надежный, хоть и молодой. Присмотрит, из беды выручит… А с сыном старосты связываться всем опасно. Вот и отправил нас прочь, пока все не уладится. Ведьмаки – они даже как родители странные немного. Нормальный отец родную бы дочь с молодой нечистью да в дальнюю дорогу… хм… на коленях бы пришлось умолять, чтобы отпустил! А мой вытолкал и доброго пути пожелал. – Тебе, Иваша, давно пора было мир посмотреть. Не все же время с нами тут, на болотах, крутиться. Опыт – он сам по себе не придет, его искать и собирать по крупицам нужно. Да уж, опыта я понабралась по самые ушки… Поварешкой черпала! Вечер я с одной родней провела, в ночи с другой поскакала знакомиться… А на следующий день, отоспавшись, помчались мы обратно во дворец. Райана одного на троне надолго оставлять опасно – мало ли чего наш павлин наворотить успеет? Напоследок отец меня порадовал, что я не только скоро стану тетей, но еще и младшей вот-вот быть перестану, потому как через восемь месяцев на свет появится еще один отцовский ребенок. Будет у меня братишка-лешонок и племянник-кельпенок. Подрастут, обучатся на ведьмаков и начнут на темных колдунов охотиться. Наследственный же промысел… Наверное, своих детей я тоже к отцу отправлять буду… если заслужат. Ведьмак – это вам не царевич какой-нибудь!.. Ведьмаком не каждый стать сможет. Хотя царем тоже быть тяжело. Но мы справимся, втроем-то!.. КОНЕЦ